Погребальная песня?

40 3678

В прошлый раз рассказ был посвящен берестяной рукописи, найденной в 30-х годах прошлого столетия в Саратовской области у с. Подгорное, как продолжение серии статей про берестяные грамоты. Исследователи этой рукописи тогда признали ее образчиком неаристократической монгольской поэзии. Эту точку зрения за прошедшие годы никто не пересматривал, пока не появилась научная работа Малышева Алексея Борисовича "К вопросу об интерпретации золотоордынской «поэмы» на бересте, найденной у села Подгорное", в которой автор доказывает ритуально-магическое значение текста. Соответственно, дальнейшая часть этого рассказа будет изложением указанной работы.

Фрагмент золотоордынской рукописи. Той самой.


Для тех, кто пропустил предыдущую статью, и кто ленится ходить по ссылкам, повторю обстоятельства находки. В 1931 году землекопы при рытье силосной ямы случайно наткнулись на могилу. В этом захоронении землекопы обнаружили несколько интересных вещиц, среди которых была берестяная коробочка, в которой находилась берестяная же рукопись. Бригадир рабочих осознал всю важность находки и сообщил о ней (куда надо) в Энгельский краеведческий музей, откуда весть дошла уже и до столичной Академии наук. Вот ученые уже определили, что захоронение относится ко временам Золотой Орды, а сам текст рукописи написан в большей степени уйгурским шрифтом на уйгурском и монгольском языках и относится к первой половине XIV века.

Рукопись была найдена в захоронении. Это означает, что она была частью ритуального набора, сопровождавшего усопшего в загробный мир. Это сейчас мы считаем, что усопшему там обязательно пригодятся белые тапочки, а в те времена народ был более практичен, и с собой старался брать что-то более существенное - меч, стрелы, коня, жену, рукопись в конце концов. Кстати, наличие рукописи в погребении делает это захоронение уникальным. Известен лишь еще один подобный случай - в захоронении золотоордынского времени "Вакуровский-1" (Астраханская область), где была обнаружена берестяная грамота с арабским текстом, начинающаяся с хвалы Всевышнему. Хотя изделия из бересты являются достаточно обыденными в монгольских захоронениях, иных случаев погребений "с поэмами" не обнаружено. Итак, берестяная рукопись в описываемом золотоордынском захоронении скорее всего является ритуальным погребальным предметом.

В Средней и Центральной Азии береста весьма широко использовалась писцами. При этом среди текстов, наносившихся на бересту, преобладали религиозные - буддийские рукописи или тибетские магические тексты (заговоры-обереги). Известны буддийские монгольские рукописи XVII–XVIII веков из Монголии и Узбекистана, многие из которых были найдены в развалинах субургана – культового буддийского сооружения. Перевод данной рукописи был показан в предыдущей статье, и возвращаться к полному тексту намерения у меня нет. Рекомендую ознакомиться с ним там.

Что ж. Посмотрим теперь на текст более пристально.


Первая условная часть поэмы (стихи: XXIа, XXIб, XIXа, XIXб, XXб, XXв, XXг) включает обращение матери к сыну. Мать обращается к нему в 7 стихах, содержание которых имеет схожий смысл, описывает аналогичные объекты, образы и связи между ними. Вторая условная часть состоит из одного стиха (XXIIIа) и содержит ответ сына матери. Третья условная часть включает 3 стиха (XXIIIб, XXIIа, XXIIб) с троекратно повторяющимся ответом матери-сыну. Наконец, четвёртая заключительная часть – один стих (XXIV) воспроизводит почти дословно слова сына из второй части песни (XXIIIа). Данные многократные повторения несколько напоминают заклинания или моления, хотя подобные повторы вообще характерны и для тюркомонгольского песенно-поэтического фольклора. Стоит отметить, что речь провожающей матери повторяется намного чаще (7 и 3 раза), чем слова отбывающего сына (2 раза) - впрочем, это может быть отнесено на счет общей сохранности рукописи.


Со слов "милой матушки" мы узнаём, что её сын ("дитя") должен в "страхе" и "смятении" "достичь", быть "взят" или "забран" "на службу, будучи разыскиваемым" неким могучим властителем. В отношении властителя в тексте применяются различные эпитеты: "благодетельный", "прекрасный", "смотревший", "омрачённый", "божественный"(!), "имеющий руки", просто "человек" или "заклятый человек". Сына в песне называют также по-разному: "достойный и прекрасный кречет", "прекрасный ястреб", "золотой соловушко". Матушка просит сына не огорчаться, если он окажется или упадёт под "перекладиной", "воротами", "порогом", "дверью", "острием" или "тесовой телегой". Также мать обещает сделать волосы на груди сына золотыми. Кроме того, в её словах присутствует и непосредственное заклинание: "не подвергайся нападению со стороны злого духа…" или "С… [напастями] …и злыми духами не встречайся…". Отправляя сына в путь, мать восклицает "взлети, дитя моё". Сын же "во время своего взлёта"(!) поёт о том, что он отправляется на "свою приветливую родину", "в страну, где буду жить" или "на свою родину, где проживаю, чтобы быть там". Термин "родина", используемый в рукописи, является одной из архаичных монгольских форм.

В тексте не упоминается имён матери, сына и владыки, что, возможно, имеет сакральный характер, так как упоминание истинного имени человека, а тем более правителя у тюрок и монголов запрещалось после его смерти. В "поэме" имя великого властителя не названо, но различные эпитеты, указывают на его весьма разносторонние, порой сверхъестественные, качества: власть и всеведение ("смотревший", "имеющий руки"), добродетельность ("благодетельный", "прекрасный", "заботливый"), святость или сакральность ("заклятый человек", "божественный властитель", "судьбой данный"), печальный образ ("омрачённый"). Отметим, что эпитет "прекрасный" ("sayin"/"саин"), встречающийся в "поэме" как эпитет правителя, можно перевести также словами "добрый" или "хороший". Судя по применению эпитета "бурхан" ("buraqan") в значении "божественный", можно проследить буддийское влияние на лексику "поэмы". Вполне можно предположить, что под всеведающим и божественным властителем подразумевается тюрко-монгольское божество Тенгри (Тенгрихан), обладавший вышеперечисленными качествами. В мифологии алтайских народов Тенгри является носителем мужского активного начала, он вечен и не сотворён, а также творец всего сущего, владыка мира, хозяин человеческой судьбы и покровитель власти. Первоначально Тенгри был абстрактным божеством и не имел антропоморфных черт. Лишь во второй половине XIII в. появляется формула "Тенгри-хан", а само божество приобретает облик человека или воина.

По отношению к сыну в "поэме" применяются орнитоморфные образы (кречет, ястреб и соловей). Кречет и ястреб, наряду с орлом, соколом и копчиком, являлись довольно распространенными тотемами и иногда онгонами у тюрко-монгольских народов. С другой стороны, человеческая душа в мировоззрении многих народов Евразии, в том числе у тюрок и монголов, представлялась в виде птицы. В этой связи "взлёт" сына является ничем иным, как полётом его души. Данная орнитоморфная символика "поэмы" имеет наиболее близкие аналогии в похвальном слове (плаче) при кончине Чингиз-хана. Как и в исследуемой "поэме", в "Плаче о Чингизхане" человек (душа) сравнивается с ястребом или соловьём ("щебечущая птичка"), который взлетает или отлетает.

"Отправляйся, взлети дитя моё!" (XXIIа.)
"Во время своего взлёта, матери своей, милой матушке, так спел он…" (XXIV.)
«Поэма» из Подгорного


"Обернувшись крылом щебечущей птички, ты отлетел государь мой…"
Плачь о Чингиз-хане ("Алтан Тобчи")

Возможно, выбор самого сюжета "общения матери и сына" не случаен. В текстах шаманских камланий-проводов (души в иной мир) к отправляемым на небо душам часто относятся и обращаются как к детям. Предки, родители, и родственники фигурируют в камланияхпроводах души как помощники, способствовавшие перемещению души по дороге мёртвых в верхний мир. В "поэме" из Подгорного мать многократно повторяет что, отправляет сына, который должен быть взятым, забранным, а также уйти или взлететь. Сын в своих ответах матери также говорит о необходимости отправиться на родину или взлететь. В этих шаманских текстах "материнская" духовная сущность представлена ещё как сакрализованное место для жилища ("мать-место для юрты"), а также как дорога мёртвых, направленая на восток ("матерь-утро"). Наконец, в тюркомонгольской мифологии "земным" божеством была Этуген именуемая "Земля" или "Мать Сыра Земля" – носитель женского мирового начала. Шаманские представления тюрок и монголов, согласно которым у каждого шамана есть свой "Мать-зверь" (в образе орла, коня, быка, оленя, лося, медведя, волка или собаки), появляющийся в жизни шамана только три раза: при его рождении, при становлении как шамана (шаманской инициации) и при смерти. Не является ли образ "матери" и "милой матушки" из золотоордынской "поэмы" "матерью-зверем" золотоордынского шамана провожавшим его в верхний мир? В целом "материнский" образ в поэме и шаманской практике фигурирует в разных ипостасях, предпочтительными из которых являются: мать-земля, матерь-зверь или матушка в прямом смысле слова.

Особую символику в "берестяной поэме" имеет образ золота применительно к сыну. Здесь встречается его именование, как "золотой соловушко": "Золотой соловушко, дитя её, приступил к пению ответной песни матери своей, милой матушке" (XXг.). Мать, обращаясь к сыну, также связывает его с золотом: "Отправляйся, взлети дитя моё! Волосики твоей груди сделаю сплошь золотыми!, сказала она" (XXIIа., XXIIIб.). Возможно, стремление матери сделать волосы на груди сына "золотыми", а также именование его "золотой соловушко", связано с переходом человека (или его души) на новый, более высокий уровень. Использование золота в символике "обрядов перехода" весьма распространено. Отметим, что "символика золота" в фольклоре многих евразийских народов зачастую была связана с "солнечным" или "тридесятым" царством, то есть потусторонним миром. Весьма близкой аналогией фрагменту подгорновской "поэмы" о золотых волосах на груди сына, в фольклоре алтайских народов является мотив "золотой груди", широко известный и международному сказочному фонду. "Золотая грудь" и "серебряный зад" (золотая грудь и серебряная спина, или верхняя часть тела из золота, а нижняя – из серебра) в фольклоре алтайских народов присущи чудеснорожденным детям или людям, обладающим чудесными сверхъестественными способностями. Впрочем, эти соображения не исключают поэтическую трактовку золотых волос – в качестве гроба или чудесного человека. Наконец, автор "поэмы" был назван на одном из берестяных листов, как "baqšї" – бакши, что может быть истолковано трояко: мелкий чиновник-писец, буддийский священник или шаман.

Заговор от нападения "злого духа" ("ada-dur"), присутствующий в "поэме", также был направлен на оберегание и беспрепятственное передвижение души, возможно, – в иной мир. Ады – это злые духи, считавшиеся врагами людей, добрых духов и верхних богов. Привлекают внимание также слова сына о том, что он отправляется "на свою родину". Если рассматривать их буквально, то получается полная бессмыслица: сын уезжает от своей матери, но не куда-либо вообще, а именно на родину. Данная формула согласуется с идеей потусторонней "родины" у каждой человеческой души. Таким образом, душа сына стремится на свою "небесную родину".

Исходя из всего вышесказанного, текст из подгорновского погребения является частью поэтического произведения (богатырского сказания или волшебной сказки в стихах), герой которого обретает (получает) от матери "золотую грудь" (золотые волосы на груди) и по ходу сюжета проходит некий обряд перехода (посвящение, инициация, временная или действительная смерть). Именно поэтому в дошедшем до нас тексте подгорновской "поэмы" так много элементов погребальной обрядности и шаманского обряда проводов души в иной мир. Возможно, на этом основании, текст данного поэтического произведения или его фрагмент и был включён в состав погребального инвентаря, так как содержал описание обряда перехода, что могло выполнять функции сопроводительного текста.

Вопрос о назначении рукописи, тем не менее, остаётся открытым. Несомненно, что "поэма" фигурирует в погребальном обряде в качестве одного из сакральных предметов, сопровождавших покойного в иной мир. Не исключено, что это обусловлено занятиями или талантами человека, который мог быть писцом и поэтом, а также выполнять какие-то знахарские или даже "шаманские" ритуалы.


Оригинал статьи в ЖЖ - http://paulus-raul.livejournal...


Предыдущие статьи по схожей тематике:

Рукопись на берёсте https://cont.ws/@paulus/576405

Золотоордынская рукопись на берёсте https://cont.ws/@paulus/586139

Как раскрывают берестяные грамоты https://cont.ws/@paulus/566790

И еще раз о бересте со св. Варварой https://cont.ws/@paulus/479568


«Крокус-покус» Агаларовых: здание в кадастре не числится, а работали дети и самозанятые

Многие наверняка обратили внимание на школьников, выводивших людей из «Крокус Холла» в ходе теракта 22 марта. Они прославились на всю страну и получили уже немало наград. Правда, юридич...

Русская ракета попала "куда нужно". Варшава спешно отправила в отставку инструктора ВСУ после смерти генерала
  • ATRcons
  • Вчера 20:06
  • В топе

Решение об отстранении было принято на основании данных контрразведки Польши. Кадровые перестановки в "Еврокорпусе"  Пресс-служба Министерства обороны Польши сообщает об уволь...

Наши спортфедерации потоком отказываются от Олимпиады

"Слать команду бомжей не будем!" Федерации одна за другой посылают Париж-2024 лесом.История с допуском-недопуском наших спортсменов на парижские ОИ уже изрядно приелась. Столько было сл...

Обсудить
  • Впервые слышу, чтобы монголы писали на бересте
  • Замечательно.
  • Круто! Вот что значит - намётанный глаз.. Я бы, наверное, вообще не заметил, что на бересте есть вертикальные надписи))
  • Йожику было интересно. Спасибо! (уходит царапать березу иголками) )))