- Я его боюсь, - балерина направила дрожащий перст в сторону Сергея, моего старого и верного напарника.
История эта длилась долго. Слишком долго, чтобы осточертеть всем её участникам. Пиши я пьесы по мотивам этой драмы, то назвал бы каким-нибудь «Скандалом в благородном семействе» или «Кидаловом в богемной среде».
Вика (имя изменено во избежание) была балериной. Хорошей, говорят, балериной. В Большом театре крутилась волчком, честно зарабатывая бурные и продолжительные аплодисменты от восторженной публики.
В процессе расследования говорил я с одним из печальных интеллигентов из её окружения. Тот, узнав от меня исконную народную мудрость, что воровка никогда не будет прачкой, а балерина вполне способна стать воровкой, подавленно и скорбно оповестил:
- До чего же жизнь проклятая в России нас довела. Вика же с самим Мариасом Лиепой танцевала. И тут такое!
Интеллигент чуть не рыдал от несовершенства и мира, и нашей страны. На самом деле довела Вику до скамьи подсудимых вовсе не тяжелая русская жизнь, а непреодолимое стремление к жизни лёгкой, тупой и беззаботной.
До того момента как-то не сталкивался я с живыми балеринами. Эту сферу знал больше по мемуарной литературе, да по трансляции «Лебединого озера» в час суровых испытаний. А тут вот она, перед нами, вся такая надменная служительница высоких искусств. На ней плотные фирменные джинсы – юбки балерины не носят, поскольку ноги у них накаченные, страшные, их лучше скрыть от постороннего взгляда. Она сухощавая, высокая. Угловатые движения, в которых чувствуется сильная скрытая пластика.
Утверждение, что государство не заботится о балеринах - это лукавство и передёргивание. Уж о них всегда заботились, как ни о ком другом. Издавна эти птички в тридцать пять лет упархивали на пенсию. В какой-то мере это было справедливо с учётом их каторжного труда с раннего детства. Ну а заодно серьёзного международного резонанса их деятельности на благо мировой культуры. «Большой театр и Достоевский» - это на вопрос о достоинствах России ответит вам любой более-менее образованный западный абориген.
Тридцать пять - возраст для таких нагрузок предельный, а ничего в жизни, кроме как танцевать, они не умеют. И, обладая в массе своей поразительной пустоголовостью, научиться ничему уже не в состоянии. Так что заслуженная пенсия, и никак иначе!
В общем, картина такая. Пенсия у Вики есть. Мужики в наличии. Возраст – только сороковник стукнул. А амбиции, запросы никакой пенсией не удовлетворить. Дама привыкла жить красиво и ни в чём себя не стеснять. И чего теперь делать без выступлений и загранпоездок? Как же она без привычного ящика дорого французского вина в неделю? Да никак! Попыталась бизнесом заниматься, изысканным таким – торговлей антиквариатом. Бизнес не пошёл. Ну хоть иди и воруй… Воруй? Ну а чего такого!
Конечно, подбирать отмычки и лазить по чужим хатам, или на крайняк, по деревенским сараям, она не стала. С такой биографией и богемными манерами путь только в воровки на доверии.
Вот и пошла в Москве серия мошенничеств с антиквариатом. Приходит вся такая возвышенная и гламурная, вся такая актриса высокого жанра, к арт-дилеру, у которого затоваривание, а найти хорошего клиента - основная проблема. И объявляет, что у неё есть покупатели на императорский фарфор и серебряный кувшин мастерской старика Фаберже. Дилеры и рады – бери, Викуся, товар, а деньги потом принесёшь, денька через два-три, а то и через неделю.
Антикварная среда такая – там постоянно кого-то обманывают на деньги и вещи. И при этом такой безалаберности, как среди антикварщиков, в плане документирования сделок не найдешь нигде. Хорошо еще, если нотариально не заверенную расписку возьмут, что такой-то получил у них картину Налбандяна стоимостью сто пятьдесят тысяч долларов, которые обязуется отдать в ближайшее время. Но обычно всё вообще на честном слове держится.
А слово – вещь такая, условная. Особенно для хозяев своего слова, которые сами дали его, сами взяли обратно. Для Вики же слово было вообще пустым сотрясением воздуха. Так что забирала она вещи с обещанием деньги отдать завтра или послезавтра. Тут же толкала за полцены. И наслаждалась наваром –заказала, как Волочкова, мебеля в спальной за двадцать тыщ баксов. Купила еще несколько ящиков французского марочного вина. И довольная, счастливая, как бабочка, порхала и крылышками мирно шелестела. Но долг ведь лежит на её совести… И может лежать там до скончания веков.
Получили мы оперативную информацию, что богемная дама ходит по московскому арт-рынку, уже обманула массу торговцев. Стали мы эту информацию оценивать и подтверждать. Тут и нарисовался перед нами неземной образ балерины, которая берет всё, что ей нравится, потому как не тварь дрожащая она, а право имеет.
Стали мы копать. И вот уже одна потерпевшая заяву пишет. Потом другая. Третья. Три эпизода – как раз такой комплект, когда гражданско-правовые отношения резко переходят в уголовно-правовую плоскость.
А потом начались наши мытарства. Тогда мы судебную практику по кидаловам с предметами искусства только нарабатывать начали. А мошенничество – такой скользкий состав преступления. Так всё в трактовках субъективной стороны настолько запутано, что привлечь жулика к ответственности есть такой подвиг Геракла. Оно и понятно – в девяностые судебную практику и законы писали те, кто считали жуликов социально близкими. Потому что вся наша жизнь девяностых годов была сплошным раздербаниванием и жульничеством, и выдергивать отдельных мошенников и пороть их принародно было чревато обиженными визгами: «А чего ко мне привязались? Чем другие лучше?! Не, вы мне рот не заткнёте!»
Тогда все было сделано, чтобы таких дел было как можно меньше. Например, для возбуждения дела по статье 159 УК РФ прокуратура требовала, чтобы были опрошены сами мошенники. А они или не являлись – пока нет уголовного дела, даже привод уклоняющемуся от дачи показаний не оформишь. Или, узнав, что в отношении них копают, тут же линяли за бугор и там хохотали над российским «суровым» правосудием от всей души. До сих пор масса беглых кишечнополостных паразитов так и продолжает хохотать – благо, денег столько спёрли, что и правнукам хватит на Майями Бич коктейли глушить.
Собрали мы материал доследственной проверки, зарегистрировали заявления потерпевших – тогда ещё КУСП давали в дежурке МВД. И начались наши хождения по следствиям и прокуратурам. Бесплодные и унизительные, поскольку нам выкатывали такой набор действий по доработке материала, который без возбуждения уголовного дела исполнить просто нельзя.
Ребята из службы по борьбе с экономикой намекали, мол, по своей практике знают – по мошенническим делам органы следствия в Москве начинает разговор с двадцати тысяч долларов. Но это экономические дела, нередко заказные, там всё шиворот-навыворот. Угрозыск с такими проблемами не сталкивался. Вон разбойник, вон потерпевший, какие тут непонятки с возбуждением дела? И вот тут и столкнулись. Динамят нас, гады, дело не возбуждают. Уже появилось желание плюнуть на всё. Даже сослуживцы посмеиваются:
- Да оставьте вы балеринку в покое. Что к бедной женщине привязались?
Но потерпевшие звонят и интересуются - это чего у нас за такое избирательное правосудие? В общем, стыдно нам и за себя, и за правосудие в целом. Но поделать ничего не можем – гоняют нас по этим бумажным кругам ада.
Вику мы всё же выдернули на дачу объяснений. Приходит фифа такая гладкая, на нас взирает со скорбной высоты своего нереального величия – мол, пытайте, терзайте человека искусства, нелюди.
А дальше комедия положений началась. Кое-как дала она нам объяснения и даже расписалась. Серёга, человек юморной и обаятельный, мастер подначивать дам и мастак фривольных шуточек, до перевода в ГУУР МВД России много лет прослужил заместителем начальника спецотдела МУРа. Там постоянно имел дело с самым отпетым отребьем, с разбойниками, с убийцами. А вот с балеринами дел не имел, равно как и с творческой интеллигенцией. Потому и понесло полковника милиции куда-то не в ту степь.
- А вы правда балерина? – спрашивает он с искренним интересом.
Вика смотрит на него обречённо и гордо, как на инквизитора, выбравшего жертву гнусного оговора и готовящего её несправедливое и постыдное сожжение. И роняет высокомерно:
- Да.
- И где танцевали?
- В Большом театре. В лучших постановках.
Серёгу этот высокомерный тон немножко задел, ну он и выдал на орехи:
- И чего, вот так танцевать можете?
- Конечно.
- Вот прям и на столе смогли бы станцевать?
Тут у неё челюсть вывалилась, смотрит на Серегу, будто увидела бегемота в розовых и синих бантиках и наяривавшего на рояле. С полминуты пыталась вернуть себе дар речи. А потом гневно прикрикнула:
- Я не из тех!
- А, понятно, - миролюбиво кивнул Серёга.
А мы её уже на воле «окружили» и представляли в деталях, чем она дышит. Она как выскочила от нас, искрящаяся, как бочка пороха перед взрывом, так и развила бурную деятельность. Начала метаться по всей столице и всем знакомым и полузнакомым людям щедро поливать грязью подлую российскую милицию. При этом выражалась в формах и словах, которые, по идее, ну никак не свойственны представителям творческой прослойки.
Эволюция её обвинений. День первый:
- Менты совсем охренели! Притащили меня в отделение милиции. Ну, такое большое, десятиэтажное здание на Житной улице.
Это она имела в виду здание МВД России.
- Облаяли. Один такой наглый, грубый и говорит мне: «Ну-ка, пляши на столе!..» А я перепугалась, и в ответ сказать ничего не могу.
Московская богема от таких слов за сердце хватается. Мол, вот наконец случилось то, о чем давно предупреждали неполживые интеллигенты и либеральные журналисты. Вернулся тридцать седьмой год. Страну накрыла тень Сталина с репрессиями. Вот он, архипелаг ГУЛАГ. И Бутовский полигон с расстрельным рвом. На святое покусились. На искусство и Большой театр.
День второй:
- Менты клятые. Говорят – пляши на столе. А я ему – а хрен тебе, убогий!
День третий:
- Пляши на столе – говорит мне. А я ему: хрен тебе. У меня такие адвокаты есть. Кучерену, Борщевского знаешь? Так что сам у меня спляшешь!
День четвертый:
- Пляши на столе. А я ему – хрен тебе. Я тебе такое устрою. Это твое последнее дело будет, ты понял, да?! А он и съежился. И замолк!
Потом следователь спрашивал, чего еще мы из доказухи имеем. Обрадовался, что у нас есть видеозапись разговора. Прослушал её и со вздохом вернул нам кассету:
- Уберите подальше и никому не показывайте.
Да, вызывающе получилось.
А Вика после этой душевной беседы взбесилась и понесла в даль степную, как ошпаренная лошадь.
Мы перед допросом прокатали её по базам данных управления оперативно-розыскной информации. Конторка эта полезная тогда только была создана, но информации у них уже было вагон и маленькая тележка. От них и узнали, что Вика была замужем за очень известным спортсменом, чемпионом олимпийских игр по фигурному катанию, из тех, кого знал каждый нормальный гражданин СССР. Они давно развелись. Сыночек их взрослый, балбес непутевый, все время в полукриминальных историях. На его машине подмосковная братва трупы перевозила с разборок, и похоронную тачку тормознули. Но ему как-то с рук сошло.
Во время беседы мы ввернули парочку таких фактов, чтобы создать ощущение у Вики, что она под плотным колпаком и не спрыгнет. Затея удалась на все тысячу процентов. Она просто с рельс сошла и рванула, как заминированный партизанами германский паровоз.
У неё был любовник, с которым она перед этим разлаялась. И её торкнуло, что он слил на неё информацию «проклятым ментам». Тут балерина развила бурную иррациональную деятельность. Стала бегать по каким-то своим крутым знакомым, требовать, чтобы этого любовника на разборку дернули, а еще лучше прикопали бы.
- Он на меня донёс! Иначе откуда менты про меня, мужа и про сына знают?!
Мужику я не позавидовал бы. Но он вроде выжил. И, наверное, зарёкся к театрам на орудийный выстрел подходить.
А дело мы все же возбудили. Полтора года потратили. В итоге попали на приём к заместителю Генерального прокурора. Тот слегка обалдел, когда узнал, как его подчинённые материал волокитят. Хлопнул ладонью по столу.
В итоге полтора года возбуждали дело. Месяц расследовали…
Ох, Вика. Всё же удивительное существо. Такая эльфийка в мире гоблинов. По внешнему виду – чистая Волочкова. И по поведению – тоже чистая Волочкова. Последняя, говорят, также чуть за мошенничества не села. Ужимки, лексикон, характер – настолько всё похоже. Как сёстры. А недавно Плесецкой мемуары прочитал – так и она точно такая же, центр и опора Вселенной, которую жутко обижала советская власть, ну просто в душу плевали, не давая покупать замки и лимузины.
Вообще, если смотреть вглубь истории, то изначально тех же балеринок никто не превозносил до верхних слоёв атмосферы и не считал богинями Искусства. Та же Мариинка скорее воспринималась, как очень дорогой публичный дом для элиты страны. Романовы там постоянно отоваривались живым товаром. Частично эти традиции сохранялись и в СССР, но очень кулуарно. Зато официально было предпринято надувание величия этого вида искусства и его служанок. В общем-то, это правильно, все же искусство и правда большое.
Ну а сейчас что там творится? Волочкову, не раз упомянутую, послушайте – она утверждает, что традиции элитного борделя там не только вернулись, но и расцвели невиданно. Теперь вроде бы балеринкам не дарят бриллианты, работают девушки исключительно за еду и роли.
Очень балеринки все похожи, прямо как клоны. Хотя какое клонирование! Папа-мама Вики хорошо известны. Отец – коренной француз, друг советской власти. Мать тоже богемная. И дочку с люльки воспитывали в ощущении собственной исключительности. И в итоге воспитали на свою голову такую звезду-гигант Бетельгейзе.
А звезда это что? Это гравитационный центр, вокруг которого вращаются всякие ничтожные небесные тела типа планет и комет с астероидами. Звезда светит, а все вокруг обязаны купаться в лучах её величия. И если она и шалит, ну, забрала у кого-нибудь вещичек на пару десятков тысяч баксов, то это же так естественно. Ей благодарны должны быть, что ОНА снизошла. ОНА почтила вниманием. А ей плебеи кричат: «Отдай деньги!» Ну, что за низкие люди!
А тут градом посыпались разочарования. Появился уголовный розыск. И оказалось, что она вовсе не гигантская Звезда, вокруг которой все крутятся, а скорее астероид, с перспективой развалиться в космическую пыль. И это осознание вводило её в ступор.
Пообщался я с её окружением. Там и остальные такие же, разве чуток поумнее. Фифа из той же шибко культурной балерунской среды:
- Викуся воровать начала? Фи, как это глупо… А сколько украла? Около сорока тысяч долларов? И стоило мараться за такую мелочь!
- Почему мелочь? – удивлялся я, поскольку в те времена, начало двухтысячных, эта сумма была очень даже приличная, а потом цены на предметы культуры так скаканули, что наворованное уже тянуло на полмиллиона «бакинских».
- Да это разве деньги? Мы с моим молодым человеком за три дня сто тысяч долларов прогуяли.
- Это как?! – изумляюсь я.
- Да это не сложно. Он бросил эти деньги к моим ногам.
- А где взял столько?
- Украл. Потом, правда, сел за это. Но как же мы отжигали!
И мечтательно затуманившийся взгляд фифы. Еще один центр космического притяжения. Как тогда рекламка с Клавкой Шифер была злокачественная, испортившая нам целое поколение: «Ведь я этого достойна!»
Потом суд да дело. Судья был иронично настроен и даже глумлив. Перво-наперво он объявил:
- Это же надо, сотрудники милиции по первому зову явились.
В чем тут загвоздка – я сразу и не понял. Меня учили, что по судебным повесткам надо являться. Особенно по делам, на которые потратил полтора года. Потом понял – судья считал, что мы какую-то дольняшку с этого дела имеем. Для меня такая постановка вопроса была дикой – мы мзду не брали, в связи с чем нас многие за блаженных держали.
Судебное заседание. Допрос балерины, которая решила уйти в несознанку и забрать обратно показания.
- Вы же вот объяснение в МВД давали? – спрашивает её строго судья.
- Давала. Но я боялась!
- И кто вас запугал?
- Он! – тут она тыкает пальцем в сторону Серёги, вид у которого на редкость умиротворенный, а глаза просто буддисткой добротой и спокойствием светятся. – Он меня запугал. Я его и сейчас боюсь!
Дальше вообще концерт начался. Виновной Вику признали по мошенничеству в крупном размере. И наказание ей отмерили аж пятьдесят тысяч рублей штрафа.
Потом встречался с потерпевшей. Та все бушевала:
- Это что такое? Почти на пятьдесят тысяч зелени обула! Ущерб ни копейки не возместила! И пятьдесят тысяч деревянных штраф! Это где в мире такое видано?
И дальше обвинения в сторону России в стиле еще тогда неизвестного Навального – мол, нет в этой стране правосудия.
- Ну не знаю. Может, откупилась? – только и остается мне говорить.
- Да ладно, откупилась. Судья и так богатый человек, чтобы с неё крохи подбирать.
- Богатый? – удивляюсь я.
- А ты не знаешь? Поговаривают, он в первой инстанции дело по Аэрофлоту рассматривал. К нему ходатаи от Березовского заявились с предложением миллиона долларов за оправдание. Тот им и говорит: «оправдаю, а вторая инстанция отменит». Те ему: «это не важно, нам главное шум поднять, что, мол, дело политическое, нашелся честный судья и в первой инстанции оправдал»… Судья помялся. Понятное дело, на пенсию после этого надо уходить. Но решился… Оправдал. Приговор его отменили. Шум в мировых СМИ поднялся о судебном произволе в России. Судья уже вещички собирает, на пенсию. А тут ему и говорят: «Ну, с кем не бывает. Работай».
Не знаю, насколько эти слухи основательны. Но ходили они очень настойчиво.
- Вот он и работает, - киваю я.
- Ну да. А я уверена, что муж её олимпиец со своим авторитетом к судье завалился. Сказал: «Жена у меня дура, сажать её нельзя, она в зоне недели не протянет». Судья проникся. Но оправдать нельзя – доказухи полно. Тогда он её влепил не десять лет, а штраф, притом смешной. Вообще, прецедент невиданный – чтобы по такой статье, с не возмещенным ущербом, и такая кара.
Дело на том не закончилось. Получили информацию, что в одном очень знатном и хорошем доме некоторые вещички лежат. Но дело уже через суд прошло. Кто должен обыска выписывать? В дом входить? Судебные приставы? Вообще методика изъятия краденого после вынесения приговора у нас фактически отсутствует. В общем, плюнули мы на вещички. Тому ещё кое-какие причины были.
Вика больше в поле зрения не возникала. Завязала с антикварным бизнесом. Да и неудивительно – кто её с уголовным прошлым пустит в приличный дом?
Интересно, в как же она, бедолага, свои непомерные материальные запросы сегодня удовлетворяет? Уж не на столах ли пляшет? Хотя вряд ли. Возраст уже не тот…
Оценили 19 человек
30 кармы