Один эпизод из жизни в общаге. Название и текст полностью на совести автора.
(Найдено в архивах во время поиска давно написанного рассказа о путешествии из Питера на Дон.)
===
Что чувствует человек в первую ночь, когда его поселили в общагу? Не знаю, может кто-то и чувствует радость, что стал жить почти самостоятельно и отдельно от родителей. Я же кроме смертельной тоски и абсолютного одиночества ничего не ощущал. Была ранняя осень, духота страшная. Комары жалили безжалостно. И я был в комнате абсолютно один. Все в ней было чужое и нелепое: стены, мебель, жесткая неудобная кровать, бельё, словно наждачная бумага (непонятно почему со штампами какой-то военно-морской базы), все. Ничего, в общем, хорошего. Может, это бы легче переносилось, если вместе со мною в комнате храпели несколько рыл. Однако ко мне пока никого не подселили. Этим моё одиночество усугублялось.
Вот так вот в тоске и безуспешной войне с комарами я провел дня три. На четвертый день я стал крепко задумываться о поиске соседа. Вдруг подселят к тебе какого-нибудь отстойника или дауна – так потом майся с ним. Лучше уж самому выбрать, пока это возможно, а не то потом будет поздняк метаться.
Общага наша находилась в том же здании, что и факультет, только факультет занимал первые три этажа, а общага последние два. Это было в высшей мере круто: никуда не надо было ездить, и спать можно было до упора. Комнаты были рассчитаны на двоих. Итак, я решил, что буду выбирать себе соседа и верного друга на ближайшие несколько лет из числа тех, кто в ближайшее время собирался въехать в общагу.
С первого взгляда он мне, если честно, жутко не понравился. Парень был мал ростом, крепок телом, родом из Мурманска и похож на педика. Но остроумный и очень веселый, надо признаться. Все остальные претенденты мне, в общем и целом, понравились, но вот это вот и настораживало. Слишком уж хорошими и скучными они казались. Ну, думаю, лучше уж жить с развеселым педиком, чем с ходячими трупами. Поэтому я ещё пару дней пообщался на лекциях с мурманчанином и решил предложить ему совместное проживание. Он согласился легко и просто. Не раздумывая. Впоследствии выяснилось, что я не прогадал. Мне попался славный малый и вовсе не педик. Веселый и честный. С легким сердцем и легкой рукой. Поначалу мы, конечно же, притирались друг к другу. Тут не обошлось без жарких споров и дружеских тумаков, но потом наши души так прикипели, что казалось, что сто лет так с ним жили и горя не знали. Он стал моей семьей, и даже больше, чем семьей. Мы делили с ним все: горе и радость, деньги и еду, одежду и подружек, и все прочее. В лице этого парня фортуна улыбнулась мне щедрой улыбкой от уха до уха.
Вторая беда после одиночества – жратва. Первые две недели мы питались кое-как. В основном чаем, сухарями и черным хлебом. Потом это все начало надоедать. А что делать, если посуду пока надыбать не успели, а верхом нашего кулинарного искусства были: варка сосисок и макарон плюс яичница? Вазелин (Эту кликуху он получил позднее за изворотливость и находчивость, но уж я так и буду звать его по ходу рассказа- Вэзел ) сломался первым. Он начал вздыхать по маминому борщу, маминым котлетам и так далее. Вэзел мерял нашу комнату шагами, заложив руки за спину, и капал мне на мозги:
- Веталь, так дальше нельзя. Мы заработаем себе уже к зимней сессии, минимум, гастрит, а может даже и рак желудка – он озабоченно нахмурился.
Я решил усугубить:
- Не забудь хроническую диарею и метеоризм.
Вэзел отвлекся от мрачных мыслей о раке желудка и рассеянно спросил:
- Чего?
- Постоянный понос и пар пердячий.
- Вот-вот. И понос тоже. И пар. И ещё много чего, если не начнем питаться по- нормальному. То бишь с горячим супом и со вторым.
Я со всем этим согласился. Без горячего действительно не жизнь. Но из посуды у нас были только граненые стаканы и один электрочайник. А в этом борщ не сваришь. Все эти соображения я высказал мечущемуся туда-сюда Вэзелу. Это было ему хорошо известно, поэтому он отмахнулся и сделал кислую рожу. Вдруг его как будто осенило. Он посмотрела на меня хитро, и спросил:
- Деньги есть?
Я ответил с неохотой:
- Ну, есть немного
- Давай!
Мы скинулись, причем я не знал, на что скидываюсь. Вэзел ничего объяснять не стал, но вид принял таинственный, заговорщицкий и воодушевленный. Он оделся, выпорхнул из комнаты и отсутствовал где-то полчаса. Вернулся Вэзел с небольшим пакетом. Какое-то смутное чувство подсказывало мне, что там еда. Но Вэзел категорично спрятал пакет за спину и сказал:
- Веталь, я, балда, хлеба забыл купить. Сгоняй в ларек, а? А я тут пока тебе сюрприз приготовлю.
- Какой такой, нафиг, сюрприз?! Давай доставай, что купил, и не зли меня, голодного. А, не то, вот ей-богу, без соли тебя сейчас…
- Да ладно тебе. Не пузырись. Иди, давай. Вернешься – не пожалеешь. Отвечаю.
Я сопротивлялся ещё пару минут, и, в конце концов, энергичный Вэзел выпер меня за хлебом. Ходил я за ним тоже где-то полчаса. Когда я подходил обратно к общаге, свежий вечерний воздух насытился вдруг такими восхитительными ароматами еды, что меня начало шатать из стороны в сторону. Слюна качалась бочками. Общага все ближе и ближе, а ароматы-то все сильнее и сильнее! Когда же я дошел до двери нашей комнаты, его концентрация превысила предельно допустимую. Я остановился, закрыл глаза и уперся лбом в стену. Я стоял так, и воображение мое рисовало мне зажженные свечи, белую скатерть, хромированную посуду, хрустальные бокалы, накрахмаленного шеф-повара Вэзела и обнаженных танцовщиц на папилоне. Мои фантазии прервал наш сокурсник – паренек из Уфы. Очень скромный и очень голодный. У него заметно кружилась голова. Он пролепетал:
- О, Веталь…- Глубокий вдох с медленным закрыванием глаз. Сожалеющий выдох. -… А я как раз к тебе. Мне бы конспектик – добавил он грустно и голодно.
От обильной слюны мой язык слабо шевелился. Я промямлил:
- Ну, заходи-заходи, раз конспектик. Какие проблемы..
Мы открыли дверь и вошли в комнату, чуть не потеряв при этом сознание. Воздух был такой вкусный, что паренек из Уфы стал делать жевательно-глотательные движения. Возле стола стоял Вэзел в рваной майке и счастливо улыбался. Он сложил руки на груди, а из-за его спины поднимался этот божественный пар. Вэзел был похож на идола, окуриваемого костром благовоний. Я почувствовал, что паренек из Уфы упадет сейчас к его ногам, воздев к Вэзелу руки, с воплем: «О-о!!! Шайтан!!!». Но я, в ту пору воинствующий атеист, крепко взял его под руку и удержал от такого неблаговидного поступка. Вэзел неточно пропел туш и сделал шаг в сторону. У паренька из Уфы при виде того, что было за спиной Вэзела, вырвалось восхищенное: «АХ!!!». А мои кишки чуть не свернулись мертвым узлом от отвращения. Оказывается, этот умник Вэзел умудрился сварить суп в нашем единственном электрочайнике! Ё-моё! Ужасный вид плавающих в нем ингредиентов этого жуткого варева затмевал аромат по всем статьям. Неаккуратно наломанные сосиски со следами зубов Вэзела (нормального ножа-то не было) перемежались с какими-то подозрительными макаронными изделиями. Обертки от бульонных кубиков указывали на их присутствие в супе. Густую слизь, образовавшуюся от варки макаронных изделий, подлодкой бороздила гнилая плохо очищенная морковка, а посередине сиротливо плавал лавровый лист.
- Ну как? – торжествующе спросил Вэзел.
- Класс!!! – паренек из Уфы прослезился.
- Ты что натворил??? – ужаснулся я – ты же все продукты перепортил, свинтус!!!
- А , по-моему, очень даже нормально – обиженно ответил Вэзел – не хочешь – не ешь. И без тебя желающие найдутся.
Паренек из Уфы подтвердил торопливо:
- Найдутся-найдутся.
- Ну и жрите!
Мне жрать тоже здорово как хотелось, поэтому я отломал полбуханки хлеба и умял её всю. А паренек из Уфы и Вэзел слопали весь этот «суп», восхищенно чавкая и хрюкая, как поросята, фальшиво мне сочувствуя, дескать, вот, Веталь, зря суп не ешь, от гастрита подохнешь. Мои ответные реакции лучше не описывать. Не стоит описывать и мои дальнейшие « похвалы» Вэзелу, так как наш единственный электрочайник насквозь пропитался тошнотным запахом сосисок (Вэзел, наверное, специально самые дешевые и вонючие купил). Чай стало пить совсем невозможно. А Вэзел оптимистично меня успокаивал, типа, это ведь так здорово: пьешь вроде чай, а ощущение такое, что бульон. В общем, чай мне приходилось пить холодным. Но, в последствии, мы все-таки разжились посудой и овладели азами поварской науки. Но это произошло только через месяц-полтора.
Третья проблема после еды – это страшные байки про общажные нравы, которые тебе рассказали родственники и бывшие студенты. Нелепые истории про «дедовщину» старшекурсников, повальную проституцию и наркоманию, воровство и прочие ужасы. В общем, большинство из нас, первокурсников, мало что хорошего слышали об общаге. Особенно все опасались неправомерных действий со стороны «дедов» – старших студентов. Нас с Вэзелом это не особо волновало, потому что уже с самых первых дней мы жили дружно и знали, что если на нас будут наезды, то мы так накостыляем наезжающим, что им будет нехорошо. Мы были с виду веселыми и крепкими, а на таких не понаезжаешь. Может быть, чувствуя это, многие наши сокурсники зависали в нашей комнате, заражаясь нашей бодростью и оптимизмом. Чаще всех нас, конечно, посещал паренек из Уфы. Он жил один и очень боялся, что к нему кто-нибудь зайдет и «опустит».
- Да больно ты кому нужен!!! – в два голоса успокаивали мы его.
- Ох, парни, не скажите. В Питере такое творится, такое творится… Ужас!
- Ой, ты боже ж, ты мой!!! – Вэзел уперся руками в бока – В Питере тут у них ужасы творятся! Да здесь, по сравнению с Мурманском, рай, поверь мне!
- Р-рай??? – паренек из Уфы не верил, что попал именно туда.
- Форменный рай! – Вэзел, очевидно, решил успокоить паренька каким-нибудь жутким рассказом.
Я не ошибся. Он продолжал:
- Да знаешь ли ты, что в Мурманске полгода продолжается полярная ночь, а остальные полгода полярный день? Да, знаешь ли ты, что там такой холод и голод, что белые медведи приходят в город и стоят в очередях за хлебом? - Я чувствовал, что Вэзела понесло, как Остапа (он делал широкие глаза и размахивал руками) – Там холод такой, что пингвины в подъездах греются, и если время уже позднее, делают запоздалым прохожим «гоп-стоп по-пингвинячьи»!
- Гоп-стоп по-пингвинячьи? – мне стало интересно.
- Ага. Или деньги на батарею, или перо в бок. Да мы вообще спирт вместо чая пьем! А иначе никак. Да знаете ли вы, что каждую зиму у нас от холода лопаются батареи и перемерзают сортиры, и приходится ходить по нужде на улицу в 50-градусный мороз? А знаете, как это делается? Приходится втроем ходить – один волков отгоняет, один срет, а третий скалывает намерзшее говно ледорубом! И дальше по очереди меняются. Да здесь просто Африка! Счастья своего не понимаешь!
Я не выдержал такого откровенного вранья и заржал. А паренек из Уфы воспринял все серьезно. Он вздохнул:
- Ну да, так-то конечно. Если с Мурманском сравнивать, тогда да. Здесь хорошо и не холодно. А вы, кстати, слышали, что есть здесь один злой старшекурсник Паша? Ходит по комнатам и всех опускает!!!
Вэзел спросил с сомневающейся ухмылкой:
- Ну так уж и всех?
- Всех – обреченно и убежденно качнул головой паренек из Уфы – и меня опустит – добавил он горестно и плаксиво.
Своим нытьем он нас здорово достал. Вэзел, повторяя мои мысли, сказал ему зло и отчетливо:
- Вот такого паникера и гундоса, как ты - точно опустят. Как пить дать!
- Это почему это вдруг? – паренек из Уфы неожиданно для нас оскорбился.
Я повернулся к нему, сделал страшную улыбку и сказал хрипло, делая в воздухе царапающие движения:
- Да как же такого очаровашечку не опустить?! Кхе-кхе!
- Вам-то все шуточки, а мне-то каково?
Боже, ну бывают же зануды, а? Я вручил ему свои гантели и отправил в его комнату «качать банки». Людей с большими банками, как правило, не опускают. Он ушел, и мы с Вэзелом облегченно вздохнули. Приходил он к нам каждый вечер, и каждый вечер оплакивал свою судьбину и изводил нас пессимизмом и сказками про страшного Пашу
Но, тем не менее, Паша действительно как-то раз зашел к нам, и не то что бы опустил, а скорее развел нас. Но, все по порядку. Во-первых, Паша оказался не старшекурсником, а всего-навсего второкурсником, то есть на один год старше нас. Во-вторых, он был не таким уж и злым. Просто рассказывал «салагам» страшные истории из жизни общаги с видом матерого волка. Он и сам, кстати, был очень похож на серого волка из сказок. Худой, как палка, с невероятным аппетитом и чисто волчьим оскалом. По натуре же своей Паша был страшным халявщиком. Родителям так и стоило бы его назвать – Халява (с большой буквы Х). Вот стоило только где-нибудь сварится завтраку, обеду, ужину или просто жратве, как Паша был тут, как тут. Запаривая мозги первокурсникам, он расправлялся с едой. Покидал он запуганных на какой-нибудь кошмарной ноте, оставляя последних мучимых голодом и ужасными галлюцинациями. Более опытные жители общаги в таких случаях натурально, искренне и откровенно посылали Пашу на пешую прогулку ниже пояса, поэтому промышлял он, в основном, и прежде всего, среди вновь вселившихся.
Посетил нас Паша как раз в тот момент, когда я, Вэзел и паренек из Уфы решили устроить себе небольшой праздник души. Мы втроем скинулись и купили штук двадцать здоровенных сарделек, пива, хлеба, кетчупа, банку майонеза и т.д. Паренек из Уфы притаранил здоровенную кастрюлю. Мы с нечеловеческим энтузиазмом и нетерпением сварили в здоровенной кастрюле здоровенные сардельки. Приготавливая для себя любимых эту чудесную жратву, мы весело потирали руки в предвкушении прекрасного ужина, и прыгали вокруг кастрюли, ну просто как дети. Сначала мы выдули по бутылочке пива для аппетита. И только уже собрались воздать должное сарделькам, как в комнату, раскрыв дверь ногой, вошел Паша. Он взял стул, сел, подвинул к себе кастрюлю с сардельками, двумя пальцами выудил одну из них, окунул в майонез и одним махом проглотил её. Как пылесос. Раз – и нету! Челюсть паренька из Уфы с громким стуком упала на пол. Мы с Вэзелом тоже прифигели от такой наглости. Ни здрасьте, ни пожалста. Вэзел посмотрел сначала на Пашу, а потом на меня. Мы с ним одновременно сделали большой вдох и уже почти встали, чтобы выставить этого гада, пока он все наши сардельки не переловил. Но Паша нас опередил:
- Что, учиться приехали, да? Небось, всем селом вас провожали. В Питер! На учебу! И мама с папой последние бабки по сусекам наскребали для сыночка любимого, так?
Паренек из Уфы, так и не смогший пока вернуть и вправить свою нижнюю челюсть в естественное положение, выпучил глаза и утвердительно покивал головой. Паша продолжал психическую атаку:
- …И грустно тут вам без семьи-то, а? Но ничего, скоро вы их всех снова увидите. – Пауза. Паша выцепил ещё одну сардельку, и дирижируя ей в воздухе, объяснил - …потому что отчислят вас всех к чертовой бабушке. Особенно вот этого. По глазам вижу.
Он злобно зыркнул на паренька из Уфы и ткнул в его хилую грудь сарделькой . У того челюсть моментально встала на место, он схватился за сердце, и охнул. Вторая сарделька отправилась вслед за первой.
- Вообще отчисляют всех – пугал нас Паша и рубил воздух куском хлеба, приправленным майонезом - … Почти девяносто процентов. Кого за забивательство на учебу, кого за пьянку, кого за драку, кто-то не поздоровался с деканом, а кое-кто даже до первой сессии не доживает.
- К-как это? – робко спросил паренек из Уфы, пока третья сарделька проскальзывала вслед за второй.
- А вот так это! Был тут случай недавно. Не в нашей, правда, общаге. Подселили к трем четверокурсникам одного первокурсника… - Паша заглотил четвертую сардельку - …А четверокурсники решили его испытать. Ну, типа, ребята, давайте-ка устроим ему месяц испытательного срока. Посмотрим, что за человек. И целый месяц этот пацан мыл полы, делал уборку, стирал для них, заваривал чай, всю домашнюю работу, в общем, делал. Ну, а по истечении месяца четверокурсники (уже пятая сарделька!!!) устроили обалденную бухаловку. Все перепились, в том числе и первокурсник. Напились, все, значит, и говорят ему: «Ты классный парень. Все выдержал и не ссучился. Теперь мы тебя вообще ничего заставлять делать больше не будем. Живи с нами на равных.». А первокурсник недоверчиво: «Точно не будете?». А те ему: «Да точно, точно. Что ты! Слово даем!». Тогда первокурсник насупился и серьезно сказал: «Ну, ладно, я тогда вам в заварочный чайник тоже ссать больше не буду». ХА-ХА-ХА.
Мы с Вэзелом тоже заржали, потому что и в самом деле весело. Один только паренек из Уфы не стал смеяться. Полный дурных предчувствий он осторожно спросил Пашу:
- А что стало с первокурсником?
Паша снова злобно зыркнул на него:
- А из окна в тот же вечер случайно выпал!!!
Паренек из Уфы снова охнул. После шестой сардельки, которая бесследно исчезла в Паше, я потерял им счет. А Паша продолжал:
- Да даже если ты вообще будешь себя образцово вести, и так же учиться, все равно отчислят. Сто пудов.
Паренек из Уфы, казалось, сейчас заплачет. Он посмотрел на Пашу умоляюще и задал свой обычный вопрос:
- К-как это?
Паша сделал жест ладонью, что, типа, сейчас, узнаете, в то время когда очередная сарделька пропала в его бездонном чреве.
- Видите ли, ребята, - здесь он начал вещать уже более добродушно (сказывалось насыщение сардельками) – Жизнь в общаге и опасна и трудна. Фатальный случай, злой рок, просто невезение, может решить вашу судьбу. Вот хотя бы к примеру история с Тихокончеевым…
Мы с Вэзелом одновременно переспросили:
- С кем, с кем???
- Да с Тихокончеевым. Фамилия такая у парня была. Про него говорили: «Он тихо кончал и плохо кончил». ХА-ХА.
И мне и Вэзелу сразу стало интересно. Фамилия действительно не дай бог. Участь тоже незавидная. Как всегда осторожно и робко паренек из Уфы поинтересовался:
- А что с ним случилось?
Паша слопал ещё одну сардельку, в каждую руку взял ещё по одной и, по очереди откусывая от каждой из них, начал грустную историю в манере древнерусского сказителя, усиленно окая:
- Ну, для начала я вам, крещеные, про доброго молодца Тихокончеева расскажу. Забивальщик он был страшный. И до девушек охоч непомерно. Озабочен он был сексуально, аки Кончей Бессмертный, до полной потери сознания в период размножения. Вот говоришь ему, дескать, пошли, Тихон, на лекцию, а он и отвечает человеческим голосом: «Не пойду на лекцию – у меня эрекция». Хо-Хо. Каков поэт? Или вот, во время сессии, говоришь ему: «Тихон, учись», а он:: «Да рано ещё, время есть. До экзамена три дня и три ночи». И в ночь перед экзаменом говоришь ему: «Учись, Тихон, учись!». А он: «Да поздно уж. Поздно». Но зимнюю сессию Тихон кое-как сдал, а вот весной его озабоченность удесятерилась. Не об учебе думал, а о том лишь, в кого бы засунуть…
- Что засунуть? – не понял паренек из Уфы
- Пенис, мальчик, пенис – назидательно и авторитетно ответил Паша, показывая сардельку как наглядное пособие.
Недоверчиво и заинтересованно улыбаясь, Вэзел спросил:
- Ну и как? Засовывал?
Паша вздохнул:
- Да, засовывать-то засовывал. Только вот не туда, куда надо один раз засунул…
О, это было уже совсем интригующе и таинственно. Мы с Вэзелом напрягли слух в ожидании захватывающих эротических похождений маньяка с редкой фамилией. Даже на непрерывное поглощение сарделек мы уже не обращали внимания. Паша устроился на стуле поудобнее и заложил ногу за ногу:
- Тут у нас на этаже есть пара комнат отдыха для деканата и преподов. Квасят они там и расслабляются с секретаршами во внерабочее время. Ага. Вот. (Сарделька). Ну и пользуются нашим сортиром, когда кому приспичит. Видели, какой у нас сортир?
Паренек из Уфы грустно закивал головой:
- Кошмарный, кошмарный.
Паша отмахнулся сарделькой:
- Да не в этом дело. Дело в том, что там есть две кабинки с дверью, а одна без двери. Видели? Ну, так вот декан наш, всякий раз, когда ходил в сортир, пользовался только крайней кабинкой без двери. Может он клаустрофобией страдал, кто его знает? Ха, причем неважно, по большому он там, или по малой нужде – все равно садился в крайнюю кабинку без двери. И гадил! И гадил! – Паша зажал двумя пальцами нос, а остальным лицом явил умирающего от газовой атаки. - И вот, в один прекрасный день, сидел наш декан в своей любимой кабинке и как всегда гадил.
Паша, покряхтывая и попердывая языком, сидя на стуле, как на очке, изобразил напрягшееся естество декана. Мы заржали.
– А Тихону в это время тоже захотелось в сортир. Кстати, ему тоже нравилась эта крайняя кабинка. Тихон очень торопился справить нужду. Так его прижало, что он аж постанывал. И вот идет он в крайнюю кабинку, и на ходу достает член. И с членом наперевес залетает с разворота в неё. От нетерпения Тихон смотрел в потолок и поэтому не увидел декана. А декан, когда из-за поворота прямо перед ним вырисовался чей-то член, от неожиданности раззявил свою пасть. – Паша очень талантливо и одаренно сыграл это, используя очередную сардельку в качестве макета члена Тихона – А-А-А??? То ли размеры члена Тихона, то ли нелепость ситуации так его удивили – до сих пор неясно. Короче говоря, член Тихона и влажный рот декана нашли друг друга. А Тихон, когда почувствовал, что его член попал случайно во что-то влажное, теплое и мягкое, возбудился в момент. Мозг Тихона отключался всякий раз, лишь стоило его члену принять боевую стойку.
Тут Паша перешел на томную и медленную речь в духе самых низкопробных женских романов. Он повел рукой с зажатой в ней сарделькой по горизонту:
- Его пенис набух от возбуждения, как свежесваренная сарделька. Казалось, коснись его губами, и он выстрелит белковым зарядом. Его разум накрыла пелена страсти. Крепко, но нежно обхватив лысую башку декана, Тихон входил в неё все глубже и глубже. Он уже ничего не чувствовал кроме этой влажной и бездонной глубины. Он входил в неё ещё и ещё.
Паша издавал страстные стоны. Вэзел спросил, вкрадчиво улыбаясь:
- Извините, а что декан?
Паша деловито рассуждал:
- Ну а что декан? Руками он в тот момент придерживал штаны, а когда Тихон засунул ему свой член в рот… - Паша опять врубил эротическое вещание - …по телу декана пробежала сладкая судорога. От восторга любви он испражнился шумным водопадом, и любовный газ декана возбудил Тихона ещё больше. Этот газ резал Тихону глаза. Слезы благодарности текли по его щекам. А декан уже не мог сопротивляться этой мощи. Этой всесокрушающей силе. Этому большому, немытому и вонючему пенису. Ах!!!
Вопрос, которым паренек из Уфы прервал порнографический монолог Паши, прозвучал совсем глупым и неуместным:
- А что сказал декан?
Паша соболезнующе и ласково посмотрел на него:
- А ты попробуй, поговори, дитя моё, когда во рту у тебя чей-то пенис!
- Да нет уж, спасибо. Как-нибудь в другой раз – паренек из Уфы поёжился.
А Паша взял очередную сардельку, плотно обхватил её губами, и начал делать ей минет настолько профессионально, что мне в голову стали закрадываться нехорошие мысли по поводу Паши. Паша массировал своим ртом сардельку, эротически мыча и бурча что-то нечленораздельное. Неплохое словцо в данном контексте, а? Он хотел продемонстрировать, что все попытки декана увещевать Тихона, были бесплодны. Ибо Тихон, начав, остановиться, надо думать, уже не мог. Паша продолжил:
- Ну, а что же декан? Он находился в полном оцепенении от такого расклада. Только и смотрел снизу вверх на Тихона грустно и осуждающе: «Что ж ты, гад, делаешь? Родного декана в рот пилишь! И как тебе только не стыдно?!».
Любопытство грызло меня не меньше остальных:
- А что Тихон?
- О-о!!! Тихон вафлил декана по полной программе: стоял над ним, дергал туда-сюда своей попкой, поскуливал от кайфа, и говорил срывающимся шепотом: «Да, да, так, так, я люблю тебя, сука!!!». А декан окончательно понял, что сопротивление бесполезно. Надо расслабиться и попытаться получить сомнительное удовольствие.
Паша снова перешел на речь любви:
- Сладкая пытка все продолжалась и продолжалась. Горячий пенис Тихона скользил между его пухлыми и нежными губами. Пенис скользил легко, как горный ручей в расселине - он был влажен от обильной слюны и слез декана.
Вэзел опять вкрадчиво улыбнулся:
- А почему от слез?
- А плакал декан. Молил Тихона взглядом: «Не надо, милый. Не казни меня в рот. Что со мной будет, если друзья и коллеги, да не дай бог студенты, узнают? Мне ж тогда в Питере не жить!». Но Тихон не смотрел ему в глаза. Закусив губу и зажмурившись, он целиком отдавал себя этой любви. Когда волна оргазма накрыла его, он стиснул зубы до скрежета, и толстые жилы вздулись на его шее. Набухший до предела пенис Тихона выстрелил фонтаном густого и тягучего мужского сока прямо в глотку декана. Тихон зарычал, даря последние муки любви и четыре миллиарда таких маленьких очаровательных Тихокончеевых обесчесченному декану. Несколько миллионов попали декану в дыхательное горло. Он начал громко кашлять, чуть не откусив при этом пенис Тихона. Кашель вернул Тихона с небес на землю. Он успел спасти свой пенис от обрезания, энергично выдернув его изо рта декана, заляпав остатками спермы нос, глаз и лоб последнего. Тихон взглянул вниз и с ужасом увидел очумевшие глаза, дрожащие губы и подбородок, нос и лоб в сперме кого-то до боли знакомого. До боли знакомый кашлял и не мог откашляться. Ужас Тихона удесятерился, когда он узнал в кашляющем своего декана. Потеряв способность говорить, не попросив прощения, на ватных ногах с дрожью в коленках, шатаясь, на ходу застегивая ширинку, прищемив при этом пенис, но не чувствуя боли, Тихон вышел из сортира и пошел к себе в комнату. Там он рухнул и заснул мертвецким сном, ибо нервы не выдержали всего пережитого. Этой мимолетной и огромной страсти…
Паша с пафосом и выражением делал поэтические жесты, не забывая при этом поглощать сардельки. Еле сдерживая хохот, мы с Вэзелом возопили:
- А что декан???!!!
- Откашлялся – лаконично ответил Паша. Он взял последнюю сардельку и смазал её кончик майонезом. Затем он обильно окропил им свои губы. Вид получился супернатуральный – картина «После минета». От горячей сардельки поднимался небольшой парок – ни дать ни взять – дымящийся член после семяизвержения. Паша сексуально, насколько это было возможным, прогнулся в спине, томно посмотрел на нас, медленно поднес сардельку ко рту и сказал сладко: «Возьми меня в рот!!!» - потом он эротически её сжевал, облизывая губы от майонеза.
Паренек из Уфы робко подал голос:
- А что стало потом?
Счастливый Паша довольно похлопал себя по животу и ответил серьезно и строго:
- А потом декан и Тихон не здоровались и не разговаривали. Даже на экзамене. Вот поэтому-то Тихона и отчислили. Вот. Ну ладно, пойду я учиться. И вам всем тоже советую. А не то отчислят всех к чертовой бабушке!
Паша встал и вышел, переваливаясь от съеденных сарделек с боку на бок. Он оставил нас в молчании и раздумье. Мы не знали, смеяться нам или нет. Молчание прервал паренек из Уфы. Осуждающе покачав головой, он сказал:
- Декана в рот! Ай-я-яй!!!
Он сказал это так прочувствованно, что мы с Вэзелом стали ржать, как сумасшедшие. И ржали до коликов в животе. Паренек из Уфы смотрел на нас непонимающе. Он грустно попрощался:
- Ну ладно, парни, я тоже пойду учиться.
Он ушел к нашей великой радости, а нас смех давил, душил, выдавливал слезы и выворачивал. История была потрясная. Мы забыли на время про голод, но Вэзел вдруг перестал ржать, и с негодованием заорал:
- Веталь, а ведь этот гад все наши сардельки и майонез сожрал!!!. Вот гад, а? Нет, ну ты прикинь???!!!
Мне тоже сразу же стало как-то грустно и голодно. Мы кое-как заморили червяка батоном и остатками несостоявшегося ужина. Но, даже не смотря на потерю сарделек, обсуждение этой истории было веселым. Долго мы не могли заснуть – наши животы бурчали, как симфонические оркестры.
- Веталь, ты спишь?
- Не-а.
- Как думаешь, это все правда?
- Да байка все. Лажа. Спи, сладкий мой, и не заморачивайся.
Мы ещё поворочались беспокойно некоторое время. Я задал Вэзелу вопрос, который мучил меня:
- Слушай, а что мы сделаем, если Паша снова к нам заявится?
Вэзел приподнялся на локте. Его глаза сверкнули мрачно и зловеще:
- А привяжем его полотенцами за ручки за ножки к стулу, и сделаем с ним то, что сделал Тихон с деканом. Я этого гада во все дыры кончу!
С этим я согласился, и мы уснули спокойно. Но Паша больше таких фокусов не выкидывал. Наоборот, мы с ним потом даже подружились. И сами потом ржали над тем, как он нас запарил и развел. Паша впоследствии откупился пивом. Единственным, кого эта история задела за живое, был паренек из Уфы. После неё он ничем другим, кроме учебы, не занимался. Зимнюю сессию он, как и Тихон, сдал кое-как, а вот перед летней ни с того ни с сего взял и перевелся обратно в Уфу в какой-то там Башкирский универ. Мы потом укоряли Пашу: вот, блин, запугал парня. А Паша и не отрицал своего злого участия в судьбе паренька. Он становился в позу оратора на трибуне и говорил:
- Да кто его просил верить? Сам испугался и обделался со страху! Вот ходят тут козлы всякие, байки всякие рассказывают, народ мутят, а люди им верят. Я бы этих козлов бы во все дыры бы.. Ну вы поняли..
Да уж как не понять.
Была ли эта история правдой, мы с Вэзелом так и не узнали. Паша клятвенно уверял, что он был единственным, кому Тихокончеев доверил тайну грехопадения декана. Тихокончеева было уже никак не спросить, – он после отчисления уехал домой. А декана спрашивать, согласитесь, себе дороже. Кстати, в период учебы мы эту байку никому не рассказывали, дабы не постигла нас случайно судьба Тихона. А теперь, после окончания универа, я пишу её с легким сердцем. Читайте и перечитывайте на здоровье. Кстати, все написанное здесь – авторский вымысел. Любое совпадение имен и событий случайно. (Ну, это уже так – на всякий пожарный)
Автор: Веталь Кучерявый
(фамилиё такое)
Оригинал в блоге:
http://paulus-raul.livejournal...
Оценили 14 человек
24 кармы