Гегемоны

                                       Новый год под землёй

Как-то всё одно к одному шло… Получил я после института распределение в малюсенький городок с двумя шахтёнками в его пределах и несколькими, разбросанными неподалёку. Шахтёнки старенькие, крошечные в сравнении со свежевыстроенными, зато в том шахтоуправлении, куда меня злая судьба запроторила, их числилось аж четыре штуки. Одна – в городке и три – по близлежащим посёлкам. В одну из трёх я был направлен в проходку.

И так получилось, что на всё шахтоуправление план выполняли и перевыполняли только два участка – один добычной, на центральной шахте, давшей своё название всему шахтоуправлению, и один проходческий. Как раз тот, на который меня направил директор. И как вы думаете – приняли меня там с распростёртыми объятиями? Ну да, аж бегом. Встречали с оркестром, цветами, шампанским и пригожими девушками на выданье. Ибо работали там все местные, кумовья, и на кой им нужен был какой-то там донецкий, если они чуть ли не единственные на всю шарашку премии получали?

Вот и договорился начальник участка с начальником шахтёнки кинуть меня. А меня кинуть легче, чем на попе с горки по льду скатиться: наивный и доверчивый до слёз. Не моих и от смеха, а так да – до слёз. Вызвали меня после трёх ознакомительных спусков в шахту с проводником, или куратором, короче, ознакомителем, и закинули наживку на крючке:

- Всё хорошо, но Иваныч сказал, что ты слабенько запомнил ещё, где наши забои и вообще с шахтой в целом ознакомиться надо. А давай ты два месяца до Нового года побегаешь мастером на ВТБ, хорошенько шахту узнаешь, а после праздника мы тебя вернём обратно?

Ну, после такой неутешительной характеристики от временного куратора я несколько растерялся и наживку заглотнул:

- А точно вернёте?

- Да зуб даём! – Говорили их честные глаза, но рты в унисон произнесли:

- Да чтоб нам премию век не получать!

- Ну, хорошо…

- Садись, пиши заявление о переводе. У директора сами подпишем.

Почему не насторожило меня такое их чрезмерное участие в моей судьбе? Ну, говорю же: наивный и доверчивый. Был, во всяком случае. Сел, написал. И был зафутболен на ВТБ – участок вентиляции и техники безопасности. Из проходчиков – в проходимцы. По-настоящему следить за техникой безопасности ребятам никто не давал, по рукам били, если ну очень принципиальные из-за нарушений останавливали добычу или проходку. Другое дело, когда те и сами простаивали из-за неполадок или аварий – тогда можно было упасть на хвост обстоятельствам и вписать себе в плюсы остановку забоя ровно на то время. Поэтому ребятки туда шли не самые работящие, зато самые ушлые – за стажем. Мне это не улыбалось, я же известный трудоголик. Конечно, после Нового года обманщики сделали удивлённые лица:

- Какой-такой перевод обратно? Мы что, в песочне? В игрушки играем? Здесь все взрослые люди, выразил желание перейти на вентиляцию – скатертью дорога, твой выбор поменьше работать, пусть и поменьше получать. Если мы будем каждые два месяца тебе переводы подписывать туда-сюда, нас директор самих перевёдет к чёрту на кулички! Иди работай, ещё молоко на губах не обсохло, а уже права качать: то ему там не нравится, то тут…

Я, весь в соплях от давящей обиды, мотнулся к директору на приём, объяснил ситуацию и перевёлся в проходку на другую шахту, в иной посёлочек. Думаю, обманщики мысленно аплодировали моему принципиальному поступку. Но это было уже дней через десять после Нового года.

А в самом конце ноября 1978 года я вышел в ночную смену с напарником на участке ВТБ. Половина шахты моя, половина – его. Я на своей делаю замеры, записываю их мелом на «досках» из транспортёрной ленты и в меру сил путаюсь под ногами у людей работающих. Он на своей – спит на подстанции, предварительно договорившись с горняками участков, чтобы содержание газа на досках поотмечали за него. Он значительно старше и местный. С собой в шахту брал маленькую бутылочку и время от времени посасывал из неё нечто алкогольное. И в тот раз, достав из бокового кармашка заветную стекляшку, он соснул, крякнул и спросил:

- Видел график выходов на декабрь?

Я насторожился, в душе зашевелилась тревога:

- Видел.

- Так вот, у меня там стоит ночная смена на Новый год. Хрена с два я им буду дежурить! Вот увидишь.

Он оказался хозяином своего слова: со временем я и увидел, и услышал. Смены за три до праздника, дежуря во вторую, передаю на-гора положение в шахте, а помощник начальника просит после смены зайти в нарядную. Зашёл. А там… Сидят помощник начальника и горно-технический инспектор. Вопросы решают. Стол простецкий, но обильный – подспорьем в решении. Наливают стакан:

- Пей!

Выпил.

- Закусывай!

Закусил. Чую: не к добру всё это. Надо им что-то от меня. А что им от меня может быть нужно? Угадали. И я угадал. Но сначала они меня для верности ещё одним стаканом самогона нахлобучили. Напился-наелся, тут-то помощник начальника меня и начал обрабатывать:

- Валерка выйти не сможет на Новый год в ночь – у него троюродная бабушка умрёт как раз 30-го, ему на похороны ехать. Куда? Далекооо…

В общем, не удивили. Предчувствие в этот раз меня не обмануло. И я, подкупленный ими задёшево, самому противно, вынужден был согласиться выйти вместо него:

- Хороший у Валерки самогон, кстати.

- В смысле? А, этот… Он не гонит. Купил у Захарыча. Ты его не знаешь.

На всю шахту предстояло выйти двум счастливцам: мне и водоотливщику. Не считая стволового, который дальше своей каморки у ствола нос не совал. Насос стоял на самом нижнем горизонте, у проходчиков. Водоотливщик – от них же. Молодой паренёк из той же общаги, мы были шапочно знакомы. И вдруг пареньку ни с того, ни с сего втемяшилось в голову, что он хочет встретить Новый год по-человечески. Что за прихоть, что за каприз? Зачем, спрашивается, если он был непьющим? Но – дело его, конечно. И поменялся парень с дедуганом-пенсионером из нашей же общажки. А тот на грудь принял. Но меня заверил, что не уснёт подле насоса ни за что на свете!

Когда шёл к стволу через ламповую, девчата тамошние зазывали к ним за стол:

- Дед правда добросовестный, не уснёт, давай к нам!

Ага, спешу и падаю: недавно я уже выпил на халяву. Теперь в шахту ползу. А чего они взамен попросят? То-то… В общем, попрыгал я по шахте и часа через два-три добрался до нижнего горизонта. На досках поотмечаться, заодно и дедугана проконтролировать. Не хватало нам ещё пускатели да электродвигатели утопить… Ему что, он уже старый, того и гляди помрёт скоро, а мне до конца жизни расплачиваться… Удачно я пришёл. Дед молодец, не спал. Но воду почти не качал: насос выбивал напряжение, а подстанция – горизонтом выше. Не набегаешься. В чём там было дело, не знаю, но, сперва ради хохмы провалившись в мачмалу по пояс, я ушёл к подстанции и врубал её несколько раз после того, как её выбьет. Совместными с дедом усилиями откачали воду – до утра не зальёт. И мне крайне желательно было ретироваться на-гора. Ибо в мокрой одёжке сыро и холодно, ещё насморк подхвачу. Мы с дедуганом помахали друг другу ручками и я направился по уклонам наверх.

Добрался до ствола, а там холодрыга, как не знаю где. Потому что нигде и не был севернее Прибалтики. Да и то позже. Да и холодрыга там такая… А ствола того метров 80, температурный градиент сам замёрз где-то посерёдке: зима, на-горах – все минус двадцать, а по стволу – ветрюганище. Вентиляция, как-никак. Стою, зубами щёлкаю, на стволового умоляюще смотрю:

- Вывези, земляк, не видишь, что ли – окочурюсь…

Минут двадцать со стволовым ждали, пока машинист подъёма займёт своё рабочее место, запоры, наверное, были, минут десять ещё – пока диспетчер разрешит меня выдать на-гора. Ну и спуск-подъём клети. Я – ледышка. Мысль одна только не замёрзла: скорее в баню, под горячий душ – отогреться.

Хрена с два! Вода в душе была, но только холодная. Бойлерная ещё не включалась. Мамащки мои… Кое-как, то палец подсуну под струю, то макушку, а то и… страшно даже вспоминать. Помылся в первом приближении. Чуть обсох, вышел на улицу. Снег, ветер, мороз, метёт. Дорогу видно, но что с того, если мне километров 5-7 по ней наяривать до городка, там, правда, общага рядышком с автостанцией – метрах в трёхстах. Прошёл несколько сот метров – не, не выживу. Вернулся. Зашёл к диспетчеру:

- Петрович, налей, отдам. Ибо мне не жить.

- Сочувствую, я бы с удовольствием, но – закодировался.

- Петрович, я тебя не пить прошу, а налить…

- Сказал: НЕ-ТУ!

Ох, ты ж, моя судьбинушка… Вышел снова, вдохнул глубоко – будь что будет.

Гляжу – на дороге вдалеке фары светятся. И приближаются. Радость-то какая! Автобус!!! Замахал я руками-ногами и он за пятак подвёз меня до городка. А там и рукой подать. Предвкушая тёплую постельку, я рванул к общаге.

Рано радовался. Она закрыта. Над входной дверью, в ленкомнате, происходит всеобщая пьянка и никто моего стука не слышит. Хоть тарабань, хоть барабань. Поплёлся я к окну своей комнаты. Фрамуга, знал, не закрывается, но она большая, вверху окна, и навесы на верхней переборке рамы. Будет нереально трудно, но придётся справиться. Я уже начал снимать пальто, как вдруг дверь открылась и на улицу выползло чудовище – «покурить». Плохо чудовищу стало с перепою. Я так рванул внутрь, что даже с праздником его не поздравил. Да оно бы всё равно ничего не поняло. Заскочил на второй этаж, в ленкомнату – народ ещё преимущественно живой, но уже мало соображающий. Из закуски остались только два солёных помидора. А водка ещё грелась на столе. Налил – продизенфицировал организм и бодро решил не умирать прямо сейчас, ввиду прекрасности жизни и вообще родные не поймут.

Дальше не интересно: были непонятки с вахтёршей, не желавшей ждать, пока мы досмотрим телевизор, поскольку спешила со своим любовником Колюшей отпраздновать свой личный праздник – день рождения, еле уломали, пообещав полы помыть собственноручно, была драка, возникшая из ничего, меня даже обещали ночью задушить спящего, так обиделись, в общем, уснуть удалось только под утро в прекрасном новогоднем настроении.