Поздравление мне... - просто рассказ

 ... старый циник! Зацени, истинная правда, кстати: Пианино –детское.

Свершилась моя цель.
 Я шла к ней долгие 38 лет.
ПРИШЛИ ЛЮДИ и вынесли пианино из дома.
Насовсем.
Когда то два года я сопротивлялась попыткам научить меня играть на нем.
С шести до восьми лет ни на день не затихала та партизанская битва.
Исподтишка я разрисовывала его карандашами повышенной жирности.
Сейчас они зовутся акварельными.
А потом воровато стирала нарисованное облизанными пальцами.
В знак протеста я даже разрисовала ими днища у стульев и это не было обнаружено. Один сюжет я даже помню: это была священная птица инков –кетцаль.
Ярко зеленая. Я была начитанной девочкой к шести годам
и даже просматривала журналы «Вокруг света».

Лет двадцать назад расставаясь со стульями я не смотрела на днища, было не до того… А в детстве, долбя гаммы на «ременном приводе», я мрачно усмехалась вспоминая кетцаля, предполагая, что сандинистам из новостей в застенках Пиночета тоже приходится сносить унижения.

Нет. Оно не вызывало у меня ностальгии, черное как катафалк, инструменто.
От него как от белого слона нелегко избавиться:
раджа дарил провинившемуся подданому белого священного слона
и тот был обязан «как надо» следить за его благовониями, мойкой, рационом.
Также и мне
в обязанность владельца инструмента 1891 года выпуска -
рука не поднималась раздолбать все это ветхое дерево по частям, чугунную плиту сдать в металлолом и обогатиться хоть этим.

«Гадость нацисткая» - вскипала моя душа, вынуждавшая тело вяло раз в месяц водить тряпочкой по резным узорам, ранам сколов, по ещё немецкой детской переводилке на откидной крышке (отпустите мне грехи музыканты – я не в курсе как она называется). Даже народ-производитель времен третьего рейха пытался оживить эту строгость,
что тут говорить о мятущейся славянской душе шести лет отроду.

Гудело оно знатно – как орган. Вот просто так - без ритма - трогать клавиши нравилось.
Так в записи под водой говорят рыбы и переговариваются киты.

А чего 38 лет терпела?
Как в какой то блатной песенке (да, после обработки инструментом я до тридцати слушала только блатняк, бардов и фолк, чаще арабский или цыганский, а хватив бокал-другой могла доставать ближних народным пением под Кадышеву!
Да, да мне даже не стыдно!)
 - «Ничего то ничего, да этаж девятый».
Любой антикварный салон бывшего Кёнигсберга предлагал самовывоз
и «на реализацию».
Дом девятиэтажка старого «ташкентского» типа с лифтом метр на метр.
По семейному преданию на верх его на руках втащили восемь срочников из спортивной роты Калининграда. Кажется боксеры.
Кстати что с ними стало… Гм… В девяностых, например…

Ура. Его вывезли! За так. В музей.
В усадьбу бывшей графини. Верней в бывшую усадьбу графини.
Пока! Чёрное чудо рукотворное пережившее много поколений, эпох…
Прости что не сложилось.
Осматривающий тебя настройщик, старый, который возможно осматривал тебя и в первое появление в моем доме качал головой
–ты оглохло раньше моего рождения.
Возможно и моё стойкое ощущение о табунах медведей прошедшихся по моему уху лишь наша нестыковка во времени. Вдруг и у меня в шесть лет был слух.
А мама была больше хранителем старины,
библиотечное образование сказалось мамой –тигрой стремившейся обучить дочь музыке? Тогда все верно.
Куда теперь класть много только что нарисованных набросков и залежалых картин?
В комнате стало гораздо светлее и пустовато.
Может просто оставить воздух…

Юлия Казьмина