Мда...

   Дверь в квартиру была открыта. Набора отмычек не понадобилось, так что хорошо, что их не было. В коридоре всё, что можно, было разбросано и разбито, вешалка придавила своей массой верхнюю зимнюю одежду лучших дизайнеров мирового уровня, но это не факт, потому что ромам из соседнего микрорайона тоже нужно кушать, кроме того, на дворе было лето. Под ней копошилось нечто плюгавое, хнычущее, что оно – какой-то режиссёр чего-то там.

Дверь направо вела в кухню, в которой валялись на полу два обдолбанных мажора, точнее, мажор и мажориха, или наоборот, но всё равно по-отдельности. Они не могли встать, так как у них нечаянно случился передоз и пена изо ртов сделала ламинат пола до ужаса скользким. Благо, они и не пытались. Кроме с шипением вырывавшегося из конфорки электроплиты газа, затушенного вскипевшей водой в чайнике, там ничего интересного не наблюдалось. Даже кетчупа в холодильнике и тары из-под него в мусорном ведре.

Дверь налево вела в ванную комнату, а в ней, частью на полу, частью в ванне, плавала расчленёнка: две головы, одна рука и три ноги. Очевидно, кому-то очень сильно не повезло в этой жизни ещё при жизни.

Прямо располагалась жилая площадь «распашонки». Зал был буквально завален окровавленными трупами, что само по себе не странно. Непонятно было только откуда взялось столько крови, если в квартире явно не было кетчупа. Ещё один, уже холодный, висел на крючке для люстры прямо посередине потолка. Сама люстра упала и разлетелась по полу, что придавало картине зловещности, хотя, если верить словарям, то должна бы придавать зловещести. Аквариум как стоял на комоде, так и стоял, в нём как ни в чём ни бывало плавали рыбки, к тому же странгуляционная борозда на шее человека свидетельствовала о том, что он скорее был повешен, чем утоплен.

В левой по ходу спальне на молодой поклоннице лесбиянства почил старый толстый гражданин сугубо нетрадиционной ориентации и она, похоже, никак не могла из-под него выбраться, пока окончательно не выбилась из сил и не умерла за компанию. Или притворилась на время осмотра помещения и других следственных мероприятий. Сбоку от них на той же двуспалке, распятый между металлическими спинками при помощи наручников и колготок и умерший от страха, вызванного пережитым, возлежал ещё один участник невинной оргии. А чего он хотел? Третий – лишний. Здесь вам не Швеция.

Дверь в правую по ходу спальню была заперта, ключ был вставлен в замок изнутри, но из комнаты доносились посмертные стоны двух-трёх человек, что однозначно предвещало новый острый сюжет для Марьи Монцовой, но в комнату ещё нужно было попасть. Поэтому возле двери суетился задраенный в доспехи спецназовец, прилаживая к замку кусок взрывчатки, а два других и сама Марья, дородная дама с «железной задницей», позволявшей ей строчить шедевры со скорострельностью ЗСУ-23-4, расположившись по бокам от двери, заранее открыли рты и заткнули уши. Между прочим, это им шло.

Николай Петрович, следователь райотдела по особо неважным делам, чей двадцатилетний опыт работы подразумевал профдеформацию в особо крупных размерах, очумел от увиденного, дрожащей рукой нащупал пульт и выключил телевизор. И правильно сделал: такое синема – и на ночь глядя?!