При обсуждении вопроса взаимоотношения научного и религиозного способа познания мира неоднократно выдвигалось утверждение, что реальность религиозного опыта и реальность науки – абсолютно различны, между собой не пересекающиеся. На наш взгляд, это представление весьма странно, если не сказать абсурдно. Насколько я понимаю, наука изучает вполне ощущаемый, реальный мир (который Церковь называет чувственнопостигаемым). Так например к сфере своей деятельности она относит Солнце, Луну, звезды, Землю. Религия говорит об совершенно тех же реальностях, о том же самом Солнце, Луне, Земле, которые, по ее убеждению сотворены сверхприродным Богом. Утверждается, что Бог продолжает также ими управлять, с точки зрения православного христианства – Бог Вседержитель. Он до сих пор вмешивается в этот мир, а не ушел в недостижимые высоты, и следствия этого вмешательства вполне ощутимо и нашим органам чувств. По какому же признаку мы разведем эти две реальности аппелирующими к одному и тому же виду опыта?
Более того, с точки зрения, например, православного христианства, сами по себе законы науки являются лишь частным случаем проявления воли Бога. С этой точки зрения познаваемость мира обеспечивается тем, что он поддерживается именно Великим Интеллектом, Который имеет некоторое сродство с интеллектом человека. Лишь благодаря этому, собственно, и возможно познание мира .
Поэтому, на мой взгляд, такое разведение двух реальностей – это искусственное, ни на чем не основанное разведение, сделанное в целях того, чтобы подчеркнуть тем самым исключительный статус некоей мифологемы, претендующей на звание единственно научной. Безусловно, атеизм – это тоже мифологема. Я употребляю слово «мифологема» безоценочно, ни в коем случае ни как оскорбление, а скорее в том смысле которое придает этому понятию А. Лосев в своей «Диалектике мифа» . Но смешивать атеизм и науку совсем не корректно. Попробую показать почему.
Во-первых, с точки зрения христианства (да и просто здравого смысла) наука имеет очень ограниченную сферу деятельности. Попробуем показать эти границы. Безусловно, все то, что говорится под именем науки о дочеловеческом мире не является таковой вообще. Почему? Потому что все эти представления не подпадают под те минимальные требования, например, воспроизводимость, проверяемость, с которыми со времен Ф. Бекона связанно само понятие науки. Как-то Честертон замечательно сказал: «Немногие замечают, как мало знают ученые о доисторических временах. Чудеса науки непрестанно восхищают нас; но они возможны лишь потому, что фактов все больше. Когда речь идет об открытиях или изобретениях, доказательство – это опыт. Но никакой опыт не поможет создать человека или увидеть, как он был создан. Изобретатель может понемногу создавать аэроплан, даже если складывает цифры на бумаге или куски металла у себя во дворе. Когда он ошибется, аэроплан его поправит, свалившись на землю. Но если ошибется антрополог, рассуждающий о том, как наш предок жил на дереве, предок, ему в поучение, с дерева не упадет. Нельзя взять к себе первобытного человека, как берут кошку, и смотреть, ест ли он себе подобных и умыкает ли подругу. Нельзя держать первобытное племя, как держат свору собак, и смотреть, насколько развиты племенные инстинкты. Словом, когда занимаешься прошлым, надо полагаться не на опыт, а на свидетельства. Однако свидетельств так мало, что они не свидетельствуют почти не о чем» . Точно также можно много говорить о том, насколько согласуется Большой Взрыв с учением о творении мира. Но надо помнить, что Большой Взрыв никто никогда не видел и не увидит пока у нас отсутствует машина времени. Так что пока мы не научимся оборачивать стрелу времени назад, все прошлое будет находиться вне сферы научного способа познания мира. Особенно это относится к дочеловеческому прошлому, ибо в нем отсутствуют вообще какие-либо свидетельства разумных очевидцев, в согласии с которыми мы могли бы интерпретировать данные наблюдения.
К примеру, те же самые отложения горных пород можно истолковать катастрофически, а можно – униформистски. Результаты получатся взаимоисключающие. Здесь можно бесконечно спорить о том, какой подход верен, а какой нет. Но обе точки зрения имеют право на существование до тех пор, пока не появятся свидетельства разумного свидетеля объясняющие то, как все происходило на самом деле. Это простые объективные вещи, показывающие временные границы применимости науки. Другими принципиальными границами применимости науки является трехмерное пространство и повторяемость события. Так что научное познание очень немощное и, конечно, принципиально не способное дать непротиворечивую научную картину мира, объективно отражающую реальность.
С точки зрения христианства изначально наука должна была действовать только в своих узких рамках, и, если она хочет нормально существовать в рамках христианской цивилизации, она должна быть служанкой богословия. Это ее старое место, с которого она просто взбунтовалась и сбежала, но ни к чему хорошему это не привело.
Богословию хуже от этого бунта не стало. Оно у нас такое же самое, какое было 2000 лет тому назад. Откровение, слава Богу, не меняется. Это происходит вовсе не из-за какого-то застоя, а потому что совершенство принципиально не может развиваться. Развиваться может только нечто несовершенное. Напротив неизменность есть как раз признак абсолютного знания просто по определению: раз оно абсолютно, оно не развивается. А вот относительное знание может (и неизбежно будет) развиваться. Оно, если не основано на абсолютных основах, будет не просто двигаться, а начнет метаться в разные стороны, отвергая как глупость то, что вчера считалось истиной в последней инстанции.
В отличие от несовершенных форм познания богословие функционирует по другому. Богословы излагают неизменное Откровения для современного человека. Меняется язык, человек. Появляются разные новые заблуждения. И потому необходимо изначальное Откровение отстаивать от этих новых заблуждений. Но не более того. Богословие наше неизменно так и остается, как оно было изначально открыто. И это его не минус, а наоборот огромный плюс. Ведь строить мировоззрение на основе изменяемого – это на самом деле чрезвычайно абсурдно. Если строить дом на плывуне, дом рухнет. Точно также мировоззрение должно стоять на абсолютном основании, а не на относительном. Поэтому, на мой взгляд, противопоставления науки и религии связаны с тем, что наука взяла на себя не свойственную ей функцию. Наука, как уже говорилось, принципиально не может дать объяснение существованию этого мира. Кроме всего прочего она для этого должна как минимум иметь возможность выходить за пределы этого мира. Этой возможностью она не обладает.
Наука не может дать объяснение природе разума, т.к. для этого надо обладать сверхразумом. И этой возможностью она не обладает. Таким образом она не способна оценивать тот самый инструмент, которым она пользуется.
И при таком убогом инструментарии, таких внутренних ограничениях своей применимости наука пытается описывать Мир в целом. Именно вот в этом ее ошибка.
Христианство не отвергает науки как способа познания мира, но показывает, что это способ познания очень маленького его сегментика. И не дело из каких-то мельчайших наблюдений, которые наблюдаются наукой в течение всего лишь жалких 400 лет, делать какие-то глобальные выводы будто-бы отвергающие данные Откровения. Что такое 400 лет перед лицом исторического процесса? С точки зрения христианства мир существует семь с половиной тысяч лет. Но даже для этой цифры время действия науки очень мало.
Часто говорят, что наука существовала и раньше, но та доктрина, которая противопоставила себя Церкви именуемая «новой наукой» существует 400 лет. До этого наука, конечно, существовала. Были способы постройки архитектурных зданий, был сопромат, некоторые начала физики, биологии. Но они не претендовали на неподобающее им место.
Конфликт возник в результате т.н. научной революции, произошедшей в результате распада христианской цивилизации на Западе. Без этого распада «новая наука» как мифологема не возникла бы. Надо заметить, что этот феномен не мог возникнуть в чистой христианской цивилизации. Но с другой стороны и в оккультных цивилизациях, таких как буддистская, конфуцианская китайская, индуизме, «Новая наука» также не возникает уже по другим причинам. Там нет достаточных оснований для этого. (Например невозможно постулировать познаваемость мира, нет доверия к деятельности человеческого разума). Эта мифологема возникает как раз результат такого своеобразного гибрида христианства с оккультизмом. На Западе это уже прекрасно понимают. Могу сослаться на хорошие работы на эту тему Френсис Йейтс, «Джордано Бруно и герметическая традиция» (М. 2000), «Розенкрейцерское просвещение» (М. 1999) которые хорошо показывают корни новой науки. Совершенно ненаучные корни, заметим. Например, как Коперник объяснял то, почему он считает, что именно Земля вращается именно вокруг Солнца, а не наоборот. Потому, – говорил он, – что, как говорит Гермес Трисмегист, величайший из магов древности: «Солнце есть величайший из богов, живой образ Бога, вокруг которого, как перед троном своего отца пляшут дети – планеты». Простите – это научное объяснение? Нет, это чистая магия. Тут нет и следа научного обоснования И вот потом под эту оккультную парадигму начинают подбираться соответствующие факты. Голое научное познание не способно создать никакой картины без предварительной мировоззренческой системы (как это хорошо показал Томас Кун).
Можно привести пример этого. Вот я зафиксирую какое-то излучение. Но если я не имею предварительно теории расширяющейся Вселенной, мне наличие реликтового излучения ничем не поможет. Так ведь? Я не смогу интерпретировать это никаким образом. Для начала я должен иметь некоторую теорию. А эта теория заведомо строится на вненаучных посылках. (Тут уместно сослаться на работу К. Льюиса «Человек отменяется» где показана порочность построение подобных теорий). Вненаучные посылки «новой науки» возникают, как уже мы говорили выше, в результате гибрида христианской цивилизации, предполагающей познаваемость Вселенной и доверия к данным человеческого разума (что связанно с догматом Боговоплощения), и оккультизма, который предполагает, что мир можно взломать, допросить под пыткой и он даст необходимые, как бы объективные, показания при помощи которых можно самому стать как бог.
Поэтому, на мой взгляд, конфликт между наукой и религией связан именно с тем, что наука стала претендовать на то, на что она не имеет права. Поэтому всякие попытки согласования науки и религии, которые сейчас предпринимаются, доктором Шредером ли или прот. Александром Менем, (а таких попыток очень много), на самом деле заранее провальны.
Я с большим интересом просматривал апологетические работы 18-19 века построенные на тех же самых принципах и было очень даже смешно читать, когда на основании теплорода или эфира доказывают бытие Божие. Это абсурдно и глупо. Потому что никоим образом ни теплород, ни эфир, ни расширяющаяся Вселенная бытие Божие не могут доказывать, именно потому сами они являются ненаблюдаемыми, химерическими субстанциями. Это некая мыслеформа, но никак не реальность, которая никак не может доказать существование Сверхреальности.
священник Даниил Сысоев
Оценили 18 человек
27 кармы