Коротко и жутко. Военкор Стешин

В нашем издательстве вышла новая книга Дмитрия Стешина «Коротко и жутко. Военкор Стешин».

О книге.

Дмитрий Стешин – журналист, корреспондент «Комсомольской правды», освещал «цветные революции» и военные конфликты в Египте, Тунисе, Ливии, Сирии, Осетии, Косово, на Северном Кавказе и Украине. Лауреат и победитель ряда премий в области журналистики, награжден медалями за освещение военных конфликтов.

«Коротко и жутко» – это сборник рассказов, написанных автором в горячих точках. В сборник вошли события четырех военных конфликтов – в Южной Осетии, Новороссии, Сирии, Ливии, в пятую часть вошли рассказы о Великой Отечественной Войне, написанные автором, во время работы с поисковыми отрядами в Новгородской области. Емкие, страшные в своей военной обыденности заметки, без пафоса и громких слов показывают войну, которую не увидишь по телевизору. Войну, которая несет только страх и смерть, обстреливает детей с воздуха и сжигает заживо мирное население.

ВПЕРВЫЕ! Ниже мы приводим уникальный ознакомительный отрывок из книги, только для читателей нашего блога на «КОНТе» (в конце статьи купон на скидку).

Предисловие

Эта книга начинается с рассказов о прошлой войне, которая давно закончилась, но мы все равно постоянно оглядываемся на наших павших предков и безмолвно сверяем с ними свою жизнь и поступки. Их кровь течет в наших жилах, они смотрят на этот мир нашими молодыми глазами и продолжают любить и ненавидеть.

Так получилось, что за последние 15 лет я не про¬пустил ни одной войны. Чечня, Беслан, Нальчик, Косово, Афганистан и Южная Осетия. Револю¬ции в Киргизии, Молдавии, Монголии, Египте, Тунисе, на Украине. Ливия, потом сразу же Си¬рия и, наконец, Крым и Донбасс. Я был на войне дольше, чем некоторые люди на свежем воздухе. Но я никогда не брал в руки оружие, свято соблю¬дая журналистский кодекс. Моя щепетильность никак не повлияла на численность людей, жела¬ющих моей смерти и смерти моих товарищей-журналистов, чьи образы тоже есть в этой кни¬ге. Если некие «доброжелатели» рассылают по Интернету твой портрет с геотегом и «добрым» напутствием: «Ребята-снайперы, не промахни¬тесь, этот орк сейчас на позициях у шахты 6/7», ты лишний раз убеждаешься, что все делаешь правильно. Твоя работа нужна людям по обе сто¬роны фронта. Сакральное понимание ее смысла пришло ко мне только во время осады Славянска, «славянского сидения». Жалкая кучка плохо вооруженных ополченцев удерживала город, окруженный 15-тысячной войсковой группи¬ровкой. Город, с утра до ночи избиваемый тяже¬лой артиллерией «по площадям», неприцельно. И всем окружающим меня людям было понятно, что шансы выбраться живыми и здоровыми ни¬чтожны, как бы крепко тебя ни ждали дома. Это были идеальные условия, чтобы обрести свою экзистенцию и понять, что война — это разговор человека с Богом без посредников. Бог назначил тебя ретранслятором чужого горя. И только со стороны кажется, что это горе проходит через тебя бесследно — встряхнулся, умылся и пошел дальше с блокнотиком и видеокамерой. 

В газетных репортажах невозможно передать, что ты ощущаешь сам, оказавшись в таких «звиз¬дорезах». Там нет смутных сбывающихся знаков- предостережений, нет твоей веры, твоего ужаса, смятения, внезапных озарений и видений. Почти нет цинизма и жалости. Все эти чувства и дра¬матургию я оставил для этой книги.

На чужой войне

Этот городок, родина Сталина, оказался ближайшим к пылающему Цхинвали. По прямой чуть больше 20 километров. И именно здесь я почуял, как на глазах стало меняться отношение к журналисту из России. Еще сутки назад меня, заблудившегося в старом Тбилиси, подобрал таксист и бесплатно отвез в гостиницу. А в Гори мне просто не захотели сдать номер. Женщина за стойкой в холле сказала мне: «Номеров нет» и как-то осеклась. Странно прозвучала эта фраза в вымершей гостинице прифронтового города, из которого разбегаются люди. Но я не уходил — идти было некуда. Смутившись, администратор кому-то позвонила. В холл пришел немолодой мужчина, хозяин отеля. Рассмотрел меня внимательно и выдал вместе с ключом от номера: «Русские — наши братья! Добро пожаловать в Гори!»

Администратор Нана виновато улыбнулась:

— Вы понимаете, вы из России приехали, а у нас тут такое… Ваши бомбили утром. Нас. И сын у меня где-то под Цхинвали воюет, что с ним — не знаю. — Нана заплакала, и я не нашел слов, которыми мог бы ее утешить.

У новенького госпиталя Гори, с новеньким моргом, как специально отстроенным накануне войны, стояла толпа грузинских военных. Все в «трехмерных» камуфляжах, в ярко-желтых ботинках времен «Бури в пустыне» (американцы освобождали затоваренные склады), с пластиковыми натовскими флягами и потертыми русскими «калашами». Гражданские и военные рассматривали списки то ли убитых, то ли раненых — 150 фамилий к полудню первого дня войны. Списки были на грузинском языке, и когда я попытался уточнить, кто это: убитые или раненые, у меня, как говорится, начались проблемы. Я забыл, что нахожусь на чужой войне, я журналист из вражеской страны, и мне это быстро объяснили. Хорошо, что фотоаппарат успел спрятать в карман… А там было что поснимать. Убитых в морг Гори привозили на грузовиках, завалив сверху пустыми картонными коробками и деревянными ящиками. Из-под этой убогой маскировки предательски торчали ноги мертвецов в ярко-желтых американских ботинках.

Мне удалось растолковать грузинским военным, что я единственный журналист из России, освещающий грузино-осетинский конфликт с их стороны. Еще минуту назад эти люди были готовы прислонить меня к забору госпиталя, а сейчас уже готовы отвезти меня в пресс-центр на машине или проводить.

Впереди — только тьма?

Пресс-центр мне напомнил фабрику-кухню по скармливанию западным, грузинским и прочим дружественным журналистам специально приготовленной дезинформации. Судя по сообщениям, к вечеру у российской армии (ее здесь уже официально зачислили в противники) не должно было вообще остаться ни самолетов, ни танков — все либо сбили, либо пожгли. Приезжал Дмитрий Санакоев, грузинский дублер Эдуарда Кокойты, обещал прекращение огня и амнистию сдавшимся. Судя по нескончаемому и даже приближающемуся грохоту, огонь никто и не думал прекращать, так что слова его мало чего стоили. Город Гори постепенно пустел, приобретая какой-то вымерший и заброшенный вид. «Коллеги» от меня шарахались как от чумного, а глава пресс-центра, неуловимо похожий на Лаврентия Павловича Берию, сказал мне прямо:

— Вы, конечно, работайте здесь, но учтите: от бомб ваших самолетов мы вас защитить не сможем.

Из города выехать было невозможно — все перекрыто постами. И меня, так удачно сюда просочившегося утром, обратно никто бы не пустил. Развеселил американский инструктор украинского происхождения. Я повстречал его в магазине. Он долго пытался объяснить продавщице по-английски, что хочет мятную жвачку, но в конце концов не выдержал:

— Шо вы мне сэмэчки суваете, жувачку дайте!

Инструктор убежал от меня с криком «Ноу комментс!», и я посчитал это хорошим знаком.

Меня, сидящего на газоне возле пресс-центра, буквально подобрал Давид, грузинский близнец боксера Валуева. Взял и увел к себе, во дворик своего 118-летнего дома. Вынес мне кресло-качалку, отнес в дом мой пыльный рюкзак. Мы пили компот из кизилового варенья и смотрели, как над нами, огибая холм со старой крепостью, заходят на бомбежку грузинской военной базы российские штурмовики. На четвертом заходе самолеты попали в заградительный огонь зениток, прямо в красивые и смертельные блестки салюта. Один штурмовик задымил и ушел со снижением на север.

— Дожили, — горестно сказал мне Давид, — русские с грузинами воюют. Конец времен пришел, дальше — только тьма.

Давид полностью соответствовал своему имени, он оказался строителем, объездившим весь мир. Сутки назад Давид примчался из Салоник, чтобы увезти родителей. Но, как это бывает во всех гражданских войнах, старенькие родители никуда уезжать не захотели, и теперь этот огромный человек в одну секунду стал растерян и беспомощен, как ребенок. Я не удержался:

— Давид, а ведь получается, что мы враги!

— Нет. Не то говоришь. Мы не там все время врагов ищем, нам в себе их надо поискать. Я… (Давид на секунду задумался) на 10 процентов осетин. Чуть-чуть абхаз, немного грек. И при этом я грузин. Поэтому я уехал отсюда очень давно. И зря, наверное, вернулся.

Прямо за воротами дома Давида толпились сумрачные немолодые мужчины. Тихо переговаривались, прислушиваясь к происходящему в небе. В Гори открылся пункт призыва ветеранов всех войн последних пятнадцати лет. Пожилой мужчина стоял у входа, опираясь на костыли, одна штанина у него была подвернута и заколота булавкой. На плечи инвалида был наброшен грузинский флаг, завязанный под горлом.

Для читателей нашего блога скидка 25 % по промокоду питернаконте

Книгу можно купить здесь: https://www.piter.com/product_...