Церковь как фактор социального оздоровления России
Имея в виду практическую цель – обосновать наши надежды на положительную роль церкви в восстановлении России, я не собираюсь предаваться абстрактным историческим размышлениям о том, что было в прошлом, и наивно строить на этом прямые расчеты на ближайшее будущее. Прошлое разрушено, исчезло и неповторимо. Нужно брать церковь, государство, хозяйство, народ не в их статике, а в динамике, в их действительном, меняющемся состоянии, и учитывать наши творческие возможности к их преобразованию. Практически приходится более думать о том, что мы должны сами сделать для усиления благотворного воздействия церкви на потрясенную Россию, чем о том, что церковь автоматически, без труда может дать. Ленивую мысль о готовом наследстве от прошлого вредно культивировать. Да и несуществующее уже наследие прошлого – царившая в послепетровской России форма связи церкви с государством – есть мнимое, обманчивое благо. Государственное давление расслабило церковь, и она была бессильна оказать распаду государства возможное моральное сопротивление. Этому вопросу о взаимоотношении Церкви и государства в России мною посвящен был особый доклад в Кружке, напечатанный затем отдельной брошюрой в приложении к журналу «Путь» (1932, №33). Вот его положения, формулированные для прений в Кружке:
1. Возможность построения после большевиков церковно-государственных взаимоотношений заново.
2. Законность разнообразных систем взаимоотношений.
3. Церковь антиреволюционна. Смысл ее «лояльности»; предел: непредание «Божия Кесарю».
4. Римская теократическая система не удалась.
5. Уродливость протестантского верховенства государства над Церквами.
6. Византийская система «симфонии» как схема совершеннейшая для «христианского государства». Ее уродливости в Византии. Ее удача в славянских государствах.
7. Конец византийской системы в России, начиная с половины XVII в., под влиянием смены идеологии государства. Принятие начал просвещенного абсолютизма и подходящей для него системы протестантского «территориализма» в Духовном регламенте Петра Великого.
8. Тоска русской церкви по канонической свободе ( соборности). Получение ее через Московский Собор 1917 – 1918 гг.
9. Невозможность реставрации старой системы в силу глубокого изменения государства, которое перестало быть конфессиональным, стало лаическим, демократическим, либеральным, несмотря на поверхностные цезаристские, диктаторские веяния последнего времени.
10. Внутренняя каноническая свобода церкви в современном светском государстве, обратно пропорциональная тесноте ее связи с государством.
11. Форма самоуправляющегося союза предуказана для церкви строением современного свободного государства.
12. B историческом опыте произошла переоценка лозунга отделения церкви от государства.
13. Выгоды церкви при системе «отделения». Ее внутренняя свобода, ее «теократическая» (в условленном смысле) миссия: ее социальное и культурное служение.
14. Возможность принятия русской церковью из рук правого национального государства поддержки и помощи даже преимущественно пред другими исповеданиями.
Итак, мы должны принять происшедшее отделение церкви от государства как благодетельное условие для возрождения внутренней силы русской православной церкви. В этой ее внутренней силе – основание всех наших надежд на помощь церкви выздоравливающему от духовной болезни русскому народу. Но внутренняя сила церкви никнет и умаляется в ее действенности при плохом состоянии организационной стороны в церкви. Божественная сила Евангелия вверена в истории человеческим силам. Она не машина, не автомат, не магическая палочка. При дурной организации церкви, по нашей небрежности или по нашему невежеству, мы не получим от нее всуе ожидаемой помоши. Благоприятная для обнаружения внутренней силы церкви сторона заключается в обеспечении канонической свободы церкви. Это свобода внутреннего устройства и жизни церкви по присущим ей апостольским законам иерархичности и соборности.
Отделение от государства (принцип не абсолютный, а тактический) и каноническая свобода (принцип абсолютный) – это два предварительных условия для плодотворного проявления внутренних сил церкви. Их мы, как политики, должны прежде всего обеспечить церкви, чтобы ждать от нее социальных услуг. Как курьез отстраняем недоразумение, высказываемое иногда по непониманию смысла церковной терминологии. Думают, что «каноническая свобода» означает желание церкви освободить себя от морального служения народу и государству. Только большевистский деспотизм думает отнять свободу религии, мысли, свободу науки, литературы, всякого творчества ради своего «строительства социализма». В том и отличие нашей правовой государственности, что она строится на силе свободы личности, собственности, религии, мысли, слова, союзов и обществ, следовательно, и на внутренней свободе церкви как одного из благодетельных для государства союзов. Выражение «социальные услуги» церкви государству мы употребляем не в смысле вынужденного «услужения» против своей совести, а в смысле естественного плода духовных и воспитательных воздействий церкви на верующие сердца.
Как этот плод получается? Возможна ли, допустима ли так называемая культурная, социальная, политическая миссия церкви? В богословии это вопрос пререкаемый. Для упрощения просто оставим в стороне эту метафизическую и мистическую бездну. Возьмем никем не отрицаемый факт опыта, что все религии, вытекая из глубины человеческого духа, всегда оказывают мощное влияние на все отрасли социальной жизни и творчества народов. Так и православная церковь, вопреки своему аскетизму и отречению от земного, была и будет социальным фактором жизни России. И нужно только способствовать тому, чтобы это как бы невольное, бессознательное социальное служение православия русскому народу было осознано, признано, организовано и развито. Осознанность поведет к преобразованию социальной миссии православия из пассивной и инстинктивно-робкой в активную, методически возрастающую.
Есть три типа активизма церкви в отношении к вопросам светской культуры и политики. Тип преимущественно католический, когда церковь, забирая в свои руки оба меча – и духовный, и железный,– старается, елико возможно, непосредственно, «клерикально», т. е. через своих клириков, править всеми земными делами. Тип преимущественно протестантский, когда церковь доверчиво вручает всю социальную жизнь «князьям» и государству, не сомневаясь в святости и законности земной культуры, не чувствуя при этом как бы двойной моральной бухгалтерии и рискуя подчинением Евангелия абсолютистским претензиям государства. Тритий тип преимущественно восточно-православный, когда церковь благословляет меч земной культуры в руках государства, но берет и культуру, и государство, как сферу греха, под свою евангельскую цензуру. И осуществляет эту цензуру не через внешнее давление, не в форме внешней власти и принуждения, а изнутри, через пастырское воздействие на совесть своих духовных детей, в путях духовной свободы. Вот это-то духовное, интимное воздействие на верующие сердца и есть основной метод социальной миссии церкви, православной в особенности. Его-то мы и должны развить в мощный аппарат церковной активности в сфере общенародной.
Как? В каких формах? Прежде всего необходимо общее признание, что наша «учащая церковь», наше пастырство должны как институт, как сословие быть подготовлены в их богословской школе к тому, чтобы давать мирянам духовные советы не только по вопросам спасения души (в этом сущность пастырского учительства), но и по вопросам социальным. Конечно, не в смысле техники, а в смысле морали, сообразности тех или других шагов социальной активности с путями Евангелия и церкви. С точки зрения Евангелия должна быть оцениваема вся наша жизнь, каждый ее момент, каждая точка. От суда церкви в совести верующего не может быть свободно ничто в этом мире. Каждое, даже внешнее, явление церковь оценивает с точки зрения его соответствия или несоответствия, пользы или вреда Царству Божию. И эту оценку, т. е., в сущности, руководство в социальной жизни, должен давать не только отдельному христианину одинокий его духовный отец, но и всему верующему народу вся церковь ее соборным разумом и ее соборным голосом. У церкви должны быть принципиальные ответы на все решительно вопросы жизни. В настоящий момент вопрос социальный во всем мире и у нас в несчастном отечестве встал в центре общего внимания. И, конечно, было бы до кощунственности оскорбительно думать, что пошлый материализм и марксизм могут оперировать с этим вопросом, а Евангелие и церковь должны растеряться пред ним, как слепцы и невежды. Именно только Евангелие и церковь и могут раскрыть народу правильное отношение к материальным ценностям, которыми соблазняет коммунизм. Римско-католическая церковь умеет и смеет давать и торжественные ex cathedra, и частные ответы на все обращенные к ней вопросы и опытно доказывает, что христианская философия мудрее всех других систем мысли. А у нас принято, под ханжеским предлогом невмешательства в земные дела и боязни обмирщения церкви, трусливо отмалчиваться от всех жгучих вопросов жизни, а потом задним числом столь же ханжескими и бесплодными словами обличать бедных заблудившихся овец в том, что они сбились с пути, в то время как сами же пастыри не дали им сколько-нибудь вразумительных указаний, как поступать в данной конкретной обстановке. Словом, соборный голос церкви должен не прятаться за ширмы небесных целей Евангелия. а громко и властно звучать среди социальных бурь современности и быть указателем для верующих мирян, живущих в этом мире, а не в Фиваидской пустыне.
Для того, чтобы церковь наша оживилась в этом внешнем смысле приближения к пульсу общенародных переживаний, необходимо, чтобы она преодолела остатки ее бюрократической мертвенности – наследия государственного порабощения – и провела бы в своей структуре начало соборности сверху донизу. Православная церковь, соборно организованная, что требуется и ее канонами, естественно будет сближена с интересами и волнениями и народной, и мирской жизни, ибо участие мирян в ее управлении будет в таком случае проникать во все сферы церковности. Взаимодействие церкви и мира, при канонически нормальном, соборном строе церкви, само собой принимает лояльный, гармонический, «симфонический» характер: ни церковь не обмирщается, ни мир не клерикализуется.
Но воздействие церкви на социальную жизнь не ограничивается только функцией учительства и советов. Христианская жизнь должна воплощаться и в конкретных действиях. Христианские элементы нации в политике, экономике и культуре не могут идти слепо на поводу у элементов безрелигиозных. Они должны преобразовывать и формы, и содержание и политической, и культурной жизни нации в духе церкви. Тут необходимо опять устранить недоразумение людей, «старорежимно» мыслящих о взаимоотношении церкви и государства. Им кажется, что, если церковь была слажена с государством путем лишения какой бы то ни было автономности и подчинения юрисдикции государства, т.е. на основе государственного принуждения, то и, обратно, активное воздействие церкви на всю национальную жизнь будет идти в той же линии давления и насилия, что церковь не иначе может повлиять на дела мира сего, как явно или прикровенно захватывая «меч железный», меч государственного законодательства, внешней силы, партийных и иных махинаций. Этот дурной клерикальный теократизм средневекового Рима чужд духу и инстинктам нашей восточной церкви, во-первых, и просто об этой уродливой абстракции никто не думает, во-вторых. Когда мы, восточно-православные церковники, ревнуем о так называемом «оцерковлении жизни», мы достаточно продумали и догматически, и знаем из истории, каких уклонов от православной истины здесь нужно избегать. Дело идет не о том, чтобы иерархию оторвать от ее апостольского «служения слова», от алтарей и молитвы и превратить во второстепенных политиков, кооператоров, фельдшеров и агрономов, но чтобы всех этих общественных работников, поскольку они сыны церкви, привлечь в круге их специальности к планомерному проведению в жизнь начал христианских, вместо царящих там начал языческих и даже антихристианских. Не обмирщать духовенство, а, наоборот, оцерковливать мирян в их государственной, экономической и культурной деятельности – вот основной метод социальной миссии, предстоящей русской православной церкви. Эта миссия, это выполнение плана христианизации общенациональной жизни есть специальное призвание не священства, не служителей алтаря и наших молитвенников, а нас – мирян. Мы легкомысленно этого не понимаем. Не сознаем ни своих прав в церкви, ни своей ответственности. Фактически, дело церковное считаем «делом поповским». Если что неладно, то иерархи, «попы» виноваты. Это не православный, а латинский взгляд. Православное учение высоко смотрит на звание мирян в церкви. Оно считает народ церковный живым телом церкви, хранителем самой веры, участником в совершении таинств и, уж конечно, первейшим осуществителем церковных заветов в жизни мирской, общественной. Христианизовать культуру, оцерковлять мир и должны миряне по преимуществу. На то им и дано это высокое звание мирян, т. е. граждан мира сего, но одновременно и граждан церкви. На то иерархия и благословляет и хлеб насущный, и жилище, и очаг семейный, и власть государственную, чтобы мы, не отрывая ее от алтаря и учительской кафедры, дружно и всем миром, соборно преображали эти натуральные блага и средства существования в благословенные орудия Царства Божия и жизни не животной, а духовной. Метафора пастырей и овец не есть разрешение мирянам быть безответственно пасущимися овцами. Писание называет их «словесными» овцами, т. е. одаренными «словом – Логосом – разумом», ответственными за реализацию в жизни того благодатного духовного питания, которое они получают от пастырей. Прямо пропорционально углублению мирян в интересы церковной жизни (что облегчается правильным, свободно-каноническим соборным строем) эти «словесные овцы» становятся духовно сильными для того, чтобы организованно проводить христианские начала в жизнь общественную. Здесь мы опять встречаемся с суеверным страхом старорежимно мыслящих людей пред признанием таких прав и таких обязанностей мирян к церкви. Их пугает призрак анархической демократии и протестантизма, потому что они не знают доктрин православия, потому что почти трехсотлетняя латинская выучка русского духовенства почти лишила нас правильного чутья в различении взглядов латинских и наших, восточных, более тонких и широких. Наши бессознательно латинствующие миряне мыслят церковь как хорошо организованный аппарат власти и подчинения, начальства – иерархии – и подданных – мирян. Учение Хомякова о церкви им кажется протестантским (слово в слово с римскими богословами) и термин «народ церковный» (термин Послания православных восточных патриархов) – модернистским. Да, латинская школа настолько затемнила у нас дух православия, что оно может показаться модернизмом!
Итак, социально-культурная миссия церкви есть долг и задача преимущественно мирянского звания. Миряне обязаны нести ее в гущу жизни и каждый в отдельности. Но еще важнее в этих целях организованность мирян. Основную, канонически прочную опору для нее дает приходская организация. Но приходы суть малые церкви. Их каноническое назначение специфически церковное: организовать спасение душ христианских, ткать первоначальные клеточки тела церкви около алтарей. Конечно, это – мистический первоисточник и основа духовной силы христиан, призванных преображать и внешний мир. Но специальные задания миссии преображения, преобразования, перевоспитания, переработки мира в духе Христовом требует кадров специализированных работников. И мирянам одинаковых устремлений, одинаковых дарований и профессий естественно и целесообразно слагаться в братские союзы по специальностям, для чего существует прославленная в истории русской церкви, канонически освященная форма церковных братств. Братства имели славную историю. В юго-западной русской церкви они спасли и укрепили православие в XVI -XVII вв., когда сама иерархия разложилась и изменила вере отцов. Затем братства влачили мертвенное «казенное» существование в бюрократические века синодального управления. При нормальном соборном строе и, разумеется, при отсутствии гонений на религию со стороны власти, братства могут расцвести пышным цветом. Верующие православные академики, ученые, писатели, художники, журналисты, политики, экономисты, государственники, общественники, учителя – все работники на ниве народной должны объединиться в церковные братства как товарищи по оружию, братски обсуждать все вопросы их специальности с церковной точки зрения и практиковать свою специальную деятельность под духовным руководством православной церкви. Вся Россия может и должна быть покрыта огромной сложной сетью таких церковных братств. Заряжаясь вдохновением и наставлениями от церкви, члены братств вносили бы во все каналы культурного творчества и жизни национальной мощные струи евангельского православного духа. Вся жизнь под их воздействием преобразовывалась бы внутренне, органически, без малейшего насилия и государственного давления, именно так, как подобает православию, без латинского «клерикализма», без тенденции инквизиции, без огосударствления дела церкви, чем грешил старый режим. Почти карикатурой на дух и канонику православия была недавняя саблеровская мобилизация русского духовенства для загона его на депутатские места в Государственную Думу и Государственный Совет. Это был чистой воды латинский клерикализм, когда, вопреки канонам (3-е правило IV Вселенского Собора; 10-е правило VII Вселенского Собора; 11-е правило Двукратного Собора и др.), клирики отрывались от алтарей и принуждались, как техники, делать обязательную политику. Это походило на то, как если бы государство во время войны, не надеясь на армию, мобилизовало женщин и детей. Это свидетельствовало бы о внутренней несостоятельности такой государственности. Так же и бывшая полоса казенного клерикализма у нас была доказательством несостоятельности и отношений государства к церкви, и внутреннего быта церкви. Даже приход казался нестерпимым «демократическим» пугалом! А братские организации мирян – это показалось бы целой революцией. «Церковный народ», по латинскому образцу, не допускался к управлению делами церковными. Вот прямым последствием бюрократизма и бессоборности строя церкви и бывает убогий клерикализм в путях воздействия церкви на внешний мир. А клерикализм весьма сомнительное оружие в руках церкви. Он противопоставляет церковь в плане внешней конкуренции, внешнего завоевательства и политического засилия светскому обществу и обостряет вредную лаическую реакцию, переходящую в воинствующее безбожие. Без клерикализма церковь может проявлять активность общественную только через верующие коллективы мирян, борющихся за христианские идеалы внутри общества, на равных основаниях и равным идейным оружием с другими свободными идейными группировками и течениями.
Например, в политике: не какая-то партия в рясах или рясы, нагнанные в партию, – чтобы церковь не унижалась до уровня одной из партий и не побивалась, как партия, – а возможно более сильные кадры верующих сынов церкви, мирян-политиков, рассеянных свободно по разным партиям (не по антихристианским, конечно) и везде проводящих изнутри христианские начала в жизнь. В науке, литературе, прессе: не передача университетов, журналов, газет в руки протоиереев – докторов богословия, а организованное (как во Франции, например, Союз католических писателей) участие православно мыслящих ученых, литераторов и публицистов в идейном и просветительном творчестве страны. В народном просвещении: не превращение гимназий и школ в духовные семинарии и церковно-приходские школы, а корпоративное усилие всего, братски организованного, православного учительства проводить в системе образования и воспитания христианскую идеологию, христианский дух вместо культивируемого в педагогике внерелигиозного гуманизма. В социально-экономической борьбе: не проповедническая агитация иерархии в защиту крупных собственников или, наоборот, «гапоновская» демагогия среди социалистически озлобленных пролетариев, а свободное участие в обоих лагерях сталкивающихся «труда и капитала» православных экономистов для привнесения в эту раскаленную атмосферу борьбы охлаждающих и умеряющих начал христианской жертвенности, справедливости, совести, взаимного доверия и человечности, для внутреннего изгнания отсюда дьявольской религии Маркса, религии классовой злобы. В культуре: не замена поэзии патериками и житиями святых, музыки церковными стихирами, живописи иконописанием, а просветление всех видов художественного творчества через сердца верующих и духовно питающихся от церкви художников.
Вот, в общих чертах, схема православного понимания социально-культурной миссии церкви методами внутреннего, органического, духовно свободного, ненасильственного, не клерикально навязанного извне, постепенного, эволюционного преобразования общенародной жизни и творчества. Но эти подлинно христианские, подлинно православные методы не реальны, не осуществимы без мощной организованной армии мирян, из коих каждый в отдельности и все вместе должны осознать себя миссионерами православия и понять всю всемирно-историческую значительность и ответственность своего мирянского апостольства «в роде сем прелюбодейном и грешном». Такова суть православной соборности, о которой мы наивно и бессознательно пустословим.
Явно, что, при духовном восстановлении русского народа, социально-творческая миссия нашей церкви, измеряясь в первоисточнике ее внутренними благодатными силами, эмпирически в первую очередь зависит от подготовки и способности всего православного народа, мирянских его элементов подъять на свои плечи грандиозное дело чистки национальной души от ее безбожного загрязнения и затем благоустроения русской земли под лучами «всех просвещающего света Христова», а не под «лучами смерти» коммунистической доктрины.
Безответственное ожидание, что церковное дело за нас должно быть сделано одним духовенством, есть грозная для нашего религиозного будущего слепота. Всуе и несправедливо ожидать от одной «учащей церкви» социально-оздоровляющего творчества, как какого-то дарового чуда, без великого крестного подвига «церкви учимой», т. е. всех и каждого из нас, хотя бы и слабейших в вере и лишь могущих вздыхать: «Господи, помоги моему неверию»,– и тем не менее неизбывно обязанных всем миром нести ношу «соборного» делания.
Источник: Церковь, История, Россия. Статьи и выступления / Карташев А.В. – Пробел, 1996. – 302 с. / Церковь как фактор социального оздоровления России. 241–250 с. ISBN 5–89346–001–4
Оценили 15 человек
26 кармы