Как же вело себя трудовое казачество в условиях железной диктатуры вандейцев? Если большая часть казаков-середняков из бывших фронтовиков поддалась антисоветской агитации казачьей верхушки и как бы добровольно взялась за оружие, то другая часть, правда, меньшая, вступила в мятежную армию под зверским напором режима. Она, хотя и подчинилась режиму, но в кризисные моменты открыто фрондировала ему, в чем проявились неизжитые еще настроения, приобретенные на фронтах Первой мировой войны. Эта часть сопротивлялась поголовной мобилизации в армию, выступала против авантюрной и агрессивной политики Краснова, пополняла ряды дезертиров, давала кадры добровольцев в Красную Армию, уводила с боевых позиций целые казачьи полки в знак протеста против продолжения преступной войны против Советской России, как то было в январе-феврале 1919 года в Верхне-Донском округе.
Самодержец Краснов сочинял мифы, будто его мятеж поддержало поголовно все казачество. Но Краснова разоблачил ... сам Краснов. В своих амбициозных воспоминаниях он, сам того не желая, признал, что после молебствий и призывов к мятежу «выходило на фронт очень много. Но по пути многие отдумывали, других отговаривали жены. Многие останавливались под предлогом «прикурить маленько», отставали и возвращались тихонько домой. Шли больше старики и зеленая молодежь, фронтовики серьезничали, ждали приказа» (Дон и Добровольческая армия.., с. 58; выделено мной. — П.Г.).
Как видим, картина хода мобилизации, нарисованная атаманом, не столь уж благостная и вовсе не похожа на всенародный подъем, как о том вещал повсюду Краснов. Весьма примечательна его оговорка насчет казаков-фронтовиков: они вовсе не рвались добровольно вступать в мятежную армию, а «ждали приказа», то есть делали это по принуждению. Трудовой казак, прежде чем взяться за оружие, крепко чесал в затылке, раздумывая: а зачем ему нужна эта война, с которой он может и не вернуться. А когда таких «мыслителей» атаман и его генералы загоняли в строй, у мобилизованных рядовых казаков широкое распространение получил так называемый «станично-хуторской» патриотизм, гласивший: свои станицы и хутора оборонять будем, наступать за их пределы — нет. Краснов обошелся с такими патриотами весьма круто. Он писал о себе в третьем лице, на манер знаменитых древних писателей: «Атаман суровыми мерами расправился с митинговавшими полками, предал полевому суду самовольцев...» (там же, с. 72). Немало «самовольцев» поплатилось за свое упорство тюрьмами, а самые стойкие попали в число тех, кого террористический режим Краснова отправил на вечное успокоение.
Трудовое казачество, втянутое в мятеж либо обманом, либо жестоким нажимом, в значительной своей части испытывало серьезные колебания. Об этих колебаниях доверительно поведал начальник штаба Донской армии генерал Поляков: «Борьба становилась ожесточенной и беспощадной, — вспоминал он о поведении так называемой Заплавской группировки мятежников. — Однако настроение казаков Заплавской группы, нельзя сказать, что было особенно устойчивым. То они горели желанием победить врага или умереть, то вдруг в минуты утомления такая решимость сменялась малодушием. Тогда они глухо ворчали и говорили о ненужности и бесцельности борьбы с большевиками, которых все равно не победить, ибо за ними стоит вся Россия. Случались и худшие моменты, когда они не прочь были «замириться» с красными и выдать им своих старших начальников. Такие колебания станичников от нас не укрывались. Приходилось поэтому направлять ум и энергию не только на ведение боевых действий, но зорко следить за настроением дружинников. Надо было все время поддерживать в них бодрость духа и решительно устранять причины и явления, могущие на них действовать отрицательно» (Поляков И.А. Указ. соч., с. 178; выделено мной. — П.Г.).
У атамана Краснова и его вандейцев при оценке отношения казачества к мятежу явно не сходятся концы с концами. С одной стороны, они укоряют Деникина за то, что он со своими офицерами-добровольцами ведет против большевиков войну классовую, а вот они подняли, в отличие якобы от деникинцев, поголовно все донское казачество на войну национальную, общеказачью. И Краснов, впадая в патетику, рисует в воспоминаниях «Всевеликое войско Донское» фальшивую картину якобы всенародного подъема в поддержку мятежа. «Все отдавалось за свободу родины — жизнь и достояние, — вещает атаман. — Все лошади были отданы или в строй, или в обозы, коров и волов резали без сожаления, чтобы кормить фронт, хлеб возили туда же, туда же отдавали последнее платье и белье» (Дон и Добровольческая армия.., с. 98). Но документы той поры, прежде всего приказы, написанные рукой самого атамана, безжалостно разрушают картину, нарисованную им во славу себе и своему режиму.
Карающая рука диктатора Краснова дотянулась и до иногородних, не скрывавших своей вражды к его режиму. Атаман хотел заставить этих постоянно унижаемых на Дону людей защищать интересы казачьих богатеев. Еще в июне 1918 года он приказал призвать иногородних Черкасского, 2-го Донского и Донецкого округов в мятежную армию. Но многие крестьяне Донецкого округа отказались исполнить его приказ. Это вызвало у атамана взрыв ярости. Он объявил всех уклоняющихся изменниками. «Приказываю всех отказывающихся исполнить свой долг перед родиной крестьян вместе с их семьями выселить за пределы области, а имущество их конфисковать в Донскую казну» (СУР правительства ВвД, вып. 3 и 4. — Новочеркасск, 1919, t. 171).
Чересчур лукавил атаман, обвиняя уклонистов в измене родине, ибо белоказачий Дон был для иногородних не матерью-родиной, а злой мачехой.
Нежелающих служить мятежному атаману оказалось немало и в Таганрогском округе. Всюду на Дону жизнь иногородних была горькой. И таганрогцы тоже ответили на приказ Краснова отказом. В своем очередном приказе (конец октября 1918 г.) предводитель мятежа, впадая в истерику, заявлял, что иногороднее население Таганрогского округа недостойно-де высокой чести служить под донскими знаменами. Атаман рвал и метал: «Угар большевизма, как видно, не прошел еще в населении этого округа... Были случаи массового дезертирства и даже уноса оружия, были случаи злостной агитации. Виновные понесли тяжелую, но справедливую кару — они преданы смертной казни...».
Разъяренный атаман отменил призыв иногородних переписи 1918—1920 годов в округе, заменил его военным налогом в 250 руб. с каждого призываемого и, кроме того, назначением на государственные принудительные работы. Налог было велено «взыскать с беспощадной строгостью». А население округа предупреждалось, что если к будущему набору оно «не выздоровеет от большевизма», то все те семьи, в которых окажутся призывники-уклонисты, «будут лишены права на землю, имеющиеся у них земли и имущество будут отобраны в войско.., а сами они будут высланы из пределов войска Донского» (Донские ведомости, 25 октября (7 ноября) 1918 г.).
Начальник штаба Донской армии генерал Поляков высказался об отношении местных крестьян к мятежной армии столь же гневно: «Все казаки до 52-х лет были на фронте... Оставались еще крестьяне Донской области преимущественно старших возрастов. Но рассчитывать на их помощь не приходилось. Искони настроенные к казакам враждебно, они были крайне ненадежны. При первых неудачах они ... распылялись, предавали своих соседей и уводили к красным командный состав. В этом отношении особенно выделялся Таганрогский округ — угольный район. Крестьяне этого округа, призванные в армию, явно проявили свое отрицательное отношение к казачьей борьбе с большевиками. Случаи массового дезертирства с уносом оружия и злостная агитация вынудили донское командование заменить им службу военным налогом и назначением на принудительные тяжелые работы» (Поляков И.А. Указ. соч., с. 310).
Об изгнании с донской земли иногородних крестьян и конфискации их имущества, как о весьма обычном деле, генерал даже не упоминает. Современные сочинители панегириков о донских вандейцах тоже делают вид, что ничего не знают об их проделках. Но они старательно муссируют малейшие факты из архивов о решении советских органов относительно высылки с Дона контрреволюционно настроенных главарей белоказаков и переселении туда сельской бедноты и рабочих из других губерний, хотя эти решения по военным обстоятельствам остались почти нереализованными. Но комья грязи против Советской власти певцы белоказачьих «доблестей» не преминули бросить. Такая вот объективность у этих господ-сочинителей.
Итак, мятежники под водительством атамана Краснова и при всесторонней помощи германских оккупантов в течение апреля-августа 1918 года прошли как вандалы по территории Донской области, оставив за собой кровь, смерть и разрушения. Они совершили государственное преступление — свергли народную власть, установленную по воле большинства населения Дона — рабочих, местных и иногородних крестьян и передовой части трудовых казаков. Вандейцы Краснова превратили Дон в одно огромное поле кровавого сражения. Террор против сторонников Советской власти приобрел такой накал и такие масштабы, что в эту ситуацию, крайне трагическую, вынуждено было вмешаться Советское правительство РСФСР. Нарком иностранных дел России Г.В.Чичерин направил 25 августа 1918 года ноту протеста хозяевам Краснова — германскому генеральному консульству в Москве. В ноте говорилось: Донская область вошла в состав Российской Федеративной Советской Республики волею «подавляющего большинства донского населения, до сих пор остающегося на стороне Советской власти. Так называемое донское правительство мятежников против Советской власти могло усилиться лишь благодаря посторонней помощи, давшей ему возможность производить насильственные действия в Донской области, где им уже расстреляно свыше 30 000 приверженцев Советской власти и где организуемые им при помощи извне банды угрожают сообщениям Российской Республики с Югом» (Документы внешней политики СССР, т. 1. — М., 1957, с. 434—435; выделено мной. — П.Г.). Однако протест был нагло проигнорирован, и преступления вандейцев продолжались.
Патриоты, уцелевшие от рук озверевших палачей Краснова, заполняли донские тюрьмы. Как следует из обзора деятельности Отдела (министерства) юстиции по тюремной части мятежного правительства, только за период с августа 1918 года по февраль 1919-го численность заключенных в тюрьмах Краснова предстает в следующем виде (см. в Государственном архиве Российской Федерации: Обзор деятельности Отдела юстиции по тюремной части с августа 1918 г. по февраль 1919 г., с. 13):
Наименование тюрем Штатное число мест Среднее число арестантов
Новочеркасская новая 425 2 106
Новочеркасская старая 348 в двух тюрьмах
Донецкая 997 1499
1-я Донская 110 172
2-я Донская 119 216
Ростовская 398 778
Сальская 42 248
Таганрогская 192 628
Усть-Медведицкая 98 803
Хоперская 98 634
Итого: 2827 7084
Как видно из приведенных данных, тюрьмы области были переполнены арестантами в два с половиной раза. Что касается обшей численности заключенных (7 034 человека), то эта цифра не отражает количества всех тех узников, которые прошли через руки жестоких тюремщиков за указанное время, так как арестованные постоянно пополняли тюрьмы, а часть их угонялась на каторжные работы или же умирала от невыносимых условий, хотя средняя численность тюремного населения оставалась почти одинаковой. Так что общее количество лиц, попавших в руки тюремщиков за указанный период, было значительно больше, чем указанная цифра в 7 084 человека. Кроме того, к этой цифре необходимо добавить, как минимум, столько же арестованных в первый период мятежа (с апреля по август 1918 г.), когда террор доходил до белого каления. Таким образом, общее число заключенных при Краснове достигало по меньшей мере 14—15 тысяч.
В отчете тюремного отделения вскользь сказано о военнопленных, пополнявших места заключения: «Эти военнопленные, оборванные, грязные и полуголодные, месяцами не видевшие бани, пришли в тюрьму уже зараженные тифом». Здесь их ждали адские условия, о которых в отчете сказано: «Так как численность арестантского населения значительно превысила нормальное число, то пришлось разместить арестантов в находящихся при тюрьме бараках — кирпичных сараях. При этом тюрьма (Новочеркасска. — П.Г.) еще не была приспособлена для содержания арестантов. В ней не было освещения, водопровода, канализации; одиночный корпус не имел даже временных печей, не везде были замки, стекла в окнах. Часть камер не имела полов, баня не функционировала» (там же, с. 14). Короче, правительство Краснова очень «позаботилось» о том, чтобы как можно больше своих противников отправить туда, откуда возврата нет. За отчетный период в тюрьмах Дона заболело сыпным тифом 542 узника, умерло 129, возвратным тифом заболело 1 254, умерло 200 человек (см.: там же, с. 15).
В заключение отчета даже свирепый тюремщик обронил слезу сострадания: «В переполненных тюрьмах находятся дети арестованных, ничем неповинные и вынужденные переносить ту же жизненную обстановку...» (там же, с. 18).
Подлинность указанных фактов засвидетельствовал управляющий Отделом (министерством) юстиции Захаров, чтобы апологеты белоказаков, вроде Козлова и Венкова, не вздумали их опровергать.
Самым боевым противником казачьих мятежников были пролетарии Ростова, Таганрога, шахтеры и металлурги Восточного Донбасса. Против мятежников особенно доблестно сражались шахтеры Александровска-Грушевского. Их героизм в защите Советской власти поверг в изумление даже поднаторевших в расправах красновских генералов. Триады белоказаки предпринимали атаки против шахтерского города, и безуспешно. «Неудачные атаки этого пункта «Северной группой» при содействии наших частей, — вспоминал один из казачьих генералов, — уже подорвали у казаков веру в победу здесь. Неуспешные операции против Александровска-Грушевского следует объяснить не только ошибками и неумением командования «Северной группы» согласовать атаки по времени, но и еще упорством шахтеров. Они здесь защищали свои дома, свое имущество, и проявляли редкую устойчивость» (Поляков И.А. Указ. соч., с 187).
Красный Александровск-Грушевский в Донбассе, как красный Царицын на Волге, продолжал с изумительным мужеством противостоять мятежникам. «На севере, в расстоянии двух переходов от Новочеркасска, — вспоминал генерал Поляков, — еще держался оплот большевиков город Александровск-Грушевский, служа источником неисчерпаемых резервов красных, осевших на ближайших подступах к городу с этой стороны» (там же, с. 205). Против немногочисленных сил защитников города был брошен крупный отряд войск мятежников в составе 6 пеших и 2 конных казачьих полков при 7 орудиях и 16 пулеметах под командованием отличавшегося особой жестокостью полковника Фицхелаурова. В кровопролитных боях янычары Фицхелаурова сумели наконец сломить сопротивление шахтеров и только 25 апреля (ст. ст.) овладеть городом, а потом прошлись, как гунны, по всему угольному району.
Особенно масштабную карательную операцию вандейцы Краснова провели против передовой части казачества под флагом ... «расказачивания» . Эта акция своим острием была направлена против тех, кто, вернувшись с фронта на Дон, приветствовал народную революцию и ее исторические декреты, принимал прямое или косвенное участие в разгроме калединского мятежа, в установлении на Дону Советской власти и ее защите от озверевшей казачьей верхушки. Эта изуверская кампания, втянувшая в свой безумный омут десятки тысяч передовых борцов за лучшее будущее трудового казачества, доказала неопровержимо, что казачьего сословия, как единого целого, уже нет, что оно давно раскололось на антагонистические части, что его господствующая верхушка готова бешено сопротивляться грядущим переменам, любой ценой отстаивая свои привилегии, обрекая лучшую часть трудовых казаков и их семьи на безмерные человеческие страдания.
Голуб Павел Акимович
Оценили 5 человек
10 кармы