Можно ли смеяться над чужим горем

1 5492

Можно ли смеяться над чужим горем ? Конечно же нет. Смеются над чужим горем только психопаты или садисты. Это ответит любой человек и будет неправ. Мы ведь часто смеёмся над горем ребёнка, понимая что причина его горя пустяковая. Конечно же большинство из нас попытается этот смех скрыть , чтобы не поранить чувства малыша. 

Но факта это не отменяет - мы смеёмся и чувствуем, что наш смех абсолютно естественен.

Наша жизнь изобилует эмоциями и чувствами - грусть, тоска, горе, страх, симпатия, отвращение, раздражение, умиротворение, агрессия и т.д. и т.п.

Считается, что эмоции и чувства есть естественное выражение нашей человеческой жизни. Если человек безэмоционален и бесчувственен, то скорее всего такой человек вызывает у нас подозрение - он или что-то скрывает или у него какая-то психопатология.

Вся наша культура проникнута эмоциями и чувствами воспетыми как выражение именно нашей человечности. Можно даже говорить о неком культе страдания. Чем более страдают герои в книге или фильме, тем более мы сопереживаем и чувствуем с ним общность.


Однако посмотрев на культуры других народов мы увидим, что выражение своих эмоций не везде поощряется. Есть восточные народы, где люди с детства учатся не выражать своих эмоций. 

Даже у нас, взрослые люди, учатся не выражать свои эмоции на публике. Поскольку считается, что человек не умеющий управлять своими эмоциями, психикой не может считаться взрослым - человеком которому необходимо взаимодействовать с другими людьми и нести ответственность за результат своих действий


Я уже писал о конфликтности нашей культуры и общественного сознания ("Шиза косит наши ряды"). 

Здесь мы видим как раз красочный пример такой конфликтности - с одной стороны выражать свои эмоции и чувства это хорошо и это признак открытости и богатого внутреннего мира, а с другой стороны выражение чувств и эмоций является признаком не умения человеком управлять своей психикой, а значит грозит той или иной степенью его социальной неадекватности.

Мы приучаем детей с детства не плакать, не выражать своих чувств, скрывать их,  а затем требуем от них открытости и искренности.

Возвращаясь к смеху над чужим горем. Мы снисходительно смеёмся над детскими горестями, понимая пустяковость причины их вызвавшей. А ведь знай мы, например, о том что люди после смерти попадают в другой мир, где им будет хорошо, смогли бы воспринимать их смерть так трагично ? Смогли бы не рассмеяться хоть внутренне, над горем людей оплакивающих смерть, точно так же как мы смеёмся иногда над пустячностью детского горя ? 

Я понимаю, что это может показаться циничным, но я хочу разобраться в вопросе наших чувств и тут нужно отбросить ложную щепетильность. Патологоанатом не смог бы работать, если бы считал, что не нужно в человеческих внутренностях копаться. А работа его очень нужная и полезная.

Так всё же, являются ли эмоции и чувства чем-то, что нам необходимо во взрослой жизни или нет ? Нужны ли нам агрессия, раздражение, скука, отчаянье ? А как насчёт веселья, радости, восхищения ? 

Может поверхностные эмоции, вызванные разницей между ожидаемым исходом событий и реальностью нам не нужны, а глубокие чувства вызванные взаимодействием нашей души с миром нужны ? 

Зачем наши книги, песни, стихи, фильмы, постановки возвышают культ страдания ? Разве мы хотим научить наших детей , что страдать хорошо ? 

Почему, тогда так мало произведений воспевают отсутствие страданий ? Почему нет книг где люди не страдают, а живут жизнью достижений, радости, реализации своих желаний и планов, уважением друг  друга, любовью и дружбой ? 

Вот что об этом написал наш соотечественник Михаил Зощенко почти сто лет назад

Мне нравятся весёлые люди. Нравятся сияющие глаза, звонкий смех, громкий говор. Крики.
Мне нравятся румяные девушки с коньками в руках. Или такие, знаете, в майках, в спортивных туфельках, прыгающие вверх и вниз.
Я не люблю эту самую поэзию, где грусть и печаль, и разные вздохи, и разные тому подобные меланхолические восклицания вроде: эх, ну, чу, боже мой, ох, фу-ты и так далее.
Мне даже, знаете, смешно делается, когда хвалят чего-нибудь грустное или, например, говорят при виде какой-нибудь особы:
— Ах, у неё, знаете, такие прекрасные грустные глаза. И такое печальное поэтическое личико.
Я при этом думаю:
«За что ж тут хвалить? Напротив, надо сочувствовать и надо вести названную особу на медицинский пункт, чтоб выяснить, какие болезни подтачивают её нежный организм, и почему у неё сделались печальные глаза».
Нет, у людей бывает очень странный взгляд на вещи. Восхищаться грустными вещами. Восторгаться грустными фактами. Прямо даже не понять, как это бывает.
Вот прежние интеллигенты и вообще, знаете, старая Россия как раз особенно имела такой восторг ко всему печальному. И находили чего-то в этом возвышенное.
Как у Пушкина сказано. Не помню только, как там строчки расположены. Нынешняя поэзия меня в этом смысле окончательно сбила с панталыку. Одним словом, сказано:

                    От ямщика до первого поэта
                    Мы все поём уныло...
                    Печалию согрета
                    Гармония и наших дев и муз.


Очень жаль. И гордиться, так сказать, этим не приходится. Нынче мы желаем развенчать эту грусть. Мы желаем, так сказать, скинуть её с возвышенного пьедестала.
А как-то, знаете, однажды зашёл ко мне в гости мой приятель. Ну, мы с ним на ты. Вообще со школьной скамьи. Делимся новостями. И друг у друга в долг занимаем.
Вот он приходит ко мне и говорит, что он влюбился в одну особу до потери сознания и вскоре на ней женится.
И тут же начинает расхваливать предмет своей любви.
— Такая,— говорит,— она у меня красавица, такие у неё грустные глазки, что я и в жизни никогда таких не видывал. И эти,— говорит,— глазки такой, как бы сказать, колорит дают, что из хорошенькой она делается премированная красавица. Личико у неё нельзя сказать, что интересное, и носик немножко подгулял, и бровки какие-то странные — очень косматые, но зато её грустные глаза с избытком прикрывают все недостатки и делают её из дурнушки ничего себе. Я, знаешь,— говорит,— её и полюбил-то за эти самые глаза.
— Ну и дурак,— говорю я ему.— Вот и выходит, что ты форменный дурак. Прошляпился со своей женитьбой. Раз у неё грустные глаза, значит, у неё в организме чего-нибудь не в порядке — либо она истеричка, либо почками страдает, либо вообще чахоточная. Ты,— говорю,— возьми да порасспроси её хорошенько. Или поведи к врачу, посоветуйся.
Ох, тут он очень возмутился, начал швыряться вещами, кричать и срамить меня за излишнюю склонность к грубому материализму.
— Я,— говорит,— жалею, что к тебе зашёл. У меня такое было поэтическое настроение, а ты своими ручищами загрязнил моё чувство.
Стал он прощаться и уходить.
Я пытался ему рассказать, как однажды встретил в Кисловодске одного носильщика с такими грустными глазами, что можно обалдеть. И при расспросе оказалось, что у него было ущемление грыжи. И теперь он должен бросить свою профессию.
Однако приятель не стал до конца слушать и, обидевшись ещё сильней за нетактичные параллели и сравнения, холодно подал мне руку и при этом бормотал разные оскорбительные слова — дескать, ты чёрта лысого понимаешь в поэзии. Сам прошляпил красоту в жизни.
Вот проходит что-то около полгода. Я позабываю эту историю. Но вдруг однажды встречаю своего приятеля на улице.
Он идёт с расстроенным лицом и хочет не заметить меня.
Я подхожу к нему и спрашиваю, что случилось.
— Да так,— говорит,— разные неприятности. Ты мне накаркал — у жены, знаешь ли, лёгочный процесс открылся. Не знаю, теперь на юг мне её везти или в санаторию положить.
Я говорю:
— Ну, ничего, поправится. Но, конечно,— говорю,— если поправится, то не будет иметь такие грустные глаза.
Он усмехнулся, махнул рукой — дескать, отвяжись — и пошёл от меня.
И вот этой весной я встречаю его снова.
Он идёт, подняв воротничок своего пальто. Вижу — морда у него расстроенная. Глаза блестят, но смотрят грустно и даже уныло.
— Вот,— говорит,— теперь сам, чёрт возьми, захворал туберкулёзом. После гриппа. Конечно, может быть, и от жены заразился. Но вряд ли. Скорей всего от усталости захворал.
— А жена? — говорю.
Он говорит:
— Она поправилась. Только я с ней развёлся. Мне нравятся поэтические особы, а она после поправки весь свой стиль потеряла. Ходит, поёт, изменять начала на каждом шагу...
— А глаза? — говорю.
— А глаза,— говорит,— какие-то у неё буркалы стали, а не глаза. Никакой поэзии не осталось.
Тут я попрощался со своим приятелем и пошёл по своим делам. И по дороге сочувственно поглядывал на тех прохожих, у кого грустные глаза.
 
                                                                                                         
                                                                                                               ГРУСТНЫЕ ГЛАЗА



НЕОБХОДИМЫЕ ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ НА ЗАПАДЕ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА

На постсоветском пространстве легитимные принципиальные изменения по статусу, территории, границам бывших советских республик может принимать исключительно Россия (либо сама, либо с её официального со...

"Вся армия России знала, что я дошел до своих". Подвиг сержанта Юрия Мушенкова

Юрий Мушенков © Валерий Шарифулин/ ТАСС Герой России сержант Юрий Мушенков не любит рассказывать о своих заслугах. Самое сложное для него — вновь и вновь вспоминать и переживать ...

Обсудить
  • Отлично, человеку свойственно впадать в крайности. Все должен испытать и негатив и позитив. Натура так устроена. От любви до ненависти— один шаг. Адреналину побольше. :flushed: