Воспоминания китобоя.

Китобои и китобойцы.

В 50-е годы в число парадных меропрятий, получавших освещение на первых полосах советских газет и в кинохронике, входили проводы и встречи китобойной флотилии «Слава». В Одессе, где базировалась флотилия, это бывали праздничные дни, и всё это некоторым образом отразилось даже в известной оперетте И. Дунаевского «Белая акация»: девушка Тоня, роль которой исполняла тогда несравненная Татьяна Шмыга, работала радистом на китобойце.

Чтобы всем было понятно, китобоец – это судно-охотник за китами, порядка 40-60 метров в длину, т.е. небольшое по сравнению с базой, представлявшей из себя плавучий завод по разделке и переработке китов. С плавбазой «Слава» в составе флотилии работало до восьми китобойцев. И всех, кто на судах флотилии уходил на промысел в далекие воды Антарктики, называли китобоями.

В последние десятилетия китобойный промысел был приостановлен международной конвенцией, и всё это ушло в историю. И чем дальше от нас любая история, тем больше, как мы знаем, появляется людей, желающих о ней написать как знатоки или очевидцы.

Недавно я решил посмотреть, много ли есть на интернете об истории китобойного промысла в России. Оказалось – немало; правда, часто они повторяют друг друга. Что я заметил - когда дело доходит до описания технических деталей охоты на кита, появляются множественные несуразности, например, гарпун весит 100 кг (в самом деле гораздо меньше), или собирались вести стрельбу при шторме 9 баллов (даже не смешно). Это явно говорит о том, что авторы сами этого не видели, и, возможно, вообще не бывали на промысле. И тут я подумал: а ведь я был, всё видел, и даже... трогал. И надо бы рассказать об этом, пока ещё жив. Тем более, что у меня сохранилось несколько фотографий с места событий.

Вот как это было. Учился я на корабельного инженера, и весной 1957 г. надо было выбрать тему дипломного проекта, к которой обычно привязывалось и место преддипломной практики. Когда я увидел в предложенном списке «Китобойное судно для Дальнего Востока», то сразу испытал приятное волнение. Я знал, что в Беринговом море работала другая советская китобойная флотилия, «Алеут», и сам этот объект, и далекое путешествие туда обещали много интересного.

Так всё и получилось. Самолёт студентам не оплачивали, но это и к лучшему: неделя на поезде от Москвы до Владивостока, через всю Россию, по рельсам и по карте – это было здорово. Дальше предстоял путь на танкере через Японское море, пролив Лаперуза, Охотское море, один из Курильских проливов и затем на север к Командорским островам, где тогда вела промысел флотилия. Танкер этот был один из тех, которые совершали регулярные рейсы к «Алеуту», доставляя на плавбазу мазут и забирая обратно в тех же танках (после их очистки и пропарки) китовый жир. Обеспечивали они также и пополнение запасов продовольствия, запчастей, иногда замену отдельных членов экипажа, ну и, конечно, привозили посылки от родственников, но об этом потом.

Путь от Владивостока до «Алеута» занимал обычно около четырех дней. Но в этот раз всё пошло не так. Сначала после недолгого плавания при совершенно спокойном море обнаружилась неисправность двигателя. Пришлоь зайти в Находку, где оказалось, что ремонт будет не быстрый. Поставили борт-о-борт другой танкер и перелили в него всё из нашего. Пошли дальше. А дальше, в Охотском море разразился сильнейший шторм, там такое бывает даже и летом. Смотреть при этом на море из ходовой рубки – зрелище необыкновенное. Танкер сам по себе большой, ходовая рубка на большой высоте, и трудно поверить, пока сам не увидишь, что «на девятом валу» нос целиком зароется в волну и она прокатится через всё судно, ударив в иллюминаторы рубки, как бы прямо в лицо. Или увидеть встречное судно на вершине волны, когда корма совершенно оголяется и гребные винты крутятся вхолостую.

Но опять случилось непредвиденное: во время шторма был поврежден упорный подшипник гребного вала, а это значит: стоп машина, хода нет, судно разворачивается бортом к волне и превращается в неуправляемый поплавок. Буксир подошел спустя полдня, всё это время я сидел в каюте, поглядывая на иллюминатор, который то уходил глубоко под воду, то выныривал и смотрел высоко в небо. Буксир привел нас в Петропавловск-Камчатский, где за день был сделан необходимый ремонт, а мне представилась возможность сойти на берег и осмотреть одну из окрестных сопок. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло: благодаря этим двум авариям я познакомился с двумя великолепными бухтами – в Находке и Петропавловске. Остаток пути прошел без приключений. Флотилия в это время встала на рейде около острова Медный (меньший из Командорских островов) и устроила выходной день с выходом на берег, благо в посылках было, в основном, спиртное. Выпивали китобои хорошо, но без каких бы то ни было эксцессов.

На «Алеуте» меня зачислили матросом, и мне пришлось принимать участие во всех обычных работах палубной команды: швартовка, постановка на якорь, перегрузка, уборка. Но были и особенности. В один из первых дней на палубу по кормовому слипу затащили кашалота (хвостом вперед) и начали его разделку. Я попросил сфотографировать меня рядом с китом.

Однажды меня вместе с другим матросом высадили на берег, чтобы набрать чистого песка для пожарных ящиков. Было это в бухте Северная-Глубокая, на восточном камчатском побережье, куда «Алеут» зашел для пополнения запасов пресной воды. Бухта эта действительно глубокая, вот посмотрите: плавбаза стоит кормой почти у самого берега.

Раздельщики орудовали фленшерными ножами – в виде секиры на длинной палке, и вначале сделали два параллельных надреза от головы до хвоста и два коротких по концам, на глубину, как оказалось, толщины жирового слоя. Потом ближе к голове между надрезами сделали квадратное отверстие, зацепили за него гак (крюк) грузоподъёмной стрелы и, скомандовав «вира», аккуратно отделили первую полосу жира, как шкурку банана. Так полоса за полосой «раздели» всего кита, порезали полосы на куски и сбросили их в палубные люки жиротопных котлов. В течение этого времени палуба оставалась сравнительно чистой.

Но дальше последовала разделка туши, а это – мясо, кости, палуба стала покрываться кровью и слизью, что само по себе и ничего, но становилось скользко. Теперь представьте себе, что палуба не горизонтальна, т.е. имеется крен, а так было почти всегда, когда была напряженная работа и шел кит за китом, т.к. одни котлы и цистерны заполнялись, другие опорожнялись, и у механиков не было времени, чтобы переливом других цистерн быстро выравнивать крен. И если надо было перейти по палубе с борта на борт, то под горку – легко, встал и поехал. Но обратно – только держась за что-нибудь, и поэтому часто в обход, и падать не рекомендуется, потом долго отмываться.

Вы, наверно, заметили большую трубу, из которой валит черный дым? Это потому, что «Алеут» был пароходом, в буквальном смысле слова, и все его китобойцы – тоже. Они были построены еще в начале прошлого века, за границей, и первоначально работали на угле, Позднее топки переделали под мазут. Чего до этого мне не приходилось видеть, так это палубных механизмов с паровым приводом. Оказалось, лебедки, шпили, механические пилы для разделки туш были весьма компактны и работали они – ну просто великолепно, как часы, с характерным пристуком.

Набрав нужное количество песка, мы с товарищем осмотрелись. Рядом впадала в залив неширокая речка, вытекавшая из ущелья остроконечных скалистых гор. Хотя был уже август, у подножия гор еще были остатки снега. Против течения шел на нерест непрерывный плотный косяк лосося (какого вида – не помню). Немного повыше река была перегорожена крупноячеистой, как гамак, сетью, в которой застряли несколько рыбин. И полная тишина. Неизвестно откуда появился чукча, молча достал и протянул нам большую рыбу. Баркас всё не приходил, и так как у нас было свободное ведро и спички, мы решили сварить рыбу на костре. Но соли не было ни грамма, так что сварить – сварили, а есть не смогли. Лучше взяли бы на борт.

Китобойцы подходили каждый день, с добытыми китами или без них. Так что снаружи я сумел хорошо их рассмотреть, еще находясь на плавбазе. Внешние архитектурные особенности китобойца – задранная к носу линия борта, носовая площадка гарпунёра с установленной на ней гарпунной пушкой, продублированный пост рулевого управления на открытой площадке сразу перед ходовой рубкой, переходной мостик от этого поста к площадке гарпунёра, бочка наблюдателя на верхушке мачты.

Зачем всё это нужно? Во время охоты на кита всё командование переходит к гарпунёру. Как только наблюдатель сообщает об обнаружении фонтана, гарпунёр перебегает к пушке и голосом подаёт команды рулевому на открытой площадке. Между прочим, у кашалота (а именно они и водились, в основном, в том районе) фонтан совсем небольшой. Вот смотрите прямо вдоль переходного мостика и дальше на воду – как бы небольшое облачко и слева от него угадывается спина кита. Гарпунёр уже на стреме.

Дело в том, что кашалот относится к разряду зубатых китов, т.е. хищников, и при дыхании воду в себя не набирает. Другое дело усатые киты: зубов у них нет, рот всегда как бы широко открыт и перегорожен частоколом тонких роговых пластин китового уса с пушистой бахромой на краю. При каждом вдохе кит забирает большое количество воды, при этом на бахроме застревает планктон – мелкие рачки и водоросли, которые и являются его пищей. Соответственно и фонтан при выдохе получается мощным и высоким.

Наконец, настал день, когда я перешел на китобоец. Сам этот момент мне хорошо запомнился. Китобоец стоял у борта плавбазы как раз в том месте, где были выпускные отверстия отработанного пара из жиротопных котлов, и когда я спускался на палубу китобойца, он весь был окутан густым желто-зеленым облаком с весьма специфическим запахом. Потом я на это уже не обращал внимания, но по первому разу меня приободрили шутливым замечанием: - Духи «Красная Москва». Название китобойца и меня на нём можно увидеть на следующем снимке.

Для начала надо мной немного подшутили, предложив мне порулить (не на охоте, конечно, а на переходе). Дело в том, что тяжелое судно, особенно старой постройки, не сразу реагирует на поворот штурвала, как это бывает на автомобиле или на катере. Поворачиваешь штурвал и ничего не происходит, и если имеешь опыт, то знаешь, что надо подождать. У меня такого опыта не было. Поворачиваю штурвал – ничего, я ещё больше поворачиваю, наконец пошло. Вижу, хватит, кручу штурвал обратно, а судно продолжает всё в ту же сторону. Спешно кручу в противоположную сторону... короче, судно рыскает вправо и влево и я никак не могу удержать его на нужном курсе. Матросы смеются, и я с ними. Между прочим, на этом снимке хорошо виден дублирущий пост управления: штурвал, машинный телеграф и переговорная труба. Компас в кадр не попал.

Охота на кита в принципе напоминает ловлю большой рыбы: зацепить, самортизировать удары, аккуратно подтянуть, взять на борт. Чтобы зацепить кита на расстоянии, в него стреляют из пушки стальным гарпуном. Посмотрите на следующую фотографию: гарпуны закреплены на стенке рубки; стоящая рядом женщина (повариха на китобойце) позволяет зрительно оценить длину гарпуна – порядка метра семьдесят. Самый верхний конец гарпуна – цилиндрический, с резьбой, на него перед выстрелом навинчивают конической формы гранату, которая взрывается в теле кита спустя несколько секунд после попадания. При этом взрыв не повреждает резьбу. Ниже видны шарнирно установленные заостренные лапы (их четыре по окружности), стянутые сейчас шпагатом, чтобы не расходились, но в момент взрыва они-таки растопырятся и прочно заякорят гарпун в теле кита.

Дальше вниз до самого конца гарпуна– это как бы длинное игольное ушко. Многим в детстве приходилось бросать простейшие дротики, сделанные из штопальной иглы и продетого через ушко обрывка нити. Хвост из нити обеспечивал ориентацию иглы в полете строго вдоль её траектории, острым концом вперед. Таким же образом должен лететь и гарпун, и, следовательно, китлинь – тонкий, но крепкий канат, исполняющий здесь функцию рыболовной лески, должен быть присоединен к концу гарпуна. Однако, возникает проблема: гарпун заряжается в пушку задним концом через дуло, при этом китлинь не должен вместе с гарпуном заходить в ствол (см. следующий снимок).

Проблема решается с помощью упомянутого длинного ушка - прорези вдоль гарпуна, передняя часть которого выступает за пределы ствола. Вот сюда-то и прикрепляется первоначально с помощью скобы конец китлиня (см. следующий снимок – гарпунёр готов стрелять). Как только гарпун полетел, скоба соскальзывает к его концу и остается там на всё время полёта. Метательный заряд гарпуна заряжается сзади, через казенную часть.

Китлинь предварительно укладываеся на площадке в виде двух аккуратных бухт по обеим сторонам от пушки – по одной бухте на выстрел. Этим обеспечивается его свободая и безынерционная размотка при выстреле. Далеко ли приходится лететь гарпуну? Стрельбу по усатым китам мне увидеть не довелось. Известно, что ближе чем на 40-60 метров они к себе не подпускают, осторожничают, т.к. у них есть хищные враги, например, косатка (кит-убийца). Кашалоты же вели себя совершенно беспечно: иногда мы подходили к ним на расстояние буквально в несколько метров.

Раненный кит совершает сильный рывок, уходя на глубину. То же самое делает и рыба, и если не амортизировать удар, то или порвется леска, или рыба сойдет с крючка, поранив себя. Роль амортизатора там выполняет упругое удилище, а также умелые действия рыболова, вовремя отпускающего катушку. Теперь представим себе, каков же должен быть амортизатор для многотонной туши кита. Ясно, что это должна быть прочная стальная пружина. Но она же должна быть и очень податливой, и, следовательно, очень длинной. Практически эта задача решена следующим образом: на специальной раме уставливаются короткие пружины одинаковой длины с суммарной длиной как у воображаемой длинной пружины. Концы этих пружин объединены канатным полиспастом с подвижными и неподвижными блоками таким образом, что нагрузка на все пружины одинакова, а их удлинения складываются. Что и требуется. В носовом отсеке китобойца, прямо под палубой установлены два таких амортизирующих устройства, к которым присоединяются коренные концы двух бухт китлиня.

Итак, раненный кит уходил под воду. Судно неподвижно. Люди на палубе распределялись вдоль бортов, чтобы как можно раньше заметить вынырнувшего кита. Здесь начиналось непростое маневрирование с таким расчетом, чтобы кит оказался перед носом, только в таком положении можно, включая лебедку, подтягивать его поближе. Иногда бывало, что кит долго не сдавался, продолжал нырять и его приходилось добивать повторными выстрелами. Между прочим, в процессе вываживания кита гарпуны иногда деформировались. Но не ломались, т. к. их хвостовая часть была сделана из мягкой стали. Потом их выправляли в кузнице на базе и возвращали на китобойцы.

Наконец, сопротивление кита сломлено. Вот посмотрите: кашалот, уже бездыханный, лежит на боку и подтянут к борту. Для того, чтобы продолжать охоту, его придется временно, до вечера, оставить в море. Для этого кита поднадувают сжатым воздухом от компрессора (двое матросов слева) и вонзают в него шест с алюминиевым экраном для облегчения поиска с помощью радара (это готовится сделать матрос справа). К хвосту кита подвязывают линь с буем, чтобы было потом за что схватиться.

Иногда вместо экрана ставили просто флаг.

Координаты оставленных в море китов записывали и передавали по радио на базу, а там решали – какие из них подберет база, а какие – сам китобоец. Вот посмотрите: «Трудфронт» буксирует на базу двух добытых им китов, хвостами вперед, вокруг каждого хвоста цепная удавка, пропущенная через клюз фальшборта и закрепленная на палубе. Скорость хода, конечно, невелика, но, как говорится, своя ноша не тянет. Кстати, здесь можно увидеть и компас перед штурвалом, который не был виден на другой фотографии.

Ну, что ещё... Вы, наверно, заметили, какая у кашалота большая, прямоугольная, как чемодан, голова? Внутри неё – спермацет, нежная желеобразная субстанция, которая была очень ценным сырьем для парфюмерной промышленности. Мясо и жир кашалота несъедобны, и использовались для других целей. В голове же усатого кита ничего особенного нет, но зато мясо его довольно вкусное, напоминает говядину, запах только другой. Когда однажды при мне на «Алеуте» забили такого кита, столовая наварила холодца на всю флотилию. Внизу толстый слой рубленого мяса, а на нём ещё более толстый слой студня, лёгкого, почти прозрачного; дунешь слегка и он колышется...

Иосиф Бененсон

Апрель 2011 г.