Продолжение темы «Пирамида рушится»…Новые эпохи рождаются не из совокупности материальных и исторических причин, где количество перешло в качество, а из идей. Прежняя эпоха для новой идеи есть нечто вроде питательной среды, почвы. Новая эпоха рождается из нового зерна (идеи).
Откуда и как в мир приходят идеи, мы не знаем. Но можем констатировать: в момент появления идеи появляется весь будущий мир. Не явно, в виде свернутой идеи, но появляется весь. Как зерно содержит в себе все будущее растение, так мировоззренческая идея содержит в себе весь будущий мир.
Если нет понятия дуба, в желуде нельзя увидеть будущий дуб. Если нет понятия нового мира, в идее нельзя увидеть будущий мир. Человек никогда не имеет понятия грядущей эпохи, и потому большие идеи никому ничего конкретного не говорят. Максимум возникает тревожное ощущение новизны. Почему постсоветская конституция запретила нам иметь свою идеологию или идею построения русского мира?
Запад, который снес нашу правительственную советскую систему, основательно прочистив наши мозги, прекрасно понимал, что идеи – как, зёрна, которые приносит ветер и бросает в почву. А учитывая непредсказуемость русского характере, из этой почвы может вырасти могильщик всей мировой системы капитализма.
А ведь это очень страшно для нынешних финансовых паразитов. Поэтому никаких национальных идей! Единственный Основной Закон в мире, где у народа нет национальной идеи - это Россия! Так пожелали бандиты, разжижив наши советские мозги.
Нет родственности между выросшим из зерна растением и почвой, на которой семя развернулось в растение. Зерно — это идея растения. Когда растение умрет и сгниет, возникнет перегной. Если в него попадет зерно другого растения, вырастет новое растение, не связанное узами родства с бывшим растением, превратившимся в перегной.
Весь расчёт америкосов был в том, что именно на нашем «постсоветском перегное» вырастет обновленная идея материализма. И они не ошиблись.
За какое-то одно поколение из «зерна» выросло «растение» — потребительское общество, не совсем, правда, правильное. Ведь русский менталитет и дух никуда не ушли. Получился эдакий гибрид рационального и духовного.
Сегодня во всем мире тип общества с сугубо материальным уклоном начинает вымирать, а в России и постсоветских странах он бурно пустил корень и рос с 90-х по начало 2000-х словно хлопок, питаемый из среднеазиатского арыка.
Но, посмотрите, новое поколение вырастающей русской молодежи, делает все, чтобы этот хлопок начал разлагаться, создавая тем самым перегной для следующей зерна-идеи – уже не советской и не постсоветской.
В остальном мире умершие части материалистической идеи уже активно гниют и разлагаются, особенно в исламском мире. В возникающий перегной падает идея сверхнового общества. По мере ее роста общество наблюдает странные выходки странных людей. Никто пока понятия не имеет, во что все это вырастет и о приближении чего свидетельствует.
Конечно, одурманенное миазмами чистого потребляства, наше общество тоже «зерно», и тоже в какой-то перегной попало. Но мы, с нашим русскими менталитетом - суть традиционное культурное растение, а они сорняк, о чем Запад сказал устами своих идеологов (Фукуяма, Хантингтон), объявив о конце истории.
Человеческие ценности (семья, дети, совесть) в этой логике не просто теряют смысл, а становятся помехой. Потребительское общество спокойно стало жить животной жизнью в горизонте сиюминутности: живи здесь и сейчас, бери от жизни все, главное в мире — я и мои удовольствия.
Под лозунгом борьбы с перенаселением Запад начинает сдерживать рождаемость. Ребенок воспринимается не как дар Божий, а как составная часть потребительской корзины, некий предмет роскоши, препятствующий получению других удовольствий. Современного западного человека демократия учит понимать традиционную семью нежелательным для себя состоянием и видеть в ней опасность.
http://www.xgay.ru/news/rainbo...
Возникает понятие нетрадиционной семьи, где нет обязательств и детей. Общество начинает развращаться.
Пока члены демократического общества развращаются с оглядкой. Западные педофилы ездят «отдыхать» в Таиланд. Пройдет совсем немного времени, и все это начнется у них дома в еще больших размерах. Растет армия извращенцев, общество не видит перспективы и будущего. Множество культур и цивилизаций, достигнув конца истории, прекращали существование. Признаки конца света всегда одни — Содом и Гоморра.
Политика развращения действует в первую очередь на носителей западной культуры. Другие культуры она меньше затрагивает. Повторяется история колониальных заболеваний. К смертельно опасным для европейцев болезням у африканцев и индейцев был выработан иммунитет.
Сегодня примерно то же самое. Разница только в том, что раньше зараза приходила из внешнего источника. Сегодня Запад сам производит вирус духовной чумы и сам же себя заражает. Понижая внутри себя цивилизационное «давление», он сминается другими культурами, у которых к духовной чуме есть иммунитет.
Запад — это здание, построенное на христианском фундаменте. Когда он пошел по пути материализма, фундамент и стоящее на нем здание начали рушиться. В возникающем хаосе стали прорисовываться контуры совсем не той системы, к которой стремились отцы-основатели.
Человечество не родилось с христианскими нормами. Существующие запреты на извращения не были естественными. Все они пришли из учения Христа. Надежда на то, что запреты останутся, а самого учения не будет - суть глупость, объясняемая только тем, что внимание людей перенесено с первичного на вторичное.
Стержневая идея Запада может быть выведена только из христианства. Но на сознание общества надеты мягкие кандалы, не позволяющие даже поставить вопроса в такой плоскости. Несмотря на настойчивость европейских церквей, в проект евроконституции не был включен параграф о «христианском наследии и ценностях». Не христианство, а порожденные им культурные явления не прошли через заградительные барьеры «свободного общества».
Культура и религия Греции, Франции, Германии и любой другой европейской страны погибают под ударами своего же закона. Что для европейцев закон, для неевропейцев — эффективное оружие против жителей Старого Света. Они используют его в качестве дубины, которой заколачивают гвозди в крышку гроба европейского общества.
Дети эмигрантов остаются носителями неевропейских традиций и религии и живут по своим законам. Но при этом они полноправные граждане, и значит, избиратели. В стратегии наступления на бывших христиан, а ныне атеистов-потребителей, они требуют одного — соблюдать конституцию. И под этой ширмой продавливают свои цели.
Примеров ползучей экспансии огромное количество. Кто был во Франции, видел: французы по паспорту, но не по культуре и национальности, имеют больше прав. Например, французские власти не разрешат жителю Ниццы установить спутниковую «тарелку» на дом, если он представитель европейской культуры. Но представителю восточной или южной культуры — разрешат. Что позволено арабу, не позволено французу.
В Марселе есть целые кварталы, завоеванные мирными боями. В ресторан приходили большие группы французов по паспорту и пили кофе. Шумели, галдели. Ресторан терял завсегдатаев. В итоге хозяин продавал ресторан по предложенной цене или терпел убытки.
Если в Европе появляются возражатели против такой ситуации, они тут же зачисляются самим обществом в фашисты и на них ставится крест, как бы правы они ни были. Один из политиков Франции говорит: «Родной сын мне ближе племянника. Племянник ближе соотечественника. Соотечественник ближе иноплеменника».
Все признают эту правду жизни, но пока нет Библии, конституция превыше всего. Общество само себя удавит своими законами и противоречащими здравому смыслу действиями.
Сегодня на Западе христианство умаляется. Космополитному обывателю предлагают ответить на вопрос: почему христианские праздники, например, Рождество, отмечаются на государственном уровне, а исламские или иудейские не отмечаются. Налицо ущемление прав и дискриминация по национальному и религиозному признаку.
В условиях доминанты мертвого закона над реальной жизнью на эти вопросы нет ответа. Европейское общество, как и позднее древнееврейское, приперто к стенке своим же законом. Чтобы выскочить из тупика, нужно отказаться от либерального мировоззрения. Но это кажется так нереально... Помимо социальных факторов есть экономика, которая не позволит Европе отказаться от материалистического мировоззрения.
Обсуждение этой темы можно называть фашизмом, а умалчивание — либерализмом. Огромное количество европейцев понимают проблему, но демократия родила систему, заткнувшую всем рот. Система так простроена, что решение зависит не от того, кто понимает ситуацию, а от того, кто ее не понимает — от плебса, пребывающего на неприемлемо низком интеллектуальном уровне.
Ставка на средний класс, которому «есть что терять», закономерно ведет к тому, что решающей силой общества становятся люди с сиюминутными целями.
Яркий пример — беспорядки во Франции. Как только обыватели узнали о грозящем ущемлении прав, неизбежном при перестройке любой системы, они, не вникая в детали, тут же вышли на улицу бастовать. Опускаем цели оппозиции, ищущей повод протестовать, вне зависимости от качества решений власти. Каким бы правильным решение правительства ни было, но, если оно дает повод возмутить массу, оппозиция его использует.
Политическая система ориентирует людей не благо общества искать, а свою выгоду. В экономике человека изначально ориентируют делать не то, что несет пользу обществу, а то, что дает личную прибыль. Появляются вредные и бессмысленные виды деятельности. Человеческую природу эксплуатируют во вред обществу, если это прибыльно.
Стоит властям покуситься на малое благо, чтобы решить стратегические задачи, оппозиция тут же поднимает общество бунтовать. Возникает театр абсурда: экономическая система направляет энергию общества на свое разрушение, а политическая система охраняет этот процесс.
Пример тому – деятельность, уже набившему всем оскомину, Алексея Навального.
В свое время официальный представитель Следственного комитета Владимир Маркин вывел следующую формулу: "Навальный дразнит, «кусает» власть, дальше понятно — именно за это он и страдает".
Это было сказано более семи лет назад. Сейчас мы видим повторение сценария, естественно, с рядом существенных изменений. Хотя главное остается незыблемым — решение сидеть или нет оппозиционному российскому политику принимается в зависимости от целой совокупности факторов, главным из которых является общественная реакция как в России, так и за рубежом.
Итак, что же отличает нынешнюю ситуацию от предыдущих эпизодов? Это в первую очередь солидарная международная реакция. Навальный — это уже фигура мирового масштаба. Раньше такого не было. Запад в едином порыве требует его отпустить. Менее чем за сутки он уже стал «узником совести», политическим заключенным.
И вот министр иностранных дел Сергей Лавров вынужден посвятить «пациенту» немалую часть своей пресс-конференции: «Чувствуется, с какой радостью идут комментарии, как под копирку. С радостью, потому что это позволяет, судя по всему, западным политикам думать, что они таким образом смогут отвлечь внимание от глубочайшего кризиса, в котором оказалась либеральная модель развития».
Этот снимок Навального на фоне Генриха Ягоды либерасня трактует так: «наступают темные времена для России. Сам сталинский нарком с немым укором молча взирает на потомков, мол при мне никто бы так не церемонился с врагом государства. Действительно, при нем бы не церемонились. Но, как говорится, лиха беда начало».
Но мы же с вами понимаем: Портрет Генриха Ягоды, висящий в отделе химкинской полиции подтверждение тому, что политическая целесообразность уступает место законности, как и должно быть! Система шлет сигнал: закону нельзя ни в чем противоречить, нужно подчиняться, независимо от статуса нарушителя.
В этих условиях зарождается новая, доселе неведомая система, отрицающая политическую целесообразность. Ее нужно стремится понять, а не заворачивать в яркие фантики гуманистического содержания и на этом успокоиться. Но это только у нас система продолжает развиваться в сторону законности.
Посмотрите, что делается при нынешней западной системе, когда политическая целесообразность превалирует над Законом. Появляются художники, делающие натюрморты из свежезамученных животных, сфотографированных в момент высших страданий. Ценность фотографий в том, что глаза «натурщиков» хранят отпечаток страдания.
Например, одна современная художница нанизывает живых мышей через задний проход на карандаш и в этот момент их фотографирует. Фото высоко оценены соответствующими «эстетами».
Другие изображают из себя собаку. Третьи сдирают с трупов кожу и делают из этого «материала» скульптуры. Появляются люди-собаки, люди-туалеты, люди-предметы, или вот такие инсталляции:
Перечислять дерьмо, бурлящее в недрах потребительского общества, бессмысленно.
Чем больше удается эпатировать публику, тем выше это ценится. С позиции научного атеизма это искусство, проявление свободы. Каждый проявляет себя так, как хочет. Если человек высший, он сам себе эталон, и тогда его действия не подлежат отрицательной оценке. Они могут нести вред, и общество имеет право от них защищаться.
Но в той же мере и личность, усматривающая в действиях общества вред, может от него защищаться. В чем выражается защита, вопрос второстепенный. Главное, нет эталона добра и зла. Если общество на данный момент сильнее, формально это не означает, что оно право, потому что нет эталона. Оно просто сильнее
Потребительское общество тонет в собственных отходах физического и духовного характера. Человечество напрягается, но пока не может уловить длинную логику. Ну, проткнул через задний проход живую мышку. Ну, сфотографировал ее в миг высшего страдания. К чему тут придраться? Уголовное дело заводить? А основания? Во-первых, мышку «художник» мучил у себя дома. Во-вторых, а как же мышеловки? Там железной перекладиной по голове — хрясь! И что, судить? Нелогично.
Если мышей можно убивать одним способом, почему нельзя убивать другим? Негуманно? Здесь можно поспорить, что гуманнее — мышеловка или карандаш. Ах, да, можно сказать, мышеловкой человек борется с грызунами, защищает свое добро, а тут он просто садист и извращенец, убивающий беззащитных мышек без практической нужды. Все возражения, какие вы можете привести в защиту животных и против садистов, не более чем ваше личное мнение.
Если Бога нет, кто определяет, что есть добро и зло? Вы? А вы кто такой, чтобы другим указывать? Может, вы фашист? Почему лаборанту можно проводить опыты на мышах в медицинских целях, где их мучают, а мне, художнику, нельзя делать это в эстетических целях? Если лаборант приносит пользу обществу, испытывая лекарство, художник тоже считает, что приносит пользу, рождая новый вид эстетики. Почему творчество должно ограничиваться старыми формами?
В доказательство признания своего творчества широкой публикой (из числа продвинутых) он предъявит кучу журнальных заметок, восхваляющих его творческую смелость. И что вы скажете? Да что бы вы ни сказали, заключительным будет вопрос: а судьи кто? Неужели вы? А вы, батенька, часом не диктатор, если свое мнение выше моего ставите? Официальная позиция: художники так выражают себя.
А началось все с "Черного квадрата". Но сердцем многие люди, в том числе атеисты, чувствуют: что-то здесь не то, не так все просто. Но что именно не то, о том подумать некогда, спросить не у кого.
Если оставаться на позиции «Бога нет», любые ваши возражения в два счета разбиваются. Вопрос сведется в область вкуса. Вам не нравится? Но о вкусах не спорят. Силой хотите навязать? Но, во-первых, еще посмотрим, кто кого. А во-вторых, и это главное, на чем основано ваше моральное право навязывать людям свое мнение? На силе? Тогда так и нужно сказать: прав тот, кто сильнее, и не морочить людям голову суждениями о свободе личности. Но так нельзя сказать, социальная конструкция требует сохранения риторики о свободе, равенстве и братстве.
Между остатками традиционного мировоззрения (любовь, честь, совесть, стыд и прочее) и логикой безбожного мировоззрения (бери от жизни все), всегда был конфликт. Чувство справедливости, оставшееся без корней, без Бога, проигрывает рациональной логике атеизма, уступая одну позицию за другой.
Люди неосознанно и против логики хотят быть честными и благородными, но не могут найти ответ — зачем. Они твердят, мол, положено быть честными, и все, и нечего рассуждать. «Кем положено?» — спрашивают оппоненты.
Люди теряются... Действительно, кем, если Бога нет? Чужим дядей? Но почему общество должно считать мнение дяди истиной? Или большинством положено? Но тогда нужно вводить многоженство и кушать змей с насекомыми, потому что большинство человечества, азиатский регион, делает это. Кстати, Христа распяли именно мнением большинства.
Ни один родитель-атеист не может внятно объяснить ребенку, почему надо быть честным. Объяснения в стиле «потому что» неконкурентно, по сравнению с ясной и четкой логикой научного мировоззрения, по которой честным нужно быть, если это выгодно. А если не выгодно... Ответ напрашивается сам. И это правильный ответ — если Бога нет. Потому что «если Бога нет, то все можно» (Ф. Достоевский).
Невнятное бормотание про то, что так принято, что честность — это хорошо, не вызывает симпатии (особенно у молодежи). Попытка оправдать утверждение, что честным быть выгодно, разбивается вдребезги о вопросы типа «а если не выгодно?». Что делать, если выгодно быть не честным, а рациональным?
Претензия человека на звание бога входит в противоречие сама с собой. С одной стороны, человек заявлен случайной ничтожностью. С другой стороны, объявляется высшей сущностью. Получается, высшая сущность, временный человек, зависит от низшей сущности — вечного мира. Человек оказывается, как бы разодранным надвое
. Атеизм объявил человека богом и одновременно назвал его временной бессмысленностью, чем-то вроде плесени, случайно возникшей на окраине галактики. Этот казус стал источником глобальных внутренних конфликтов, насыщающих общество.
Либеральный мир загоняет сам себя главными вопросами в тупик. Все цели, какие только может иметь человек в рамках этого мира, оказываются материальными, сиюминутными и поверхностными.
Логика атеизма объявляет мир бессмыслицей, но что-то в человеческой разумной и свободной личности есть такое, что не позволяет ей признать для себя подобный ориентир высшим. Человек, не желающий считать себя просто туловищем, начинает метаться. Но будучи зажатым в тиски материализма, запрограммирован в своих метаниях на ошибку.
Современная система гниет, брезгливо отворачиваясь от своих дурно пахнущих ран, предпочитая их не замечать, в идеале вообще не думать на эту тему.
Но ужасный запах распространяется на все общество, и не думать не получается. Люди стараются сохранить хорошую мину при плохой игре, создавая при этом условия для неприемлемой и неприятной ситуации.
Такое поведение кажется запредельным мазохизмом, но именно такова реакция потребительского общества на собственные внутренние проблемы. Оно как бы утратило чувствительность, не ощущает боли, производимой умножающимися язвами.
Люди поверхностно и бездоказательно довольствуются мыслью: мир как-нибудь разовьется во что-нибудь хорошее. Не только обыватели, но и власть имущие мыслят о последствиях в масштабе вши на хвосте идущего в пропасть слона (на мой век точно хватит, если даже слон упадет в самую глубокую пропасть и разобьется, а потомки пусть сами думают, что дальше делать).
Неуправляемый прогресс изменил понятие о нормальном потреблении, соответствующем реальным запросам человека. Экономика в погоне за сбытом прививала новые, непропорционально завышенные стандарты. Человек-личность превращался в человека-«фуа-гра». Все стремились только к одному — увеличить потребление.
Если кто не в курсе, фуагра — печень гуся, получаемая садистским способом. Гусю четыре раза в день вставляют в горло воронку и всыпают в него килограммы зерна. Гусь не может его извергнуть назад. В организме птицы начинаются процессы, приводящие к фантастическому увеличению печени. Зачастую печень достигает размеров, пропорциональных самому гусю. Это в прямом смысле инвалид, не способный жить, потому что нарушена вся структура организма. Но гусю и не запланировано долго жить, его растят под нож.
С человеком современная система проделывает аналогичные манипуляции. Она заставляет его потреблять. В итоге тяга к потреблению заполняет все существо человека, подавляя другие стремления — совесть, честь, стыд и прочее. Это уже не человек, это инвалид, в котором потребление, как в гусе печень, задавило все человеческое.
Общество модели «фуа-гра» не имеет шанса на нормальную жизнь, пока не избавится от того, кто вставляет ему в горло трубку и заставляет потреблять сверх нормы.
Счастье не зависит от объема потребления. Имей мы измеритель счастья, можно было наглядно показать: объем счастья и объем потребления лежат в непересекающихся плоскостях.
У крестьянина в глухой провинции, живущего в согласии с окружающим миром, счастье может зашкаливать.
У миллиардера прибор измерения счастья может показать ноль…
Оценили 13 человек
20 кармы