Манифест обновленного СССР

 Текст Манифеста впервые опубликован на сайте http://кировец-нск.рф/

 Настоящий Манифест принят Открытым Советом народного движения "Домой в СССР!", состоявшимся 11 декабря 2016 года в Новосибирске: https://www.youtube.com/watch?...

Вступление

17 марта 1991 года состоялся исторический референдум, в котором участвовали 148,5 млн. граждан СССР, или 79,5 % имевших право голоса. Из них 113,5 млн., — 76,4 % — сказали «Да» сохранению обновленного СССР. Причем, «Да» сказано как по СССР в целом, так и по каждой союзной республике.

Это решение Референдума ниже именуем Решением Народа.

СССР обрел высшую легитимность. Требовалось лишь обновить его.

Прошло 25 лет. Для Истории – мгновение. Для власти и народа — это период смуты, момент истины и время ответа на актуальные вопросы.

До сих пор нет юридического акта, отменяющего Решение Народа.

СССР, юридически еще жив. Он жив не только как юридический фантом, но и как дух народа и как символ власти, взывающий к нам музыкой гимна России.

Почему Решение Народа не выполнено? Каким должен быть обновленный СССР? Кто, когда и как выполнит Решение Народа?

Цель настоящего Манифеста – ответить на эти вопросы, вооружить народ правильной идеологией и защитить от ошибочных путей.

Оглавление

1. Почему власть не обновила и не сохранила СССР?

2. Причины кризиса и развала СССР.

3. Идеологические основы обновления СССР.

3.1. Новый способ общественного производства.

3.1.1. О сути новой экономической модели.

3.1.2. Опыт на базовом уровне предпринимательства и занятости.

3.1.3. О правильной субординации прав в экономике.

3.1.4. Человек и его культура во главе экономики.

3.1.5. Воспитание нового человека.

3.2. Преодолеть марксизм.

3.2.1. Методологические ошибки марксизма.

3.2.2. Ложная теория стоимости.

3.2.3. Ложная классовая позиция.

3.2.4. О сути революционного мышления и практики.

3.3. Отвергнуть экономический либерализм.

3.3.1. Классовые корни экономического либерализма.

3.3.2. О задаче общественного раскрепощения труда.

3.3.3. Либеральный колониализм.

3.4. Китайская экономическая модель и новый путь СССР.

4. Общая задача совершенствования общества.

1. Почему власть не обновила и не сохранила СССР?

Находившаяся у власти элита, очевидно, была деморализована. Государственное командование экономикой терпело неудачи. Народное хозяйство было разбалансировано. Выявилась неспособность конкурировать с экономикой Запада. Цели и идеалы коммунизма перестали объединять власть и народ. Партия власти — КПСС — превратилась в ослепшую стаю, ведущую народ в никуда. В воздухе витало массовое желание перемен.

Народ, даже в этой атмосфере, сказал: «Да» сохранению СССР, — чем выразил свои реальные идеалы. Но власть этим идеалам не соответствовала.

Именно она довела СССР до системного кризиса. Она была неспособна к обновлению и, вместо выполнения Решения Народа, разорвала народ границами чиновничьих суверенитетов, распалась на региональные части.

Выявление и устранение заблуждений власти, как причин кризиса и развала СССР — первое условие выполнения Решения Народа.

2. Причины кризиса и развала СССР

СССР – это реинкарнация Российской Империи, осуществленная в 1922 году, по итогам Гражданской войны, на идеологической базе марксизма.

Империя есть высшая государственность, объединяющая народы причастностью к общей исторической миссии.

Миссией СССР был исторический рывок народов к социализму и коммунизму, как новым способам общественного производства.

Магия именно этой миссии подняла СССР из пепла Российской Империи, мобилизовала народы на индустриализацию, на победу во Второй Мировой Войне и создала социалистический лагерь, охвативший треть населения планеты.

Но судьбы империй определяются не только их историческими миссиями, за которыми идут народы, но и идеологической адекватностью правящей элиты и эффективностью способа общественного производства, который она олицетворяет.

Руководящая сила СССР – партия большевиков — исповедовала марксизм.

Партия большевиков дала народу имперскую истину строительства нового общественного строя – коммунизма.

Но властной элите дала другую идеологию, — идеологию административного способа производства, классовые корни которого лежат в капиталистическом способе производства.

Раздвоение истин: одна для народа, другая — для власти, — было запрограммировано «Манифестом коммунистической партии» от 1848 года.

Первым тезисом этого Манифеста сказано, будто «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов». Было заявлено, будто «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов».

Но вовсе не победа рабов привела к падению рабовладения. И вовсе не победа крепостных привела к капитализму.

Тезис Коммунистического Манифеста о классовой борьбе явно противоречит главному положению марксистского исторического материализма, что движущей силой истории является развитие производительных сил и противоборство выстраивающихся над ними разных систем собственности (производственных отношений), и, соответственно, разных классовых ансамблей.

В этой связи, каждый способ производства, как единство производительных сил и производственных отношений, несет особое общественное разделение труда и объективно воспроизводит особый классовый ансамбль.

А каждый классовый ансамбль чреват особой общественной формацией, — диктует особую систему правовых и политических отношений, обслуживающих данный способ общественного производства.

История, в этом свете, творится борьбой не между классами, а между способами производства, навязывающими обществу разные формации.

Феодализм сменил рабовладение вовсе не из-за классовой победы рабов над рабовладельцами, — а в силу экономического превосходства феодальных хозяйств над рабовладельческими хозяйствами.

Капитализм пришел на смену феодализму вовсе не из-за классовой победы крепостных над феодалами, — а в силу превосходства капиталистических хозяйств.

То есть, основная борьба, движущая историю, есть борьба между общественными формациями, но вовсе не между классами.

Способы производства побеждают друг друга высшей производительностью труда. Формации, основанные на отсталых способах производства, разоряются, а их ресурсы переходят к победившей формации.

Классовая борьба замкнута внутри каждого способа производства и представляет собой внутренний – второстепенный для общества – фактор развития способов производства и основанных на них формаций, сосуществующих в обществе.

Даже когда классовая борьба выплескивается на общество в целом, как противоречие господствующей, но устаревшей формации, она играет лишь вспомогательную роль, помогая новой формации добивать отживающую.

Вознеся тезис о классовой борьбе, марксисты исказили субординацию общественных отношений, разбудили внутрипроизводственного дьявола классовой борьбы и своими заклинаниями вывели его на историческую сцену, словно джина из бутылки.

Этот джин заведомо неадекватен задачам продвижения новой общественной формации.

Если он вызван из недр нового способа производства, то он служит лишь разрушению этого нового, мешает ему укорениться в обществе и конкурировать со старыми способами производства.

Классовая борьба обостряется, как правило, именно внутри отживающей, пока еще господствующей, формации, — именно в силу ее низшей эффективности.

А поскольку этот джин вызван из старой формации, то он несет интересы одной из сторон старого классового ансамбля, находится в плену ее аксиом, и, по мере победы, превращается в дух реинкарнации старой формации из пепла общественного пожара.

Подменив классовой борьбой борьбу нового способа производства со старым способом, марксисты свели исторические революции к кровавым псевдореволюционным пожарам, к битвам за власть, с неизбежными реинкарнациями старых формаций.

Именно на это они обрекли власть в СССР, именно поэтому она оказалась не соответствующей духу строительства коммунизма, сплотившему народы в СССР.

Реальный коммунизм, как общественная формация, утвердится не победой пролетариата в классовой борьбе, а реализацией коммунистического способа производства, превосходящего капитализм по производительности труда.

Победа пролетариата, сама по себе, ведет не к коммунистическому переустройству общества, а к тотальному господству наемного труда — к экзотически крайней форме капитализма, — к диктатуре пролетариата.

Диктатура пролетариата есть, на деле, диктатура наемного труда, то есть, полное отрицание свободного труда.

Итак, народам СССР, в качестве имперской истины, дали верную цель – строительство коммунистической общественной формации, как царства свободного труда.

Но властную элиту – тезисом о классовой борьбе — пленили ложной идеологией царства наемного труда.

Носителем этой идеологии является ключевой институт капиталистической частной собственности – административная система и воспроизводимый ею административный класс.

Так марксисты ввергли СССР в ситуацию благих намерений, ведущих в ад.

Как отметил В.И. Ленин, опыт уже Парижской коммуны показал, насколько консервативны идеалы собственно пролетариев.

Их основным лозунгом в производственной сфере было лишь низведение всех чиновников на роль скромно оплачиваемых наемных служащих, выполняющих те же административные функции, что и «служащие всякого другого работодателя», но за зарплату, не превышающую среднего заработка рабочего (Ленин, ПСС, т 33, стр. 50).

Рабочие, не подвергая сомнениям фабричные отношения, требовали лишь перераспределения прав внутри административной системы, выступая в качестве фундамента административной системы и ее главного оплота.

Классикам марксизма удалось глубоко разобраться с сутью частной собственности – они установили, что эта суть сводится к монополизации частных звеньев общественного разделения труда и, в частности, к профессиональной раздробленности общественного труда и к отчужденному противостоянию специализированных работников друг другу на рынке.

Например, сантехники, электрики и другие специалисты, став свободными рыночными предпринимателями, тут же являют жителям частнособственническую суть: начинают получать сверхдоходы от монополизации функций, необходимых жителям.

Классики верно указали, что путь к коммунизму, к торжеству общественной собственности на средства производства, лежит через преодоление диктата общественного разделения труда, порабощающего и потребителей, и производителей.

Но они увидели неверный путь к реальному обобществлению труда.

Нарастающую пролетаризацию труда они трактовали как освобождение работников от оков специализации, то есть, от оков частной собственности. Якобы, превращаясь в однородные наемные винтики, пролетарии сбрасывают с себя всякую зависимость от общественного разделения труда, перестают быть носителями частной собственности.

Именно в этом моменте своих рассуждений они допускают логическую ошибку. Заявив, что пролетарий всем ходом развития капитализма освобождается от оков частной собственности, они делают ложный вывод, будто он становится носителем общественной собственности.

Это ошибка того же рода, как если бы физик заявил, что, убирая все цвета радуги с освещенного предмета, мы получим в итоге белый цвет. Увы, белый цвет – это сумма всех цветов. А убирая цвета, мы получим, в итоге черный цвет, как отсутствие всех цветов.

Общественная собственность есть сумма всех специализаций, всех форм собственности, — то есть, аналог белого цвета. Она никак не есть отсутствие всякой специализации, всякой частной собственности, — она никак не аналог черного цвета, что ошибочно предположили марксисты. Их подвела диалектика: черный цвет, на деле, есть нечто совершенно иное, чем белый цвет.

Поэтому, пролетариат, в принципе, не может быть носителем идеалов общественной собственности. В пределе – он идеолог отсутствия собственности вообще, с полной бесхозяйственностью в поведении. А до этого предела – он всегда идеолог частной специализации, ждущий часа, чтобы продиктовать идеалы частной собственности.

Советские люди моментально в этом убедились, как только случилась обвальная либерализация: сантехники и электрики, обслуживавшие их дома, тут же превратились в матерых частников, с доходами, кратно превышающими средний уровень.

Вернемся к началам СССР. Большевикам не пришло в голову сделать критические выводы из опыта Парижской Коммуны. Поэтому СССР, вместо строительства коммунизма, масштабировал фабричную систему.

Выдвигая отношения конторского класса – учет, контроль и планирование — во главу общества — марксизм боролся за строй государственного капитализма, но вовсе не за коммунизм.

И это не могло не привести к плачевным результатам.

Все стоимостные показатели советского планирования базировались на ценах трудовой теории стоимости, выражающей идеологию капиталистической организации труда.

Первичной информацией к плановым расчетам выступали тарифные ставки, нормы выработки и трудовые расценки, формируемые по факту текущего компромисса между рабочим классом и административной системой.

Этот компромисс непрерывно менялся: советские нормировщики ходили по цехам с секундомерами в карманах и скрытно замеряли производительность рабочих, а рабочие нарочито медлили, курили на конвейерах – имитировали трудоемкость, страховали себя от подъема норм выработки.

Пригласив американцев строить Горьковский автозавод, СССР, заодно, позаимствовал у Генри Форда потогонное «стахановское движение»: метод взвинчивания норм выработки и срезания сдельных расценок.

Регулярное взвинчивание норм выработки на советских предприятиях стало системой и сопровождалось скрытыми и явными бунтами ограбленных рабочих.

Рабочие, как могли, сопротивлялись: «стахановцев», не защищенных крышей парткома, жестко перевоспитывали, — вплоть до угроз и избиений.

Но перед монолитной капиталистической системой они были бессильны.

Яркий эпизод этого бессилия – расстрел рабочих в Новочеркасске в 1962 году.

Вспомним о безработице. Ее отсутствием гордилась советская пропаганда.

В СССР безработицу перенесли с улиц внутрь предприятий – хитрейшее изобретение административной системы.

Всех стали брать на работу. А внутри предприятий безработица стала перераспределяться между рабочими, как фактор их междоусобной борьбы за сдельные заработки. Она стала инструментом власти мастеров и начальников низшего звена системы, повседневным кнутом и средством раскола рабочих.

На всех улицах и перекрестках в городах висели объявления о приеме на работу. Принятые, особенно сдельщики, с первых же дней работы обнаруживали проблему внутренней безработицы…

Диктатура пролетариата обернулась диктатурой множества больших и малых начальников, цементируемой руководящей силой Партии, все более превращавшейся в стаю коллективного капиталиста, пасшую народ.

Уголовно преследовались подвижники схем раскрепощения труда, выводивших рабочих из пролетарского состояния. Инициаторы хозрасчетов и бригадных подрядов, как Худенко, пропадали в тюрьмах.

Эти преследования имели сугубо капиталистическую природу, были формой подавления рабочего класса, но выдавались за заботу об общенародной собственности, за борьбу с экономическими преступлениями.

В базисе советского планирования оказалась капиталистическая система закрепощения труда и стихия торга за условия купли-продажи рабочей силы.

Этот торг продиктовал, снизу доверху, торговую логику составления планов: предприятиям, от достигнутого уровня, навязывали «директивные» планы. Под них раздуто обосновывалась потребность в ресурсах. Недостаточностью ресурсов выторговывали снижение планов.

Заявляя потребность в ресурсах, предприятие учитывало, что сверху эту потребность зарежут. Исходная заявка сразу завышалась в полтора и более раз.

Избыточно составленные заявки избыточно нагружали мощности других предприятий. Истинные потребности экономики, в результате, искажались.

В народном хозяйстве СССР неконтролируемо накапливались диспропорции, маскировавшиеся неадекватным планированием.

Советская экономика оказалась не плановой – ее захватила стихия торговой игры в плановые и отчетные цифры, свойственная внутренним отношениям с подразделениями в каждой крупной капиталистической компании.

Главными финишными продуктами были не продукты и услуги, а статистические суррогаты: показатели в сумме за кварталы, годы, пятилетки.

Бичом, топтавшим технический прогресс СССР, стали директивные задания по снижению трудоемкости и материалоемкости.

Эти задания давались от достигнутого уровня.

На каждый год каждое предприятие получало сверху требование снизить трудоемкость и материалоемкость, например, на 5 %.

Как можно снижать нормы затрат, если при подготовке новых изделий и технологий были сразу заложены наилучшие решения? Никак!

Это заставляло предприятия закладывать в производства новых изделий худшие технические решения, — как резервы выполнения будущих планов снижения материалоемкости и трудоемкости.

Добросовестные разработчики — конструкторы и технологи, закладывавшие лучшие решения — быстро и жестко перевоспитывались: Система превращала их в изгоев, лишающих свои коллективы премий за снижение трудоемкости и материалоемкости.

Советская продукция, из года в год, становилась самой трудоемкой и самой материалоемкой в мире.

Игры в снижение трудоемкости и материалоемкости парализовали технический прогресс и обрекли СССР на отставание от Запада.

В расширенных масштабах воспроизводилось парадоксальное состояние хронического перепроизводства и дефицита: одни и те же продукты и материалы были в дефиците для одних предприятий, и в то же время пролеживали, как излишние запасы, в других.

Это порождало скрытые товарообменные отношения.

Последние пятилетки советского планирования прошли под знаком замены натуральных и объемных директивных показателей на относительные нормативы.

Новшества свелись к поиску рычагов зажима фондов оплаты труда («фондов потребления»). Административная система не доверяла средства производства работникам в условиях расширения самостоятельности предприятий. Она боялась, что они начнут «проедать» всю выручку. Этим полностью обнажилась ее капиталистическая сущность: она была лишь надстройкой над рынком труда, призванной зажимать труд ради прибыли.

Теперь в фокус планирования попало доведение Госпланом до всех предприятий так называемых «абалкинских коэффициентов», а затем нормативов контроля банков за соотношениями темпов приростов зарплаты и объемов производства предприятий.

Массовый зажим фондов потребления предприятий вызвал парадоксальный, но закономерный рост суммы этих фондов по экономике в целом. Ибо если каждое предприятие отдает предпочтение не трудоемким, а материалоемким вариантам развития, то вся экономика дрейфует в сторону опережающего роста сырьевых отраслей. А у тех доля зарплаты в структуре затрат выше средней.

Это ведет к системному опережению роста суммарного фонда зарплаты над ростом производства товаров народного потребления (ТНП). Расчеты показали: достаточно 5-ти лет такой политики, чтобы годовой платежеспособный спрос оторвался от годового объема предложения ТНП на величину, превышающую годовой бюджет СССР!

Так и случилось. Полки советских магазинов стремительно опустели.

Не обвал цен на нефть, не происки вражеских спецслужб и не скрытые спекулянты погубили экономику СССР.

Причиной катастрофы была капиталистическая логика Госплана, его явные просчеты и отсутствие коммунистического способа производства.

Идеологи капитализма напрасно радуются краху СССР: этот крах зловещ для них, ибо он есть яркий пример краха капиталистической логики хозяйствования.

СССР никем не побежден в холодной войне, — он сам сошел с дистанции и пал исключительно по внутренним причинам, а не под давлением извне.

Причиной его экономического краха была идеология одного из классов капиталистического способа производства, взятая на вооружение большевиками.

3. Идеологические основы обновления СССР

3.1. Новый способ общественного производства

Фундаментом обновленного СССР явится хозяйственный механизм, превосходящий капитализм по всем социально-экономическим аспектам.

Его основные решения уже испытаны на практике и дали 3-5 кратное превосходство по производительности труда над капиталистическими предприятиями.

Новый механизм охватит предприятия всех отраслей народного хозяйства и большинство подразделений и учреждений государства.

Будут выделены четыре уровня субъектов хозяйственных отношений:

1) люди и их домашние хозяйства, — непосредственные производители себя, как частиц народа и главного национального богатства и источника власти;

2) предприниматели, предприятия и учреждения всех отраслей и сфер производства материальной и духовной культуры человека;

3) специализированные надзорные органы народного государства;

4) общие органы народной безопасности и государственных гарантий сбалансированности, гармоничности и устойчивости общественного развития.

3.1.1. О сути новой экономической модели

В новом хозяйственном механизме отсутствуют отношения купли-продажи – вместо них действуют отношения гарантийного обеспечения потребителей и производителей необходимыми продуктами и услугами.

Договоры купли-продажи заменяются договорами гарантийных поставок и страхования рисков ненадлежащего удовлетворения потребителя.

Все специализированные надзорные органы государства превращаются в подразделения государственной страховой компании, страхующие гражданскую ответственность бизнесов поднадзорных им сфер от рисков ненадлежащего удовлетворения потребителя.

Государственная налоговая инспекция преобразуется в государственное агентство страхования бизнес-планов предприятий от рисков их невыполнения.

Все налоги отменяются и заменяются страховыми платежами по договорам государственного страхования гражданской ответственности бизнесов и рисков невыполнения бизнес-планов предприятий.

Кроме того, вводятся новые типы отношений и договоров, связанные с осуществлением и обслуживанием эмиссионных проектов граждан.

Банки лишаются прав денежной эмиссии и специализируются на расчетно-платежном обслуживании граждан и бизнеса, включая обслуживание их эмиссионных проектов.

Все граждане получают право на целевые эмиссии денег под гарантии государства, с определенными обязательствами по обслуживанию и гашению этих эмиссий. Все эмиссионные проекты подлежат государственному страхованию.

Механизмы гарантий и страхования рисков нарушения прав, невыполнения бизнес-планов, а также гражданской ответственности людей и бизнесов станут основными хозяйственными отношениями общества, с превращением государства в гаранта и страхователя высшей инстанции.

Сегодня гражданское общество разъединено отношениями товарного производства, банковского ростовщичества, государственного налогообложения и наемного труда.

Бизнес и государство надо объединить единым правовым механизмом гарантийного служения народу в лице каждого человека, в многообразии всех культур, на основе страхования рисков неудовлетворения его потребностей.

Возникнет целостная сверхэффективная общественно-экономическая формация во главе с мощным государством, как гарантом и страховщиком последней инстанции.

Эта формация будет иметь следующие уровни страховых отношений:

1) базовый уровень занятости и предпринимательства, — общественно-полезной деятельности во всех сферах воспроизводства человека и его культуры;

на этом уровне:

— договоры купли-продажи и поставок товаров или услуг заменяются договорами гарантийного комплектования соответствующих потребностей, причем обязательства и гарантии поставщиков перед гражданами-потребителями имеют силу вексельных обязательств, то есть, подлежат исполнению без суда и следствия с привлечением службы народных приставов;

— формируются фонды обеспечения гарантийных обязательств поставщиков и страхования рисков ненадлежащего удовлетворения потребителя (Фонды 1-го Уровня), в которые, по действующим тарифам и ценам на продукты и услуги, делают взносы граждане-потребители; счета этих фондов контролирует служба народных приставов;

— действует презумпция правоты гражданина-потребителя, реализуемая службой народных приставов, без суда исполняющих любое заявление гражданина-потребителя по фактам ненадлежащего исполнения поставщиками своих обязательств перед ним;

— действует право поставщика обжаловать в суде те взыскания, которые наложены гражданином-потребителем и исполнены службой народных приставов;

— осуществляется финансирование деятельности поставщиков со счетов указанных Фондов 1-го Уровня выдачей авансов в течение года и выплат вознаграждений по итогам года, согласно договору, причем суммарное вознаграждение будет пропорционально остаткам Фонда после вычета всех взысканий;

— действуют гарантийные и страховые обязательства государства перед поставщиками, уплачивающими, вместо налогов, во-первых, страховые взносы в фонды страхования гражданской ответственности бизнеса перед потребителями (Фонды 2-го уровня), во-вторых – страховые взносы в фонды государственного страхования рисков невыполнения бизнес-планов (Фонды 3-го уровня);

— неистраченные остатки Фондов 1-го Уровня, возвращаются гражданам-потребителям или переходят на следующий год;

2) уровень государственного страхования гражданской ответственности бизнеса;

на этом уровне:

— все специализированные органы госнадзора переходят на полную страховую систему финансирования – из Фондов 2-го Уровня (указанных выше), формируемых страховыми платежами предпринимателей и предприятий по договорам страхования гражданской ответственности бизнеса, действующего в поднадзорной сфере;

— Фонды 2-го Уровня служат финансированию профилактических мероприятий, планируемых надзорными органами, а также самих этих органов и контролируются службой народных приставов, исполняющей, в данном случае, решения суда по искам представителей бизнеса к гражданам-потребителям, обратившим взыскания на поставщика; если, при этом, гражданин был прав, а поставщик оказался невиновным, то взыскание обращается на Фонд 2-го Уровня, то есть, на источник финансирования надзорного органа;

— все сотрудники надзорных органов оказываются материально заинтересованными заниматься профилактикой правонарушений в поднадзорной сфере, ибо их вознаграждение, формируемое по остаточному принципу, пропорционально остатку Фонда 2-го Уровня, будет тем выше, чем меньше у бизнеса будет проблем при обслуживании граждан-потребителей;

— неистраченные остатки Фондов 2-го Уровня возвращаются страхователям или переходят на следующий год;

3) уровень государственных гарантий и государственного страхования межотраслевой сбалансированности народного хозяйства;

на этом уровне:

— налоговая инспекция должна быть преобразована в Федеральное агентство государственного страхования бизнес-планов предприятий и эмиссионных проектов граждан;

— формируются страховые Фонды 3-го уровня, предназначенные гарантировать сбалансированность и эффективность развития народного хозяйства;

— интегрируются массивы бизнес-планов и эмиссионных проектов граждан и организуется взаимодействие предпринимателей, предприятий и граждан в процессе формирования информационной базы и осуществления народнохозяйственного планирования в масштабе страны в целом;

— осуществляется государственное страхование и перестрахование рисков специализированных страховщиков бизнеса и гражданской ответственности, и формируются сводные межотраслевые балансы социально-экономического развития страны.

Итак, все налоги должны быть заменены платежами за услуги государственного страхования в фонды 2-го и 3-го Уровней.

Бюджетное финансирование должно быть заменено финансированием из указанных страховых фондов, с выплатой вознаграждений чиновникам из этих фондов по остаточному принципу, за вычетом расходов на профилактические мероприятия, погашение взысканий со стороны граждан, а также на выплату страховок и устранение последствий страховых событий.

Государство в лице всех уровней чиновничества будет заинтересовано составлять и оптимизировать сводные планы социально-экономического развития бизнесов и территорий и направлять творческую инициативу и предприимчивость людей на мероприятия, снижающее риски страховых событий и максимально содействовать всем в делах повышения качества продукции и услуг и роста эффективности бизнесов.

3.1.2. Опыт на базовом уровне предпринимательства и занятости

Большинство средних и крупных предприятий России сегодня организованы в капиталистической логике хозяйствования и имеют резервы, скованные противостоянием собственников, наемных управленцев и наемного персонала.

В 2005-2008 гг. в Новосибирске, в группе компаний, охватывавшей 10 отраслей деятельности — от проектирования и капитального строительства до производства и оказания услуг связи, был реализован, в порядке антикризисного управления, уникальный хозяйственный механизм, давший 3-5 кратное превосходство по производительности труда в сравнении с капиталистически организованными конкурентами.

В основе механизма лежал отказ от товарной формы продукции и услуг и от прибыли, как критерия деятельности, и вытекающий отсюда отказ от всех форм капиталистического управления персоналом и деятельностью предприятия.

Вознаграждение подразделений было поставлено в автоматическую зависимость не от финансовых результатов деятельности предприятия, как формы частной собственности, а, напрямую, от эффективного удовлетворения потребностей потребителей, с применением ИТ-технологий учета заказов, заявок и претензий заказчиков и потребителей, а также процессов их выполнения.

По сути, потребители рассматривались непосредственно как участники производственных процессов предприятия, а высшей целью предприятия стала не прибыль, а развитие процессов на стороне потребителей, составляющих специализированные компоненты культуры их воспроизводства.

За 3 года действия нового механизма, на внутренних факторах роста, состоялся более чем 8-ми кратный рывок по объемам производства, измеряемым платежами потребителей, — приросты объемов продукции и услуг составили порядка 10% в месяц, — свыше 150 % в год.

Компания успешно вытесняла конкурентов из всех районов, в которые приходила.

Капитализация компании, измеряемая реальными активами, стремительно росла. Сначала она имела отрицательную капитализацию – сумма долгов превышала сумму ликвидных активов, а текущая деятельность была на грани паралича из-за кассового разрыва. Но через 3 года она имела столь существенную капитализацию, что стала объектом внимания покупателей федерального масштаба. Эксперимент был закончен на пике успеха, группа предприятий была продана и вошла в состав крупной федеральной компании.

Главным общественно значимым результатом стало то, что была на практике опробована новая форма общественного производства.

Вместо товарного капиталистического, основанного на отношениях купли-продажи, прибыли и наемного труда, было успешно испытано нетоварное хозяйство, основанное:

— на гарантийных обязательствах поставщика в отношении потребителей,

— на замене платежей за товары и услуги страховыми платежами за риски неудовлетворения потребностей потребителя,

— на отказе от вычленения прибыли из выручки предприятия,

— на замене наемного труда отношениями совместной деятельности,

— на ИТ-технологиях, интегрирующих совместную деятельность работников не финансовыми результатами предприятия, а сквозными бизнес-процессами удовлетворения заказов, заявок и претензий потребителей.

Опыт показал колоссальные резервы экономического рывка России за счет массовой замены внутренних хозяйственных механизмов средних и крупных предприятий. Он описан в книге «Зеленая книга России. Путь к истинной модернизации».

Темпы прироста ВВП России за счет фактора перехода крупных и средних предприятий на новую форму хозяйствования, при снятии либералистских ограничений социально-экономической среды, согласно экспертной оценке, составят стабильно 25-40 % в год.

3.1.3. О правильной субординации прав в экономике

В многоуровневой системе новой формации предусматривается презумпция правоты застрахованного: обязательства поставщиков и государственных органов перед гражданами будут иметь силу вексельных обязательств, исполняемых без суда и следствия, по факту заявления застрахованного в независимую инспекцию народных приставов, с автоматической выплатой ему компенсаций, предусмотренных договорами.

В услугах суда будут нуждаться только поставщики и страховщики, но не застрахованные граждане-потребители, чьи права будут иметь высший приоритет.

Высший уровень прав достанется гражданам, как частицам народа.

Например, сфера ЖКХ будет преобразована так.

Сегодня в сфере ЖКХ России отношения между собственниками и управляющими организациями парадоксальны своей нелепостью.

Вместо служения жителям, управляющие организации служат бизнесу поставок коммунальных ресурсов и жилищных услуг.

Вместо прямого командования своими управляющими, собственники вынуждены обивать пороги надзорных органов с жалобами и просьбами, или проводить нелепые митинги – так называемые собрания, без которых недействительно ни одно их решение.

Государство раздувает штаты надзорных органов, делая их отводной канализацией потока жалоб жителей. Эти органы подменяют собой прямые связи собственника и управленца или переадресовывают жалобщиков в суд.

Законодатель искусственно создал проблему необходимости контроля за управляющими организациями и раздул миф о не квалифицированном собственнике, маскируя свою несостоятельность, как законодателя.

Предлагаемый механизм в сфере ЖКХ снимет эти проблемы и будет действовать так.

Управляющие организации, чтобы быть именно управляющими, должны иметь прямые договоры доверенного представительства прав жителя перед поставщиками жилищных услуг и коммунальных ресурсов.

Каждый житель многоквартирного дома, независимо от соседа и минуя необходимость митингов или собраний, вправе выбирать доверенного управляющего, либо напрямую сам заключать договоры с поставщиками услуг и ресурсов, а также ограничивать доверенного управляющего в выборе поставщиков или иметь нескольких управляющих, специализированных по профилю поставляемых услуг или ресурсов.

Все платежи по всем договорам поставки услуг или ресурсов в сфере ЖКХ будут рассматриваться как страховые взносы по гарантийным обязательствам поставщиков, в Фонды 1-го Уровня, подконтрольные службе народных приставов.

Причем уплаченные деньги будут накапливаться в этих фондах, оставаясь в собственности жителя до той поры, пока житель не подтвердит свою удовлетворенность полученными услугами или ресурсами.

Любые нарушения поставок услуг или ресурсов дают право жителю на получение страхового возмещения из указанных фондов, причем это возмещение осуществляется автоматически, по факту подачи жителем заявления в независимую инспекцию народных приставов.

Поставщики будут автоматически нести материальную ответственность за качество услуг или ресурсов, но вправе обжаловать решения жителей через суд.

Ответственность поставщиков подлежит государственному страхованию в надзорном органе по профилю деятельности поставщика. Страховые платежи по этому страхованию заменят поставщику налоги. Для финансирования надзорных органов сформируются страховые Фонды 2-го Уровня, призванные решать общие проблемы ответственности поставщиков перед населением.

Эти фонды послужат источниками финансирования надзорных органов, а также профилактических мероприятий недопущения нарушений прав граждан поставщиками и выплаты поставщикам компенсаций тех убытков, которые возникают из-за претензий жителей в случаях, когда поставщики не виновны.

Последнее будет квалифицироваться как общая проблема, подлежащая решению государственными органами, и потому будет страховаться ими, благодаря чему чиновники окажутся материально ответственными за создание и обеспечение общих условий функционирования сферы ЖКХ.

Из страховых Фондов 1-го Уровня, формируемых взносами жителей по действующим тарифам поставки услуг и ресурсов ЖКХ, поставщики, в течение года, будут получать авансы на текущую деятельность.

По завершении отчетного года, пропорционально остатку указанных фондов, поставщикам, за вычетом авансов, будет выплачиваться установленное договором вознаграждение. Неистраченная часть страховых фондов, возникающая, например, благодаря мерам энергосбережения, будет возвращаться жителям и может быть источником финансирования улучшения состояния дома и окружающей его инфраструктуры, — по решениям жителей.

Представленный механизм перевернет субординацию отношений населения, бизнеса и власти.

Житель станет истинным хозяином положения: ему не надо будет никуда жаловаться, он будет напрямую командовать доходами поставщиков, — это они вынуждены будут обивать пороги надзорных органов или суда, доказывая, что в конкретной ситуации житель оказался неправ.

При распространении данного механизма на все отрасли, будет обеспечено:

— максимальное удовлетворение возрастающих и развивающихся потребностей народа;

— максимальное раскрепощение творческого потенциала людей;

— эффективная сбалансированность развития народного хозяйства;

— максимальные гарантии прав и гражданских свобод.

3.1.4. Человек и его культура во главе экономики

Во главе экономики новой формации встанут цели развития каждого человека и его культуры, защищаемые последовательно совершенствуемой системой национального стандарта качества жизни (Системой).

Система будет предусматривать гарантируемые обществом и государством уровни обеспеченности людей материальными и духовными условиями жизни, включая обеспеченность жилищем, образованием, здравоохранением, защитой имущественных, предпринимательских и других гражданских прав.

Механизмом реализации этих гарантий явится всеобщее право граждан на осуществление эмиссии денег в формате целевых эмиссионных проектов, осуществляемых под гарантии государства.

Право денежной эмиссии должно быть отнято у банков и передано исключительно гражданам. При этом будут радикально изменены смыслы денег, прав собственности, предпринимательства, предприятий и государства.

Товарные отношения и связанная с ними частная собственность отомрут.

Будут всесторонне развиваться денежные отношения и другие правовые инструменты граждан, подчиняющие непосредственно человеку и задачам совершенствования его культуры все звенья экономики и государства.

Эмиссия денег станет эмиссией обязательств граждан по развитию ими своих способностей и их применению на благо всех членов общества.

Деньги сбросят бремя обслуживания исторически ограниченной товарной формы общественного производства и превратятся в инструмент реализации коммунистического принципа распределения: от каждого – по его способностям, каждому – по его потребностям.

Предпринимательство сбросит диктуемую либералами подчиненность промежуточным ценностям и фетишам чистогана и прибыли и развернется всеми красками человеческих призваний к общественно-полезной деятельности, направленной на изобретения и создания новых производств и новых сфер деятельности, служащих всестороннему развитию культуры человека и удовлетворению его потребностей.

Предприятия перестанут быть формами частной собственности, монополизирующими производство продукции и услуг ради прибыли, а станут ассоциациями граждан, объединяющих свои способности ради их наилучшей реализации в интересах каждого потребителя и всех членов общества.

Государство перестанет быть отчужденной силой, разрушительно вмешивающейся в производственную деятельность граждан ради вычленения налоговой базы и взимания налогов. Оно превратится в непосредственную производительную силу, умножающую эффективность деятельности всех граждан, предпринимателей и предприятий путем создания синергетического эффекта от согласования множеств эмиссионных проектов граждан и бизнес-планов предприятий и предоставления надлежащих гарантий и услуг страхования рисков.

Все налоги должны быть отменены.

Финансирование государственных отраслей будет организовано из фондов, формируемых платежами заинтересованных сторон за гарантии и страховые обязательства по договорам государственного страхования прав граждан, бизнес-планов предприятий и гражданской ответственности бизнеса.

3.1.5. Воспитание нового человека

Марксисты, подменив строительство коммунизма деятельностью административной системы, всерьез рассчитывали, что новый человек, как носитель коммунистической формации, воспитается несколькими поколениями жизни в условиях «диктатуры пролетариата».

Они не учли, что «диктатура пролетариата» ведет вовсе не к коммунизму.

Наш Манифест дает решение, конструктивно снимающее противоречия марксизма по поводу строительства коммунизма и воспитания нового человека.

Описанный выше новый хозяйственный механизм явится, одновременно, механизмом эффективного становления и развития гармонически развитого человека, как носителя будущей, коммунистической, формации.

Сегодня каждый человек, как частица народа, разорван множеством параллельных миров, которые, в силу господства товарного производства, ростовщичества и налогообложения, противопоставляют его самому себе и другим людям, навязывая ему роли потребителя, бизнесмена или чиновника.

Новая формация объединит все эти миры единым хозяйственным механизмом, поставит над ними человека, как сущностную частицу народа, и подчинит ей все бизнесы и все органы государства.

Права каждого человека приобретут силу непосредственной государственной власти.

Поставщики всех сфер воспроизводства человека, его культуры и его прав – от ЖКХ до промышленности, от здравоохранения до полиции, — подчинятся его требованиям и станут наказуемыми его непосредственным решением, немедленно исполняемым службой народных приставов.

Кажущаяся безграничной власть над всеми сферами общественного бытия, будет вдохновлять человека на поступки, ранее совершавшиеся только самыми смелыми, самыми активными из них.

И тут человек обнаружит, что все его поступки по отношению к другим людям, как поставщикам продуктов и услуг, немедленно попадают на чашу весов справедливости, добра и зла.

Если он безосновательно обратит взыскание, например, на поставщика коммунального ресурса, мол, тот нарушил условие поставки надлежащего качества воды ему в квартиру, то поставщик сможет доказать суду, что качественная вода в квартиру данного потребителя бесперебойно поставлялась.

Отвечать за ложный навет, согласно договору поставки, придется самому заявителю, притом по суду.

Это, наряду с приданием властных крыльев, будет воспитывать человека всегда быть основательным в своих властных претензиях.

Сегодня мы имеем активное меньшинство граждан, отчаянно бросающихся на непреодолимые стены равнодушия и произвола, ради отстаивания своих и соседских прав. Эти активисты порождают потоки заявлений и жалоб в надзорные органы и в суды. А те, по сути, играют роль канализации этих потоков и гашения народной энергии, с минимальным коэффициентом полезного действия.

Завтра, при новом механизме, мы будем иметь поголовную вооруженность людей непосредственной государственной властью. Их решения будут немедленно исполняться народными приставами, с наказаниями либо поставщиков, либо ответственных чиновников.

При этом, каждое неправедное решение любого человека, будет неотвратимо возвращаться к нему санкциями за ложный навет, предусмотренными договорами поставок.

Это заставит каждого человека вникать в суть обладаемой им власти и поступать не в порыве эмоций, а сообразно всестороннему осмыслению ситуации.

Люди будут видеть последствия своих властных решений сквозь всю пирамиду гарантий и обязательств.

Это будет вселять в них содержание всех общественных отношений, превращать каждого в сознательную и ответственную частицу народа и объединять всех людей единым идеологическим знаменателем.

Органы суда и прокуратуры освободятся от бремени рассмотрения заявлений жителей о нарушениях их прав, — ибо претензии жителей будут удовлетворяться до решений суда.

Эти органы превратятся в инстанции, защищающие поставщиков и чиновников от ложных наветов. Они будут восстанавливать справедливость, и воспитывать — наделенных властью граждан — в духе справедливости.

3.2. Преодолеть марксизм

Как общественное движение, марксизм ныне находится в глубоком кризисе. Причина: шок от идеологического краха марксистской программы в СССР.

Но, как учение, марксизм имеет неисчерпаемый потенциал возможностей, вытекающих из включения теории познания в методологию общественных наук и учета классовых позиций исследователей, как участников изучаемых отношений.

Этот потенциал ныне скрыт пластом фундаментальных ошибок.

Настоящий Манифест – часть работы по их преодолению.

Их четыре типа: ошибки методологии, логики, идеологии и практики.

Их обзор актуален и поучителен, чтобы не наступать на старые грабли.

3.2.1. Методологические ошибки марксизма

Важнейшими методологическими ошибкам марксизма явились:

1) ошибочная субординация факторов исторического развития: вместо борьбы способов производства на первый план поставили классовую борьбу;

2) непонимание сути денег: вместо правового инструмента реализации человека и развития общества, деньгам приписали роль особого товара, отмирающего с товарным производством;

3) непонимание сути рынка: его трактовали лишь как сферу стихии товарных обменов, подлежащих вытеснению административным планированием;

но рынок есть форма непосредственно-общественной собственности, подлежащая совершенствованию, как сфера ритуального взаимодействия и взаимного оплодотворения разнородных материальных культур, служащая развитию человека и общества и подлежащая надлежащему овладению путем снятия отчуждения, вносимого отношениями купли-продажи;

4) непонимание сути общественного планирования: вместо планирования развития культур, как систем материальных и духовных ценностей и ритуалов, составляющих жизнь человека, культивировалось административное материально-техническое планирование в логике трудовой теории стоимости;

5) непонимание экономической сути государства: вместо признания его отраслей частью реальной экономики, оно трактовалось как надстройка над экономическим базисом, обреченная отмереть при коммунизме.

Первая из этих ошибок привела к кровавому классовому геноциду.

Вторая ошибка лишила марксистов решающего правового инструмента строительства коммунистического хозяйства.

Третья из этих ошибок вознесла административно-командную систему над экономикой СССР.

Четвертая ошибка свела советское планирование к многоуровневой торговой игре в плановые и отчетные цифры.

Пятая ошибка обрекла реформы государства на неудачи.

3.2.2. Ложная теория стоимости

Теория стоимости и прибавочной стоимости Маркса основана на идеологических ошибках.

Маркс вмешался в спор по вопросу, где — в производстве или в обмене? — возникает прирост стоимости товара в сравнении с суммой стоимостей, затраченных на получение этого товара.

Мол, является ли этот прирост заслугой активного купца, создающего прибыль путем неэквивалентного обмена, либо заслугой производителя, нарастившего стоимость товара внутри своего производства?

Маркс отвечает, будто стоимость создается в производстве, притом трудом, а в обмене стоимость лишь проявляется.

В этом ответе содержится сразу две ошибки.

Первая ошибка: само погружение в данный спор есть ошибка: Маркс не замечает ложности вопроса. Он не учитывает факта, что прирост стоимости не возникает и не создается ни при обмене, ни при производстве, — он предшествует им обоим как порождающая их причина.

Что толкает купцов на обмены, а производителей – на производство?

Ответ очевиден: причиной и для тех, и для других является объективная разность стоимостей закупаемых факторов и продаваемых товаров, выявляемая до принятий решений об обмене или о начале производства.

То есть, не обмен и не производство являются причиной прироста стоимости, а, наоборот, разность стоимостей является причиной, предшествующей актам обмена или производства и, следовательно, порождающей их!

Иначе говоря, природа стоимости лежит на стороне причины, предшествующей обеим сферам — и производству, и обмену, — и порождающей их.

Вторая ошибка Маркса: выбор одной из спорящих сторон в качестве своей идеологической позиции.

Маркс выбрал производство, а внутри него выбрал труд, причем не труд человека вообще, а труд наемного работника.

Но наемный работник производит не стоимость, а лишь затраты.

Целеполагание этих затрат принадлежит не ему, а капиталисту, каждодневно решающему проблему, — как втиснуть затраты производства товара в прирост стоимости, наперед установленный рынком?

Рынок есть пространство, в котором объективно позиционируются разрешенные приросты стоимостей, диктуемые и производителям, и купцам. Пределы этих разрешенных приростов выявляются и используются ими.

Природа прироста стоимости лежит в тех объективных целях экономики, которые выступают причиной, порождающей и производство, и обмен. Эти цели сводятся к воспроизводству людей в формате конкретных культур.

С переворотами в этих культурах переворачиваются и все разности стоимостей на рынке, отправляя в небытие целые отрасли экономики.

Рассуждениями о прибавочной стоимости, якобы выдавливаемой капиталистами из работников, Маркс выдает классовые корни своего учения, — иллюзии администрации капиталистических предприятий.

Истина в том, что не труд создает прирост стоимости и прибавочную стоимость, а, напротив, прирост стоимости порождает труд – заставляет его осуществиться и притом в максимально целесообразной форме. Труд же порождает не стоимость, а лишь затраты, которые надо втискивать в наперед заданные величины.

Напрашивается изначально очевидный вывод, что из всех видов труда на капиталистических предприятиях лишь один делает прибыль – труд администрации, которая покупает, нормирует и контролирует труд, зажимает условия труда рабочих и торгуется за цены покупаемых факторов производства.

Далее. Утверждая о товарах, будто все они являются «кристаллизацией» абстрактного труда, измеримого временем, Маркс отбрасывает факт, что труд хлопкороба, ткача, портного и т.д., указываемый им в качестве субстанции стоимости товаров, есть труд вовсе не пролетариев, а специализированных частников, выносящих свои продукты на рынок.

Труд частника есть единство умственного и физического труда, то есть, труда свободного – на себя, как хозяина, и труда наемного – не на себя, а на хозяина.

Переходя к рассмотрению «производства стоимости» внутри предприятий, Маркс делает логическую подмену: вместо труда частных собственников (хлопкоробов, ткачей, портных и т.д.), объявленного им субстанцией стоимости, Маркс далее рассматривает труд только наемных работников.

Эта подмена усугубляет некорректность тезиса о «производстве стоимости».

Сколько бы труда не вкладывалось в изготовление товара, товар может иметь нулевую стоимость, – например, в силу избыточности его количества.

Далее. Целый пласт фундаментальных ошибок допущен Марксом в суждениях об эквивалентности обменов на рынке и выводах из них.

Тезис эквивалентности обменов он не исследует – лишь пользуется им для ухода в рассуждения о «производстве стоимости» трудом. Мол, чтобы понять, как она прирастает в производстве, давайте предположим, что обмены эквивалентны, — тогда, точно, стоимости негде прирастать, кроме как в производстве.

При этом, Маркс пленяется представлением, что эквивалентность предшествует обмену, будто существует субстанция, делающая товары сопоставимыми, и что верен вопрос о производстве этой субстанции (стоимости).

Но реальная диалектика в том, что обмен, как импульс движения, возможен лишь в силу наличия разности неких потенциалов, вызывающих этот импульс.

То есть, обмен случается, лишь, если он есть обмен не эквивалентов.

Ни одна из сторон сделки, если обе стороны в здравом уме и самостоятельны в своих решениях, не пойдет на обмен, если этот обмен не даст ей выигрыша, или хотя бы не избавит ее от некоторого бремени.

Именно неэквивалентность, осознаваемая каждой из сторон в свою пользу, и только неэквивалентность, является причиной и условием обмена.

Именно в силу неэквивалентности обмена, при его обоюдной добросовестности, в выигрыше обе стороны. Общество в целом от такого обмена выигрывает вдвойне: правильная статистика покажет реальный прирост национального богатства общества, как суммы приростов богатств обоих участников сделки: каждый отдал менее ценное, получив более ценное.

Но Маркс не видит реального прироста общественного богатства от обмена и переносит свое внимание внутрь предприятий, порождая объемные тома рассуждений о производстве именно там стоимости и прибавочной стоимости.

Эти тома рассуждений выстроены в предположении, будто обмены на рынке есть обмены эквивалентов, так что стоимости негде прирастать, кроме как в производстве.

Но ни это предположение, ни генезис фактов эквивалентности обмена Маркс нигде не подвергает исследованию. Просто предполагает, что причиной сопоставимости товаров при обменах является «кристаллизованный» в них труд.

Получается, что и теория стоимости, и теория прибавочной стоимости основаны на вымышленном феномене «эквивалентности» обменов.

Эти теории преподносятся марксистами в качестве теоретической бомбы в руках революционного движения. Самым удивительным является факт, что эта бомба реально сработала и поставила под марксистские знамена, в 20-м веке, треть населения планеты!

Почему сработала эта «бомба»? Да потому, что марксизм выразил идеологию реально мощного класса капиталистического общества – но не пролетариата, а того класса, который повседневно командует пролетариатом, рассматривает его своим ресурсом, мечтает о централизованном учете, контроле и планировании и стремится навязать свои мечты всему человечеству.

3.2.3. Ложная классовая позиция

В теории, коммунистическое общество виделось марксистам царством разума, на базисе общественной собственности на средства производства.

Освобождение производительных сил от пут частной собственности должно дать им невиданный простор развития.

Общественное планирование, мол, заменит стихию рынка и резко сократит издержки и тяготы безработицы, конкуренции и кризисов перепроизводства.

Продукты и услуги, мол, благодаря планированию перестанут быть товарами, отчего исчезнут фетиши промежуточных ценностей прибыли и зарплаты.

Рост эффективности производства в условиях господства светлого административного разума, мол, даст изобилие продуктов. Будет реализована коммунистическая формула распределения благ: от каждого – по его способностям, каждому – по его потребностям.

Будут устранены все формы угнетения человека. Общественное противопоставление умственного и физического труда будет снято. Труд превратится из тягости в первую жизненную потребность.

Ценности культуры гармонически развитого человека вознесутся в ранг главной цели всех производств.

Каждое слово «мол», употребленное выше, указывает на классовую ошибку марксизма.

Но как перейти от этой теории к практике?

Классики марксизма искали зародыши царства разума в современном им обществе и в окружающей практике. Но, в какой практике находились они сами?

Из переписки Энгельса и Маркса видно, что поиски истины были мучительны: Маркс жаловался, что задыхается от незнания отношений реального производства и вынужден, работая над текстами, подолгу топтаться на месте.

Энгельс не только финансировал Маркса, но, как практикующий фабрикант, стал решающим поставщиком знаний Маркса о реальных отношениях.

Именно Энгельс, исследуя положение рабочего класса в Англии, наблюдая планомерность внутри фабрик на фоне рыночной стихии, заразил Маркса идеями:

1) административного упразднения частной собственности на средства производства;

2) административной замены рыночной стихии общественным планированием;

3) фабричного социализма, как первой фазы коммунизма;

4) особой исторической миссии пролетариата;

5) коммунистической партии как авангарда рабочего класса;

6) диктатуры пролетариата, как политического инструмента перехода от капитализма через социализм к коммунизму.

К. Маркс начинал свою деятельность как активный антикоммунист – в 1842 году преследовал левых журналистов, будучи редактором Рейнской газеты. Энгельсу, вооруженному богатством практических впечатлений, удалось обратить Маркса в коммуниста и в 1848 году они вместе создают Манифест коммунистической партии и превращают марксизм в политическое движение.

Они вместе совершают фундаментальные научные открытия исторического материализма и трагические идеологические ошибки.

В пролетаризации труда, наблюдавшейся в период промышленной революции середины 19-го века, они усмотрели угрозу человечеству: перспективу его раскола на две антагонистические части.

Первой частью они видели класс буржуа, монополизировавших средства производства, подчиняющих производительные силы частной выгоде.

Второй частью видели класс пролетариев, превращаемых в исполнительные придатки машин, лишаемые всякой профессиональной специализации.

Тот период развития капитализма характеризовался тем, что профессии прежнего, цехового и мануфактурного разделения труда, уходили в прошлое, их вытесняли машины и прислуга при них.

Углубление единичного разделения труда вело к упрощению и примитивизации функций работников. Стало возможным и выгодным массовое вовлечение женщин и детей в физический труд, на роль подсобных работников и живых придатков машин.

Добывающая промышленность, в ответ на резко выросший спрос на уголь, металлы и другие виды сырья, еще не оснащенная надлежащим оборудованием, наращивала физический труд, в который массово вовлекались женщины и дети.

Энгельс живописует ужасы шахтерского труда женщин того времени на шахтах Англии, тогда самой капиталистической страны. Эксплуатация низводила их до животного состояния, явно руша все основы человеческой организации.

Из ужасов этих картин возникла идея предельного состояния, к которому пролетариат приводится развитием капитализма: состояния животного рабства, с отсутствием всякой собственности, всякой профессии и всякой идеологии.

Классикам марксизма показалось, что к этому состоянию сводится не только физический, но и умственный труд. Это, по их мнению, должно объединять все классы наемного труда исторически единой целью свержения капитализма.

Европа к 1848 году охватывается бунтами трудящихся, которым недавнее средневековье казалось раем. В это время и пишется Манифест коммунистической партии – на злобу дня. Отдавая дань этим событиям, Манифест пронизан идеями борьбы не между способами производства, а между классами.

В выборе сил, способных свергнуть капитализм, Маркс и Энгельс встали на сторону одного из классов капиталистического способа производства — наемного труда. И стали вносить в борьбу этого класса идеи политической революции.

Это стало их главной идеологической ошибкой. Они не учли сложный классовый состав самого наемного труда и ход его развития.

В этом составе есть и начальники, и инженерно-технические работники, и иные квалифицированные отряды наемного труда.

Время найма задает лишь период эксплуатации наемника, а его классовая суть определяется предметом найма – способностями работника, примеряемыми к тем функциям, на которые он нанимается.

Марксисты приписали пролетариату историческую миссию, имея в виду вовсе не пролетариат, а наемную администрацию, — пирамиду начальников.

Промышленная революция, выталкивая массы работников устаревших профессий, предъявляла спрос на новые виды квалифицированного труда.

Проектирование, создание, внедрение и применение сложных машин требовало новых массовых профессий. Собственники предприятий становились заложниками их специализированных знаний. Наем таких работников подобен аренде капитала – НОУ-ХАУ, — а зарплата подобна ренте на капитал.

Особым классом стал административный труд, специализированный на организации эксплуатации всех остальных классов труда.

Он ощущает себя истинным хозяином производства, отодвигает от управления даже капиталистов. Именно он порождает миф, что буржуазия — лишь паразит, подчиняющий общественное производство частным прихотям.

Именно он повседневно командует пролетариатом, рассматривает его своим историческим ресурсом и несет в общество идеалы учета, контроля и планирования, как инструментов избавления от нищеты, безработицы, разорительной конкуренции и разрушительных кризисов перепроизводства.

Коммунистический Манифест был бы истинно коммунистическим, если бы поднимал знамя нового способа общественного производства, утверждал бы коммунистические идеалы, и ратовал за высшую эффективность производства.

Но он провозглашал иллюзию, будто новый способ производства вырастет из административно-фабричной системы капиталистического производства.

Мол, достаточно отнять средства производства у буржуазии и навязать обществу административно прозрачные порядки: учет, планирование и контроль; ликвидировать рыночную стихию, – и общество станет социалистическим.

Мол, подержим людей несколько поколений под диктатурой пролетариата, они и капиталистическая идеология забудется, и воцарится коммунизм…

Не случайно марксисты грезили о мировой революции — вместо мирного соревнования укладов, они рассчитывали лишь на силовые методы.

Они просто сами не верили, что административный строй даст высшую производительность труда и экономически победит капитализм! И потому надеялись на насилие.

Они просто не ведали нового способа производства, гарантирующего победу над капитализмом высшей производительностью труда.

Марксисты закрывали глаза на то, что административная система есть ключевой институт частной капиталистической собственности.

Именно административная система, располагаясь внутри предприятий, непрерывно порождает капитал, своим телом отгораживая трудящихся от результатов производства.

Именно административный труд порождает космополитический дух, который ополчается против рыночных ограничений частной собственности, против товарного рынка как своего повседневного предела.

Суть этих космополитических амбиций — в стремлении навязать внутрифабричный рынок труда с присущими ему отношениями нормирования, учета, планирования и контроля в качестве всеобщей формы рынка, выстроить свойственные ему иерархические пирамиды до вершин власти над обществом.

Как в недрах феодализма было тесно буржуазному предпринимательству, так в недрах ограничений, налагаемых общественным рынком на частную собственность, тесно административному размаху.

Марксизм жестоко обманулся, приняв амбицию административного класса — внутренней подсистемы капиталистического способа производства — за амбицию нового – якобы коммунистического — способа производства.

В псевдо-экономической литературе было раздуто противопоставление плана и рынка, плановой и рыночной систем хозяйствования, как, якобы, противостояние социализма и капитализма.

На деле же, это было противостоянием крайних форм одной и той же, товарно-рыночной капиталистической формации.

Административная система есть решающий инструмент извлечения прибыли. Противопоставляя свою «планомерность» внешней рыночной стихии, она всего лишь противопоставляет друг другу две части капиталистического рынка: внутрифабричную (рынок труда, где каждодневно идет борьба за длину рабочего дня, ставки, расценки, отпуска и иные условия купли-продажи рабочей силы) и внефабричную.

Словно джинн в бутылке, административная система скрывается в каждой фабрике и ждет часа, чтобы вырваться на простор, растоптать другие виды рынков, свести их к рынку труда, господство на котором — ее классовое призвание.

В историческом плане удары этого джинна, этой пружины, напрягающейся внутри фабрик, нацелены против обоих классов буржуазного общества.

Буржуазию ей необходимо истребить как класс, мешающий прибрать к рукам все общественные производительные силы.

Пролетариев ей необходимо увековечить как продавцов рабочей силы, т.е., законсервировать в пролетарской форме.

Исторические возможности захвата власти у нее были по обеим линиям – и на плечах буржуазии, и на плечах пролетариата.

На плечах первой она монополизировала производство и давила свободную конкуренцию трестами, синдикатами, концернами, охватывая ими целые отрасли.

Но здесь, чем дальше, тем более процесс стопорился по экономическим причинам: монополии приводили к загниванию производства.

Общественность буржуазных стран в начале 20-го века отреагировала антитрестовскими законами, спасшими Запад от экспансии рынка наемного труда.

По пролетарской линии она могла добиться своего, ставя угнетенные классы под марксистские знамена общества как «единой фабрики».

Было два варианта ее прихода к власти: парламентским путем, либо революционным, – через диктатуру пролетариата.

Диктатура угрожала административному классу существенным изменением кадрового состава, но гарантировала тотальное господство его духа.

Именно этим путем она воцарилась в СССР.

Главной идеологической ошибкой марксизма явился выбор классовой позиции, усугубленный отсутствием самоконтроля за сутью этого выбора.

Не случайно В.И. Ленин усматривал в капиталистической монополизации производства, то есть в усилении частной собственности, подготовку социализма: марксизм, практически, превратился в антикоммунистическое учение, авангард сил, воюющих против свободного труда.

3.2.4. О сути революционного мышления и практики

Важнейший аспект – понимание сути революционного мышления и революционной практики. Марксизм и здесь наломал дров и породил кровавую псевдореволюционную практику.

Этот аспект крайне важен – он прорывается на всех форумах ошибочным ответом на вопрос о том, как следует уничтожать классы. Якобы, их надо уничтожать через уничтожение их представителей, то есть… людей.

Правильный ответ в том, что классы объективно возникают и объективно исчезают, вместе с возникновением и исчезновением соответствующих способов общественного производства. Задача уничтожения класса решается вытеснением (заменой) одного способа производства другим способом производства.

Логика бессильна там, где требуется менять исходные – самые первые – классовые тезисы или идеалы. Эти «самые первые» тезисы и идеалы диктуются человеку тем местом, которое он занимает в общественном разделении труда, и принимаются им, нередко, подсознательно, на веру, либо отвергаются с порога.

Как в конкретной классовой вере, так и в тезисах, ее опровергающих, могут содержаться драматические ошибки, — ошибки выбора классовой позиции.

Под революционным мышлением мы предлагаем понимать мышление, способное выходить за рамки классовых аксиом, сопоставлять их с аксиомами другого класса и делать сознательный выбор, давая себе отчет в условиях допустимости конкретно этого выбора.

Проиллюстрируем это примером из математики.

В математике есть раздел, называемый геометрией плоскости. Этот раздел возник из практики землемерия в Древнем Египте. В его основании лежат первичные понятия точки, прямой линии и пять аксиом Евклида.

Одну из них множество математиков в течение двух тысяч лет пытались вывести из остальных четырех – но не смогли.

Наконец, появился Лобачевский и, заменив эту аксиому на ее отрицание, открыл, что новая система аксиом также имеет право на жизнь – применима на практике – как и система Евклида – но в условиях, что вместо плоскости, все фигуры строятся на сферической поверхности.

Лобачевский дал пример революционного мышления.

Мыслить революционно – значит сознательно выходить за рамки частных классовых аксиом (постулатов и идеалов), уметь рассматривать их со стороны и обсуждать не частные выводы, логичные относительно тех или иных постулатов, принятых на Веру, а саму проблему выбора аксиом (классовой позиции).

Эта проблема и есть главный предмет истинно революционного мышления.

Классики марксизма, в этой связи, поступили парадоксально.

С одной стороны, они проявили революционное мышление – разоблачили классовую ангажированность всех теорий, то есть, условность их истинности: любая теория, согласно историческому материализму, истинна лишь в рамках конкретной классовой позиции.

Но, разоблачив классовую ангажированность общественных теорий, они не удержались на высоте революционного мышления.

Как говорили еще древние греки: стать легко, быть трудно.

Так и Маркс с Энгельсом, а за ними и все их последователи.

Они поднялись на высоту революционного мышления лишь для того, чтобы быстро и безоглядно рухнуть в жесткие ущелья одной из частных классовых аксиоматик, порожденных общественным разделением труда – в ущелье аксиоматики фабрично организованного труда.

Аксиоматика фабричного труда – это то самое ущелье, которое кормило фабриканта Энгельса, кормившего, в свою очередь, Маркса.

Энгельс залюбовался на внутрифабричный порядок – порядок планирования, учета и контроля, наведенный частной собственностью над обезволенным трудовым ресурсом.

Классикам марксизма показалось, что этот частнособственнический идеал порядка следует навязать всему обществу: ликвидировать рыночную стихию, порождаемую свободными предпринимателями, ликвидировать буржуев, превратить общество в единую фабрику.

Иначе говоря, логику частного ущелья навязать всему миру.

Этот классовый выбор, очевидно, означает конец революционного мышления: ибо требует опуститься с революционной высоты в объятья частнособственнической — фабричной – идеологии.

Сам лозунг уничтожения того или иного класса, в этом свете, есть антиреволюционный лозунг, ибо равносилен требованию уничтожения предмета революционного мышления.

Уничтожение класса через уничтожение его представителей, более того, свидетельствует о контрреволюционности или ложности борьбы в целом, — выдает экономическую слабость (отсталость) силы, рвущегося к власти.

Насилие всегда несет собой отсталые – реакционные — отношения и неприемлемо как метод революционной борьбы.

Главная суть революционного мышления – в способности разоблачать и пресекать классовые «революции», которые есть контрреволюции, ибо навязывают узкую логику победившего класса, приводя к деградации Человека.

Будь то либеральная деградация или административно-фабричная — в обоих случаях побеждает контрреволюция и уничтожается революционное мышление.

3.3. Отвергнуть экономический либерализм

Экономический либерализм (далее – либерализм) наиболее четко выражен в идеях так называемой австрийской школы.

Карл Менгер – основатель этой школы — внес дух естественных наук в исследование экономики. Он свел её к материи, состоящей из «либеральных атомов» – хозяйств, защищенных правом частной собственности и принимающих решения по схеме, описываемой теорией предельной полезности.

По либерализму: ни государство, ни бандиты, — никто не вправе вмешиваться в решения этих атомов, поступки которых, якобы, есть исходный двигатель экономики, а общее движение, порождаемое этими атомами, интегрируется в «невидимую руку рынка», расставляющую всех по местам. Оно явно подчиняется причинно-следственным связям и составляет предмет экономической науки.

Эта, внешне материалистическая, концепция, с одной стороны, коварно льстит свободным индивидуумам, приписывая их субъективным предпочтениям роль исходных причин движения экономики.

С другой стороны, провозглашая «теорию предельной полезности», она вооружает либерального экономиста иллюзией знания устройства либеральных атомов, позволяющего моделировать их массовое поведение так, как в физике моделируют реальные газы, исходя из атомной модели идеального газа.

С третьей стороны, она вызвала восторг у той части администрирующей технократии, которая курирует свободу и предприимчивость народа. Ибо эта концепция причесывает мотивы всех предпринимателей под одну гребенку и удовлетворяет желанию загнать народную инициативу и предприимчивость в единообразные рамки, чтобы легко облагать ее данью, налогами и премиями.

Не случайно, агрессивным продвижением идей австрийской школы, как вершины либерализма, сразу занялся сам министр финансов Австрии, Бём-Баверк.

Либерализм – административно-классовое антипредпринимательское учение. Его историческая миссия: загнать многомерную смекалку, инициативу и предприимчивость людей в одномерное ложе погони за прибылью.

Учет, контроль, распределение и налогообложение прибыли – сладкое поле для всевозможных импресарио, менеджеров, налоговиков и рэкетиров, главной мечтой которых является эксплуатация свободного труда.

Именно они – импресарио при творцах, менеджеры при предпринимателях, налоговики при капиталистическом государстве или советники при рэкетирах – своей прислужнической деятельностью порождают объективный социальный заказ на идеологию либерализма, на идеи благоприятного инвестиционного климата, на ложные поиски инвесторов ради продажи бизнеса.

Не случайно в основу Гражданского и Налогового кодексов России именно они — либералы — заложили ложь, кастрирующую суть всякой народной инициативы, смекалки и предприимчивости, – свели всю производственную деятельность к ложно определенному предпринимательству, — мол, оно есть деятельность, одержимая частным мотивом – прибылью.

Одним этим либералы разом опустили весь народ.

Никто в России отныне не может законно заниматься общественно-полезным производством, не объявив, что его целью является прибыль.

Либералы вопят о правах человека, о недопустимости вмешательств в частные дела.

Но подло молчат о созданном ими терроре гигантской машины налоговых органов, антиконституционно переворачивающей властные отношения и грубо вмешивающейся в дела народа, требуя от него, чтобы он разлагался на частные либеральные атомы (коммерческие предприятия) и единообразно отделял прибыль от себестоимости, — под неусыпным надзором налоговых инспекторов.

При ближайшем рассмотрении, свобода индивидуальных решений, защищаемая либералами, есть свобода прихотей, удовлетворяемых в пространстве рыночных отношений.

Внутри человека живёт множество сущностей, борющихся друг с другом за власть над его поступками.

Победившая в тот или иной момент сущность – то курильщик, то любитель музыки или пива, то купец, то наркоман, — защищается либералами в качестве «свободного выбора» правомочного гражданина.

Эта защита есть защита рынка, на котором удовлетворяются эти прихоти.

Любая способность, свойство, орган или функция, — если её можно оторвать от человека и запустить в коммерческий оборот, — при либерализме отторгается от человека и выносится на рынок в качестве товара.

Интерес поставщика или потребителя этого товара, заявленный в качестве личного выбора «либерального атома», ставится либералами выше интересов общества и защищается либералистским правосудием, как, якобы, право человека.

Но разве натура человека только в том, чтобы тупо подчиняться прихотям?

А как же быть с другой стороной его натуры, состоящей в том, что он – частица человеческого рода, стремящаяся к совершенству в той или иной общности с другими людьми?

Каждая общность, как особый мир, так или иначе, нормирует желания людей. Что-то поощряет, что-то высмеивает, что-то считает доблестью, а что-то – непристойностью.

Получается, что свободы либерализма – это топор, заносимый над общественной сутью человека, над народной культурой, над сложными и интересными мирами человеческих общностей.

Потакая власти прихоти над призванием, соблазна над долгом, части над целым, органа над человеком, либерализм грозит разрушением справедливости, морали, чести и добродетели и понижением уровня общностей людей, объединению их вокруг низких и примитивных прихотей. Но этим же воспроизводится возвышение административного класса над обществом, присваивающего себе честь, совесть и разум человечества.

Субъективные предпочтения, полагаемые либералами в качестве исходных моментов экономики, есть коварный классовый миф, подлежащий разоблачению.

«Теория предельной полезности» отрицается поведением реальных людей.

Она исходит из факта убывания субъективной ценности блага при росте его количества. Но, вместо исследования причин, объясняющих этот действительно наблюдаемый факт, данная теория полагает его своим исходным пунктом, что с потрохами выдает классовую, административно-технократическую позицию исследователя.

Тем самым, эта теория обречена быть сугубо технократической – не научной — дисциплиной, не отвечающей на главный вопрос к экономической науке – вопрос о природе ценности благ и об общественных способах их производства.

Ценность последнего куска хлеба, бесспорно, чрезвычайно высока.

Либералы объяснят её предельной полезностью последнего куска. Но не смогут ответить, почему же человек, без принуждения, делится последним куском с товарищем по несчастью, не требуя взамен ни золота, ни других благ.

Не смогут, потому что для этого им придётся забыть об аксиомах либерализма и, в частности, о «теории предельной полезности».

Ибо человек вовсе не либеральный атом, а сущностная частица народа.

И, отдавая последний кусок, он следует не субъективному предпочтению, а велению народной культуры, что нельзя поступать иначе.

Как сущностная частица народа, человек находится во власти ценностей культуры народа, которая, а вовсе не предельная полезность, управляет не только поступками, но и самими субъективными предпочтениями.

Субъективные предпочтения, подсказывающие решения потребителю, есть, на деле, подчиненные моменты текущей экспансии конкретной культуры, распространение которой диктует людям конкретный выбор и формирует массовый спрос.

Именно требования конкретной культуры, а не субъективно произвольные решения, являются исходными моментами движения экономики.

Люди могут воображать себя «либеральными атомами», и даже голосовать за либералов, поддавшись их пропаганде, но всегда будут действовать не субъективным произволом, а лишь так, как позволяет система ценностей мира той культуры, которой они дорожат.

Таким образом, экономический либерализм подлежит отбрасыванию в виду его идеологической и теоретической несостоятельности.

Но это отбрасывание является реальной проблемой в виду того, что именно либералы захватили ныне ключевые рычаги управления Россией.

Сегодня мало уличать либерализм в классовой лжи. Необходима концепция, разоблачающая его объективные классовые корни, раскрывающая устройство его власти над страной и указывающая меры по его выкорчевыванию.

3.3.1. Классовые корни экономического либерализма

Классовые корни экономического либерализма лежат в специфике организации труда при капитализме.

Ключевой институт капиталистического способа производства – административная система. Она объективно возникает в каждой достаточно крупной фирме как классовая надстройка над наемным трудом.

Именно она, отгораживая наемный труд от участия в распределении выручки, вычленяет из этой выручки прибыль.

Но отношения с наемным трудом — лишь одна сторона административной системы. Вторая ее сторона – отношения со свободным трудом.

Марксизм, выражающий идеологию первой стороны, культивирует историческую миссию пролетариата, создает рабочие партии, вносит в них идеологию политической борьбы и вооружает лозунгами, ведущими административный класс, к власти.

Либерализм, выражающий идеологию второй стороны, рядится в защитники свободного труда, но навязывает ему форму частной собственности, отчуждающей его от общества, подчиняет его погоне за прибылью и раздувает индивидуализм, противопоставляя свободный труд и обществу, и власти.

Административная система, своим телом, разрывает единый труд народа на две части – наемный и свободный труд – и порабощает, по-своему, каждую из этих частей.

3.3.2. О задаче общественного раскрепощения труда

Задача общественного раскрепощения труда, как цель строительства коммунизма, не сводится к освобождению труда от наемного рабства, и не решается через установление диктатуры пролетариата.

Так же, как и реальная цель Перестройки, на которую был разведен советский народ, — не сводилась к формальному освобождению предприимчивости народа.

Советские люди, принявшие Перестройку, надеялись получить свободу творчества, а получили формальную свободу предпринимательства, как погони за прибылью и реальную свободу разложения на либеральные атомы, на разгул низменных прихотей и липовую свободу выбора.

Принципиальным является то, от чего именно освобождается человек.

Свобода – это всегда свобода от какой-то зависимости.

Каждый рождается и живет как зависимое существо.

В первую очередь мы зависим от мамы и папы. От родных и друзей. От рода и племени. От культуры и языка. От истории своего народа. От сотрудников и партнеров. От профессиональных способностей и от условий, в которых дано трудиться.

Мы зависим от морали и принципов: не убий, не укради, почитай старших, люби Родину — разное отношение к этим зависимостям дает нам разное понимание сути того, что есть «человек».

Есть зависимости, освобождение от которых означает потерю человеческого облика, лишение смысла жизни и превращение индивида в существо без рода и племени, в биоробота, — в «Ивана, не помнящего родства».

Суть экономического либерализма в том, что людям навязывается роль либеральных атомов, которых лишают творческих и политических свобод через хитрую подмену истинной свободы творчества липовой свободой выбора.

Этот выбор по факту ограничивается тем меню, которое составляется на политической кухне, где хозяйничает узкий круг лиц, присваивающих себе – за счет всех остальных – дьявольски беспредельную свободу.

Подмена свободы творчества свободой выбора — из чего-то уже готовенького – убивает творчество и технический прогресс еще более результативно, чем советские задания по снижению материалоемкости и трудоемкости.

Через разложение на либеральные атомы и свободу выбора, армии бывших советских инженерно-технических работников, разорвав их творческие взаимосвязи, навязали роль предпринимателей малого и среднего бизнеса, питающихся объедками со стола западного прогресса.

Россию опустили в инженерно-техническую кабалу Запада.

Творческий потенциал «либеральных атомов», в которые либерализм стремится превратить население стран, которым навязывается западный либерализм и западная демократия, направляется в русло потребительства.

Миру являются все более изощренные потребности освобожденного от всяких «условностей» человека.

Именно такое освобождение несет либерализм.

Он несет изменение морали и принципов поведения. Человек превращается в «либеральный атом», которому наплевать на других людей, который руководствуется принципами: «моя хата с краю», «у вас проблемы – это ваши проблемы», «хотите пьянствовать и наркоманить – это ваше право», хотите болеть – болейте, хотите умирать – умирайте. «Меня это не касается».

Навязывание либерализма России, а также традиционным обществам Азии и Африки приводит к разрыву человеческих взаимоотношений, потере смысла жизни, разорению, расслоению, массовому опусканию и одичанию людей.

Освобождение в духе либерализма означает освобождение человека от человечности.

Под соусом борьбы за «права человека», либерализм осуществляет политику уничтожения в человеке его человеческой сути.

Итак, общественное раскрепощение труда не сводится ни к либерализации, ни к установлению диктатуры пролетариата.

Оно состоит в ликвидации противопоставления свободного и наемного труда, культивируемого, с одной стороны, марксистами, с другой — либералами.

Это противопоставление, по факту, есть общественно-производственная функция капиталистической администрирующей технократии.

Как волчья стая ведет загонную охоту, негласно разбиваясь на части: одна берет роль гончих, загоняющих жертвы к засаде, вторая в этой засаде сидит. Так и администрирующая технократия, в каждом предприятии, и в обществе в целом, не сговариваясь, выступает двумя классами, разрывающими свою жертву – единый народный труд.

Одни — это кадровики, нормировщики, плановики, мастера, юристы, специалисты по управлению персоналом и комиссары, — работают с душевной материей работников и форматируют их натуры, превращая в трудовой ресурс.

Другие — это торговцы, управленцы, диспетчеры и администраторы, — работают с уже обезволенными ресурсами, как чисто техническими факторами. Их задача — оптимально использовать ресурсы.

Сообща они рвут единый труд на части: на свободный труд, гонимый за прибылью, и наемный труд, гонимый за зарплатой.

По его социальной базе, либерализм един с марксизмом. Их общий социальный заказчик – класс администрирующей технократии.

Но их единство крайне противоречиво. Они сами – пленники объективно сложившейся системы, которую не сломать и не преобразовать ни заклинаниями, ни силой, ни какими-то там революциями.

Люди, составляющие администрирующую технократию, сами нуждаются в освобождении от исполнения функций подавления народного труда.

Путь к общему освобождению лежит не через репрессии, а через реальное преобразование производственных отношений.

Этому должно предшествовать ясное понимание сути двух рассмотренных идеологий, — марксизма и либерализма — представляющих классы административного труда, как станового хребта капитализма.

Эти идеологии привязаны друг другу производством, заставляющим их выступать внешне противоположными сторонами одной медали, разъединяющей народный труд — на наемный труд и свободный — ради власти над обоими.

Но они же и разъединены практикой, заставляющей их возглавлять противопоставленные ими части народного труда.

Марксизм пасет наемный труд, навязывая ему политические требования диктатуры пролетариата.

Либерализм возглавляет свободный труд и пасет его, навязывая ему форму предпринимательства и политические требования диктатуры капитала.

Представляя эти противоположности, они вынуждены воинственно противостоять друг другу и развивать теории, опровергающие друг друга.

История развела марксизм и либерализм баррикадами противостояния миров социализма и капитала. Но доказала их единство фактом исторической сдачи ресурсов социалистического СССР капиталистическому Западу.

Эта сдача знаменательна тем, что она каждый день осуществляется внутри каждого предприятия, где сотрудничают оба административных класса — социальные заказчики марксизма и либерализма: один психологически и юридически превращает людей в трудовой ресурс, а другой – принимает этот ресурс из рук первого и технически эксплуатирует его.

3.3.3. Либеральный колониализм

Либералы навязали России колониальную экономическую модель, обманывающую народ формальной независимостью государства.

Эта модель исторически сформировалась в результате Второй Мировой Войны, и навязывается всем развивающимся странам.

До 1929-1933 гг. в капиталистическом мире господствовала либералистская доктрина, требовавшая отстранения государства от управления экономикой.

Великая депрессия 1929-1933 гг. вызвала новую доктрину – кейнсианскую — требующую активного государственного регулирования экономики.

Франклин Рузвельт, пользуясь этой доктриной, вывел США из Великой депрессии, развернув колоссальную бюджетную программу.

Эта же доктрина позволила Западу выстоять в соревновании с СССР.

Политическим компромиссом между доктриной либерализма и доктриной государственного регулирования экономики стала Бреттон-Вудская система, созданная в 1944 году.

Эта система есть симбиоз либерализма и кейнсианства: признана роль государства, как регулятора экономики, но над ним установлена опека либерального института – Федеральной резервной системы США (ФРС).

Историческая суть этого симбиоза дана термином: «банковский империализм».

Над государствами вознесен мировой банковский уклад: отныне бюджеты большинства государств контролируются ФРС США, — частным эмиссионным институтом.

Основное противоречие капитализма ныне сведено к противоречию между общественной – макроэкономической — сутью денег и частной — микроэкономической — логикой их эмиссии, монополизированной банками.

Противоречие кейнсианства и либерализма по способам обеспечения денежных эмиссий, а также по допуску государства к регулированию экономики, на практике решено отнесением одних стран в состав кейнсианских метрополий, а других – в состав либеральных колоний.

Развитые капиталистические страны присвоили себе кейнсианские модели, а развивающимся и колониальным навязали либеральные модели.

Вопреки либеральным догмам, развитые страны стимулируют экономику мощными социальными, военными и иными бюджетными расходами, делая эмиссию под потребности, выраженные бюджетом.

В то же время развивающимся странам навязывают либералистские догмы необходимости сокращения социальных расходов и недопустимости государственного вмешательства в экономику, — мол, рынок сам все правильно организует и «расставит по местам».

Всех расставляет по местам не либеральный рынок, а кейнсианская метрополия.

Именно кейнсианская метрополия развитых стран капитализма, прежде всего США с долларовым печатным станком, представляет собой ту господствующую силу, которая осуществляет сегодня либералистскую власть над «развивающимися странами» вообще и над Россией, в частности.

Эта власть реализована через лишение стран права на суверенную эмиссию денежных средств и проведение жесткой монетарной политики, призванной вытолкнуть максимальное количество ликвидных ресурсов за границу.

Либералы навязали России колониальный культ «положительного торгового баланса», — культа так называемого «чистого экспорта».

За 10 лет – с 2005 по 2014 годы, по официальной статистике Росстата, суммарное превышение экспорта над импортом России составило 1,473 трлн. долларов США, — это астрономическая сумма безвозмездного (!) вывоза ресурсов!

Из них лишь 6,3 % использовано на обслуживание внешних долгов.

Остальное – это либо накопления на валютных счетах частных экспортеров, в том числе покидающих страну вместе с накоплениями, либо обесценивающиеся бумажные активы – свидетельства вложений в бюджет США и другие иностранные бюджеты, либо прочие национальные средства, замороженные в валюте.

У США, для сравнения, обратная картина: экспорт стабильно ниже импорта.

Так, за 2015 год превышение импорта в США над экспортом из США составило $ 735 млрд. На эту астрономическую сумму располагаемый ВВП США был выше произведенного ВВП США.

Ситуация превышения импорта над экспортом из США длится уже 40 лет (!) и означает системную эксплуатацию иностранных «партнеров».

России навязали вассальное членство в долларовой зоне, обязывающее ее ограничивать массу рублей, находящихся в обороте, суммой валютных резервов.

Мол, каждый держатель рублей в любой момент должен быть обеспечен возможностью обменять рубли на валюту, словно бы он должен уехать из страны.

Признавая это требование, Центробанк и Минфин РФ рассматривают всех россиян лишь колонистами, — эмигрантами в собственной стране!!!

Сегодня валютные накопления фактически исчезают из рук России в недрах хитро выстроенной международной финансовой системы.

Минфин и Центробанк РФ играют в этой системе роль стаканов в руках «наперсточника», перебрасывающего валюту из стакана в стакан при эмиссии рублей. Роль третьего стакана, очевидно, играет госбюджет США.

Власть и общественность России успокаивают формальными отчетами, согласно которым валюта, якобы, никуда не уходит. Но это хитрая ложь, скрытая непониманием фактической идеологии долларовой системы.

СССР имел возможность стать членом долларовой зоны в 1944 – 1945 гг., но принципиально отказался от доступа к ее «благам».

И.В. Сталин понимал природу денежных накоплений. Они есть накопленный объем воздержания от приобретения продуктов, услуг и работ на рынке.

Он понял суть Бреттон-Вудской западни, отказался от вхождения в долларовую зону и грамотно использовал правовую природу денег.

Он учел, что концентрация денег есть концентрация лишь прав, — и осуществлял, с одной стороны, суверенную эмиссию рублей, как прав командования ресурсами, а с другой – гасил альтернативные центры спроса на ресурсы путем облигационных займов.

Сталин предупредил абсурдную ситуацию, когда кинетическая энергия экономики переходила бы в энергию потенциальную, — в валютные накопления, под условия Бреттон-Вуда,- а потенциальная отдавалась бы врагу, — в валютные облигации.

Он не ратифицировал Бреттон-Вудское соглашение в декабре 1945 года, хотя, в угоду дипломатии, в условиях войны, подписал документы в июле 1944 года.

Будь Сталин при власти, он сегодня не ограничился бы дисквалификацией нынешних и предыдущих руководителей Минфина и Центробанка за застой средств в накоплениях. Он указал бы на факт особо крупного вредительства — на сдачу врагу потенциальной энергии России.

ФРС США вливает доллары через облигации, выпущенные под спрос госбюджета США. Под эти же облигации размещаются национальные валютные резервы других стран.

Из-за этого производственные мощности всей планеты структурно ориентированы на спрос американского бюджета: на затраты Пентагона и т.д.

Если остановить печатный станок ФРС США и прекратить размещение национальных резервов в облигациях американского бюджета, то миллионы (!) предприятий по всему миру остановятся. Ибо они есть чистые иждивенцы для своих стран и потенциальные банкроты: имея монетарно эффективные балансы, они заняты абсолютно бесполезным для своих стран делом, — служат лишь комплектованию заказов бюджета США.

Проводить либералистскую экономическую политику – значит исключать свою страну из числа развитых стран мирового капитализма и жертвовать национальным суверенитетом.

В то время как либералы создают нам искусственные ограничения, типа фондов развития и национального благосостояния, США, с печатного станка, а фактически за наш счет, триллионами долларов финансируют свои истинные ценности, включая ракеты, авианосцы и атомные подлодки, нацеленные на Россию.

Включать свою страну в клуб развитых стран Запада – значит отказываться от либеральной модели и брать на вооружение модель, возлагающую на государство решающую роль в организации экономического роста.

Мы не ратуем за кейнсианскую модель. Она лишь латает дыры капиталистического строя, не замахиваясь на решение проблем по существу.

Максимум, что кейнсианская модель даст обновленному СССР — это короткий ряд лет по 6-10 % прироста ВВП, пока не исчерпаются возможности капиталистического разделения труда.

Обновленному СССР нужна более эффективная модель, не равняющая его со странами кейнсианской метрополии, а обеспечивающая экономическое превосходство над ними.

Эта модель представлена в размещенном в Интернет Публичном докладе Народного Экономического Совета Президенту России Владимиру Путину: «Ключевые ориентиры социально-экономической политики до 2025 года»: http://lud.ru/navigator/2177/

3.4. Китайская экономическая модель и новый путь СССР

О китайской модели часто говорят, как о шансе развития СССР.

Мол, если бы КПСС, подобно КПК Китая, проявила мудрость и выработала сочетание госсобственности с частной собственностью, как в Китае, СССР мог бы обрести «второе дыхание».

Надо развеять иллюзии, будто китайская модель была шансом для России.

Чудо китайской экономики — это чудо индустриализации аграрной страны.

Это чудо СССР осуществил в 30-е годы 20 века: массово вовлек крестьянство в промышленность. Эти экстенсивные факторы СССР исчерпал к началу 60-х годов.

В конце 50-х, Хрущев по-троцкистски закрутил гайки этой индустриализации: ввел ограничения на огородничество, на приусадебные хозяйства, уничтожил промысловую кооперацию, — и выдавил дополнительные рабочие руки на стройки «Великой семилетки». В завершение, развернул жилищное строительство в городах и дал крестьянам паспорта – поощрил их переселение в город.

В итоге, в начале 60-х, чуть было не повторился голод 30-х, СССР потерял 400 тонн золота ради пополнения продовольственного рынка, и Хрущева сняли.

С той поры у СССР не было шанса на чудо типа «китайской модели».

Главное отличие СССР от Китая конца 80-х в том, что Китай имел ресурсы для экстенсивной индустриализации, требовались лишь инвестиции. А у СССР таких факторов уже не было: нужна была принципиально новая модель развития, — через коренную интенсификацию народного хозяйства, замену производств.

Не «китайская модель», и не разрушительная либерализация, а открытие всех шлюзов научно-технического прогресса (НТП) – вот в чем был шанс СССР.

Этим шансом СССР обладал: имел мощнейшую в мире социальную базу НТП, – самую крупную армию образованных инженерно-технических работников (ИТР).

Половина всех ИТР мира в то время работала на СССР!

И по численному составу, и по образовательной подготовке, эта армия превосходила и США, и всю Европу. Но была задавлена административным строем.

На полках советских НИИ и КБ скопился колоссальный задел нигде не запатентованных изобретений, а также проектов новых изделий, технологий и производств, способный перевернуть весь мир.

Шанс экономического рывка был у СССР путем мобилизации ресурсов НТП.

Эта мобилизация началась с разрешения договоров на создание и передачу научно-технической продукции, — гигантская армия советских ИТР в 1987-1989 гг пришла в движение: в СССР назревал невиданный инвестиционный бум.

Внешним индикатором этого бума были количество и состав экспонатов выставок-ярмарок, повсюду проводимых тогда, сначала под эгидой региональных коммерческих центров Главснаба, затем – под крышами множества быстро появившихся частных выставочно-ярмарочных центров.

Изначально, эти выставки-ярмарки были формой сбыта колоссальных запасов неликвидов – ресурсов, пролеживавших на складах всех предприятий.

Но в 1989 году более 70 % экспонатов были не обычными неликвидами, а уникальной продукцией советского научно-технического сектора. Обнаружились её колоссальные запасы: множество разработок советских ИТР размораживались и «с полок» НИИ и КБ выносились на выставки-ярмарки. Всем отраслям народного хозяйства предлагались новые конструкции, технологии и производственные проекты: уникальные приборы и технологии для медицины, строительства, сельского хозяйства, транспорта и промышленности.

Как грибы возникали «центры научно-технического творчества молодежи», малые предприятия и кооперативы, которые «приватизировали» эти проекты и бурлили идеями мобилизации и продвижения колоссальных заделов НТП.

Источниками инвестиций этого бума были ресурсы всякого рода «неликвидов» (в том числе и лежавшие «на полках» заделы НИОКР), а также готовая производственная база государственных предприятий.

Стимулом было практическое отсутствие налогового гнета. Характерно, что заработанные «частниками» деньги шли тогда не столько на личное обогащение, сколько в развитие производств – вокруг было море проектов.

Результат не замедлил сказаться. После десятилетий ухудшения ключевого макроэкономического показателя – материалоемкости общественного продукта, — в 1989 году Госстат СССР впервые с начала 50-х годов фиксирует снижение материалоемкости в гигантских масштабах всего народного хозяйства СССР!

Это была одновременно и форма инвестирования, и форма приватизации. Малые предприятия при больших гигантах были формой перетекания госкапитала в частные руки. Но продолжение этой политики давало экономике СССР шанс стать конкурентоспособной перед стихией внешнего рынка.

До конца 1989 года молодой советский бизнес имел необыкновенно тепличные условия: внутренний рынок защищен монополией на внешнюю торговлю, плюс полная легальность и крайне простое налогообложение, — лишь 5% от доходов кооперативов и «индивидуальной трудовой деятельности».

Необыкновенный по размаху и энтузиазму инвестиционный бум был убит «на взлете» правительством Николая Рыжкова. Введенные «задним числом» (!) драконовские налоги разом обанкротили тысячи новоявленных предприятий.

Инвестиционные проекты были оборваны и перечеркнуты. Громадный «жирок» неликвидов, из источника финансирования инвестиционного бума, превратился в плохо лежащее богатство, которое годится только на то, чтобы его разворовать. Тем более, что стала рушиться монополия внешней торговли.

С этого момента советский бизнес практически целиком ушел в теневые спекуляции с неликвидами, сырьевыми ресурсами и готовой продукцией.

Проведенными в 1989 году мероприятиями, правительство Н. Рыжкова уничтожило последний шанс, который история предоставила экономике СССР.

Предпринимательство в сфере НТП и массовое посредничество в сбыте неликвидов, приведшее в движение колоссальные ресурсы, лишилось условий.

Последующие обвальная либерализация, приватизация и рейдерские захваты нанесли уничтожающий удар по научно-техническим заделам СССР.

Новые хозяева вывезли и сожгли на свалках десятки тысяч грузовиков научно-технической документации, — плоды многомиллионной армии беззащитных советских ИТР.

Множество выпускников сотен советских ВУЗов, включая МВТУ имени Баумана, — носителей НТП – стали извозчиками или лавочниками, платящими дань уличным рэкетирам…

Остатки научно-технических заделов СССР ныне доживают свой век в стареющих головах миллионов бывших советских ИТР.

Многие из них, до сих пор горя идеями и проектами, поглощены заботами о выживании. Целевые пенсии бывшим советским ИТР позволили бы им вырваться из этого материального плена и успеть отдать Родине то, что она в них захоронила.

Нам не у кого заимствовать экономическую модель. Но пока еще можно повторить феномен советских прорывов в космонавтике, в авиации, в атомной энергетике и в вооружениях, сделанных с помощью кадров царской России.

Сегодня уже и Китай приближается к исчерпанию экстенсивных факторов индустриального роста. Как и в СССР 80-х годов, в Китае ныне актуальна интенсификация экономики, требующая новой экономической политики.

Нам необходима особая модель – она предложена нашим Манифестом – это механизм бестоварного общественного производства, основанный на описанных выше отношениях государственных гарантий и страхования рисков.

Этот механизм дает каждому носителю НТП идеальные возможности для реализации общественно-полезных творческих замыслов.

4. Общая задача совершенствования общества

Ключевое заблуждение и либералов, и демократов, и марксистов в том, что они, каждый по своему, противопоставляют человека и общество и не учитывают их сущностного единства.

Либералы возносят над обществом гордыню частной собственности, хищничающей в стихии общественного рынка. Уничтожают целостного Человека. Разлагают его на прихоти и амбиции, защищаемые культом «свободы выбора». Превращают человека в материал строительства долговых пирамид.

Навязав законодательству России ложное определение предпринимательской деятельности: возведя в ранг конечной ценности один из промежуточных мотивов – получение прибыли, — либералы вонзили нож в самое сердце российской экономики.

Они возвели в закон право фальсификации продукции, право коммерческого навязывания ложных ценностей и других форм обмана сограждан, перекладывая ответственность с общества и государства на самих обманутых людей — тезисом о «свободе их выбора».

Они вооружили государство поводом систематического вмешательства в частные хозяйственные дела: необходимостью контроля процесса возникновения прибыли, как объекта налогообложения, — ее отделения от себестоимости.

Они породили антипредпринимательские и антирабочие акционерные и им подобные формы предприятий – подчиненные получению прибыли в угоду отчужденных акционеров — тяжелейшими гирями ограничивающие горизонт инициативы и предприимчивости народа.

Демократы возносят над обществом гордыню представительной власти и поклоняются культу избирательной системы, — разновидности кулачного права.

Избирательные системы демократов действуют в парадигме отделения власти от человека («избирателя») и уже этим заведомо порочны.

Кроме того, они уподобляют общество одинокому человеку, разрываемому частными прихотями — партиями, – и дезориентируют общество публичной борьбой за партийно-формулируемые интересы.

Демократы реализовали в России уродливую политическую систему, в которой «избранники народа», вместо творения законов, раскрывающих содержание власти народа, отдали ее в руки чиновничества, которое вооружили ордынской дубиной Налогового Кодекса РФ, а сами ограничились функцией навязывания народу правил и норм, лоббируемых частными структурами, наделяя себя, при этом, незаслуженными привилегиями и доходами.

Марксисты поклоняются дьяволу классовой борьбы. Возносят над обществом гордыню административного разума, ставят его стихию выше рыночной стихии.

Но классовое сознание есть, в действительности, та или иная однородная сущность, массово пробуждающаяся в людях, сосуществующих в обществе.

Нелепо доверяться аксиомам (идеалам) стихийно пробуждающейся сущности.

Большевики, подменившие задачу строительства социализма задачей истребления рынка, не учли, что общественный рынок и есть та раскрывающаяся книга человеческих способностей и потребностей, которую следовало не топтать, а преобразовывать, балансировать и развивать в направлении реализации лозунга «от каждого – по его способностям, каждому – по его потребностям».

Воюя против рынка, марксисты – в СССР — монополизировали в руках государства инициативу и предприимчивость народа, чем предали идеал гармонически развитого человека, как сущностной частицы коммунистического общества.

Планирование, которое они навязывали обществу, было лишь формой стихии административного разума, вырастающего из управления фабрикой и гносеологически плененного непрекращающейся борьбой с пролетариатом за условия купли-продажи рабочей силы.

Система норм и нормативов, положенная в основу советских планов, выражала текущее соотношение сил этой стихии и была лишь частным случаем действия либералистской «руки рынка».

Строя не коммунизм, а общество-фабрику, как единый «либеральный атом», большевики фактически действовали в капиталистической парадигме.

Исчерпав заведомо ограниченный потенциал эффективности государственно-монополистического администрирования, СССР рухнул, доказав историческую обреченность государственного капитализма, но не коммунизма, которого он и не строил.

И марксисты, и демократы, и либералы, каждый по своему, поклоняются культу стихии, пленены частностью.

Они не озабочены Человеком, мечущимся из-за них между Сциллой либерализма, Харибдой демократии и шизофренией Диктатуры пролетариата.

Они не учитывают, что каждый человек есть уже общество, населенное множеством сущностей, между которыми, как и в реальном обществе, идет борьба, и что реальное общество, своей структурой, лишь раскрывает ту борьбу, которая идёт в каждом человеке.

Феномен личности, занимающей определенную позицию, есть, в каждый момент, лишь тот или иной результат внутренней борьбы.

Массовость выбора людьми однородных позиций создает ситуацию, будто общественные позиции формируются раньше, чем конкретным человеком сделан внутренний выбор, так что ему приходится выбирать под внешним давлением.

Навязывая человеку внешний выбор, общество вмешивается в его внутреннюю борьбу.

Это вмешательство может ломать и уродовать человека.

Рассматриваемое в масштабах общества, это вмешательство нельзя отдавать во власть частных сил или слепой стихии, как то проповедуют либералы.

Так же, как нелепо говорить и о правах человека, не оговаривая его сущности, — исходом внутренней борьбы может быть и наркоман, и насильник, и педофил…

Сущностный выбор человека, как и общества, идёт вне логики, — реальным соревнованием внутренних сущностей за власть над его сознанием и поступками.

Принципиально важным является влияние общества на это внутреннее соревнование.

Рассудок, как способность логического мышления, играет роль лишь инструмента в руках победившей сущности. Он движется в плену её аксиом.

Апелляции к рассудку человека, поэтому, вторичны и уместны лишь в рамках аксиом той сущности, что властвует в данное время над человеком.

Первичны же апелляции, вне логики, не к рассудку, а к сущностям, дремлющим или бодрствующим в людях.

Такие апелляции, в направлении совершенствования человека, должны быть заложены во всех институтах и правовых механизмах общества.

Общество, во имя общей безопасности, обязано иметь, в виде господствующей идеи в умах людей, идеалы справедливости и совершенного – гармонически развитого — человека, и быть во власти институтов и механизмов, нацеливающих все отрасли деятельности на служение этим идеалам.

Становление, развитие и защита этих институтов и механизмов должно быть в центре внимания всех народных сил обновленного СССР.

Литература:

1) Открытый доклад Президенту России Владимиру Путину "Ключевые ориентиры социально-экономической политики России до 2025 года": http://lud.ru/navigator/2177/

2) Зеленая книга России. Путь к истинной модернизации. Новосибирск, январь 2012г.: http://www.proza.ru/avtor/orel...

3) О человеке и обществе, о деньгах и развитии России. Новосиьирск, март 2013 г.: http://www.proza.ru/avtor/orel...

4) Российская империя граждан. Проект Конституции. Новосибирск, июль 2013 г.: http://www.proza.ru/avtor/orel...

E-mail автора: levinvn@ngs.ru

АКТУАЛЬНЫЙ АВТОРСКИЙ ОРИГИНАЛ ТЕКСТА: http://lud.ru/navigator/2248/

Счет актуальной поддержки автора: карта Сбербанка 6390 0244 9009 4616 84