Грань порока

«От прошлого не убежишь и не скроешься.

Оно настигнет в любом случае, потому что оно — часть тебя».

(Рами)

Когда правду гонят, она скрывается, конечно, до времени, а вместо нее из всех щелей на свет Божий выползает ее оборотень - сплетня во всех ее видах, от простого слуха до злостной клеветы. Причины этого явления понятны каждому. Вы наверное помните детский рассказ про крестьянку, которую посадили в роскошную комнату и обещали оставить ее тут на всю жизнь, если она не откроет миски, которая стояла на столе? И что же? Не утерпела бедная баба, открыла: очень уже ей – хотелось узнать, что там есть. А в миске был воробей, он, конечно, вылетел. Так ни за что баба лишилась своего счастья.

Этот детский рассказ говорит нам о неутолимой потребности человеческого духа все знать, все разведать, и именно узнать «всю правду». Но правду говорить не всегда безопасно, а нередко и прямо опасно. Правда, как золото, попадает людям лишь малыми крупицами. Как тут быть?

Поток истории иссякает. Мы начинаем искать себе, новых путей и, оборачиваясь назад, с ужасом видим одни развалины, одно зaпycтение. Историческая память у нас точно отшиблена. сзади пустота и впереди пустота! Мысль наша замерла, она как-бы в безвоздушном пространстве, ей не на что опереться, не за что уцепиться. Существовать ей не где, она не имеет у нас почвы, в которую оно могло бы пустить корни и, крепко врасти. Такую твердую, крепкую почву для истории может дать лицу природная и климатическая обстановка исторического периода, народное предание, быт и нравы.

История, как наука, существует лишь при условии, если она занимается изучением «глубоких причин», породивших те или иные явления, и в состоянии понять и объяснить их. Должна исходить из условий материальной жизни общества, так как явления политические, военные и дипломатические— «это лишь отражение глубоких экономических и социальных конфликтов».

А пока мы довольствуемся историей списанной с византийских и польских хроник, по образцу которых писались и русские летописи. Самое большое сомнение в достоверности исторических хроник и летописей вызывают ссылки на документы находящиеся в других странах и в других церквах. Ибо это недостоверно, по причине их недоступности и наличия только одного или нескольких экземпляров.

Цена пергамина (пергамента), была столь безмерно велика, что одни только короли или города могли покупать книги: никто не думал заводить библиотеки. Их можно было найти только в богатых монастырях или в Ватикане, да и там в каталогах(!), до времен Папы Николая X, ученого покровителя наук, находились почти одни только касавшиеся Богословия, церковного права, и документы достоверные и мнимые, относящиеся только к данной местности.

По изложенным ниже примерам можно судить о дороговизне книг в те времена. Графиня Анжуйская заплатила за копию речей епископа Гальберштадского двести овец и пятнадцать мер жита. Король Французский Людовик XI, (XV век !!!), желал занять у медицинского общества в Париже творение одного персидского медика, должен был не только дать в залог большую часть своей серебряной посуды, но и представить одного богача за себя поручителем!

Еще, в архиве Ватикана, хранится письмо Вольфа, аббата Феррарского, писанное в 855 году, к папе Венедикту III с просьбой, одолжить в его монастырь пояснения Иеремиии Св. Иеронима, равно как и творения Цицерона и Квинтплиана, обещая ему с точностью возвратить сии книги, когда они будут скопированы, «потому, - добавляет он, - что во всей Франции, хотя и есть отрывки сего сочинений, но нет ни одного полного экземпляра».

Книгопечатание было изобретено в середине 15 века, а «массовое» издание только в начале 16 века, и то что вначале это были религиозная литература, так как основной заказчик была церковь.

Вольтер объявил, что древние историки не должны пользоваться особыми преимуществами, что к их рассказам надо относиться со свойственной нам опытностью и здравым смыслом, что, наконец, нельзя присвоить им право веры на слово тогда, когда они рассказывают невероятные вещи. Это вполне справедливо, и таковы законы исторической критики.

У каждого века свои мнения и привычки, свой взгляд на вещи и свой образ действий, которые подвергаются опасности не быть понятыми следующим столетием. Самые, по видимому, глубокие чувства, самые общие и естественные симпатии, на которых покоится семья и общество, склонны изменять вид, при переходе от одной эпохи к другой. Не покажется ли совершенно странными и невозможными, чтобы в эпоху Цезарей и Антонинов, при полном блеске цивилизации и гуманности, считалось вполне естественным, что отец выталкивал за двери сына и оставляли там умирать от голода и стужи, если не желал его воспитывать? И однако, такой обычай длился до Константина, и ни одна благородная совесть не возмутилась в негодовании, и даже Сенека, по видимому, этому вовсе не удивляется.

То же самое было и с некоторыми весьма странными фактами, происходившими в азиатских храмах и рассказанными нам Геродотом. Вольтер, судящий о них по современным нравам, находит их совершенно нелепыми и не мало над ними издевается. «Право, - говорит он, - приятно было бы посмотреть, как наши княгини, графини, канцлерша, президентша и все парижские дамы отдавали бы свою благосклонность за экю в церкви Notr-Dame»…

Но вернемся к родным пенатам. Нам не доступны записи Ломоносова о сочинениях иностранцев на тему истории России, его возмущение и слова. А вот собственноручная записка Ломоносова о Русской грамматике, Шлёцера:

1) Хотя всяк, Poccийcкому языку искусной, легко усмотреть может, коль много нестерпимых погрешностей в сей печатающейся, беспорядочной грамматике, находится, показующих сочинителевы великие недостатки в таковом деле, но больше удивится его нерассудной наглости, что зная свою слабость и ведая искусство, труды и успехи в словесных науках природных Россиян, необинулся приступить к оному, и как бы некоторый пигмей поднял Алпийские горы.

2) Но больше всего оказывается не только незнание, но и сумасбродство в произведении слов Российских. Кроме многого, что развратно и здравому рассудку противно, внесены еще ругательный чести и святости рассуждения, что видно из следующих примеров:

Стр. 58. Боярин производится 1) от дурака. 2) От барана.

Стр. 82. Слово Дева, производит Шлецер от немецкого слова Dieb. (вор), от голандского teef (н... д....) от нижнего Саксонского слова Tiffe (сука). Диво, что сумасброду не пришло в голову слово - Deifel, оно ближе будет по его мечтаниям к Деве, нежели Dieb и прочие.

Стр. 85. Слово Король производится от слова Кегl (мужчина, мужик).

Стр. 89. Напечатано ругательным образом высочайшая степень Российского дворянства Князь, ему кажется, быть тоже, что по-немецки Knecht - холоп.

3) Из сего заключить должно , каких гнусных пакостей не наколобродит в Росийских древностях такая допущенная в них скотина».

Бейер также писавший Историю Poccии , вовсе не знал Русского языка , в чем упрекал его и Шлецер, а из указа по канцелярии Академии Наук от 24 сентября 1752 года видно, что по слушании Диссертации Миллера «О начале Русского народа», некоторые профессора из иностранцев, отказались дать мнение за неведением Русского языка и Русской истории, - другие предложили отдать ее на суд природных Россиян, а остальные предлагали всю Диссертацию переделать и некоторые места выпустить.

Русские профессора Ломоносов, Крашенинников и Адьюнкт Попов признали всю диссертацию предосудительною для Poccии, один Тредиаковский льстя сильным, представил: что диссертация вероятная и может быть напечатана, но только должно ее переменить и исправить. Вследствие этих объяснений, вся диссертация не выдана и совсем уничтожена. Указ был подписан Гpигоpиeм Тепловым и Секретарем Петром Ханиным.

Помимо лингвистических абсурдов, история полна хронологических, географических несуразиц. Было время когда под именем истории в школу допускалось только систематически, сознательно и злонамеренно ложное изложение исторических сведений и фактов. Это – было время «царя Гороха», потом во время, вошедшее в историю - памятный период господства Магницкого.

«Душой воспитания и первой добродетелью гражданина» почиталась тогда «покорность», а важнейшей добродетелью юности – «послушание». «История» тогда обязана была трактовать о том, «что христиане имели все добродетели язычников в несравненно величайшей степени и многие совершенно им неизвестные».

Изданный 8 дек. 1864 в качестве приложения к энциклике Пия IX - «Quanta cura», более известный в миру как «СИЛЛАБУС» - перечень главнейших заблуждений нашего времени, - один из наиболее реакционных документов папства нового времени, негласно запрещающий пересматривать библейскую трактовку истории и одновременно осуждает всякую прогрессивную мысль, свободу совести, демократию, коммунизм и социализм.

Под этим влиянием в начале семидесятых годов 19 столетия в России наступила учебная реформа, почему-то понадобилось реформировать систему преподавания, и чуть ли не главным образом истории. Ответом на эту реформу послужила министерская признательность за труды по составлению учебных планов, объявленная разным лицам, в том числе члену ученого комитета Беллярминову и учителю VI гимназии Рождественскому («Журнал Минист. Нар. Просв». 1872, ноябрь), которые не задолго перед тем издали свои исторические руководства. Таким образом, по истории одни и те же лица составляли программы, изготовляли учебники, писали на них рецензии и официально их одобряли.

Не стоит забывать, что это время господства церковной цензуры, под эгидой которой и писалась история и примечательно, что в это время г. Беллярминов был членом ученого комитета именно по истории, следовательно, просмотр и одобрение исторических руководств зависели от него непосредственно.

Словом, как видите, дело обставлено так, что школьная история предназначена служить для каких-то посторонних педагогии и чуждых науке целей. Понятно, изготовление учебников с подобной закваской должно стать предметом спекуляции, и эта спекуляция, при поощрениях и покровительства, неминуемо грозит сделаться беспредельной.

В русской истории нет сведений об работах русских и советских ученых 20 века, ввиду того, что они содержат сведения противоречащие современной трактовке. Так молодой ученый А.З. Валидов в одной из библиотек Мешхеде обнаружил рукопись Ибн-уль-Факиха. В конце этой рукописи помещен список Ибн-Фадлана. По представлению академика В.В. Бартгольда отчет Валидова свидетельствует о том, что Якут, чьи ссылки используются в истории весьма часто, действительно, безжалостно сокращал и «неосторожно», с искажениями(!) использовал Ибн-Фадлана. («Известия Академии Наук», 1924 г.)

Профессор В. Смолин характеризует эти данные: - «Открытие – чрезвычайно значительное. Остается принять меры к тому, что-бы записка была скопирована полностью, и представлена ученым для ее тщательного изучения».

В Ватикане с 16 века, существует Священная Конгрегация (министерство) исправления книг Восточной Церкви, их существовало от 15 до 20, которые занимались сбором и переводом восточных летописей. В 1819 году Российская Академия с гордостью извещает, что наше правительство приобрело драгоценное собрание арабских, персидских и турецких рукописей, числом около 500, принадлежавшее тогдашнему французскому консулу в Багдаде, г-ну Руссо. Не менее значительное собрание подобных рукописей куплено у того же Руссо в 1925 году.

Не кажется ли странным, что когда археологи и ученые Англии и Франции, во все времена, подчищали архивы и церкви всех стран, археологические раскопки, для своих музеев, политики подсовывают «драгоценные» рукописи для России?

Лингвистический нонсенс, хронологические и географические нелепости царят над несчастной историей, когда последняя, сделалась предметом спекуляций и opyдиeм в руках политиков.

К несчастью эти «аргументы» истории, надо очень осторожно применять, по¬тому что из них легко сделать дурное употребление. Мы отбросим все невероятное. Прекрасно! Но что понимать под невероятными? Тут наступает разногласие. Во-первых, люди, приступающие к изучению прошлого со сложившимися уже мнениями, всегда склонны не доверять фактам, противоречащим их чувствам. Так естественно считать неосновательными все, что не совпадает с нашим образом мыслей!

Из всех пороков человечества – ложь является самым страшным злом, как для науки, так и для государств и народов. Столь же истинно, сколь и старо, по Лейбницу, следующее изречение: «зло имеет причину, не производящую, но ущемляющую».

Все нижеизложенное в этой книге, будет гранью между благом и злом, истиной или ложью. Вам, читателю предоставляется право выбора…

В журнале «Москвитянин», под инициалами Л.К. было напечатано прекрасное стихотворение:

Нам памятны былые времена,

Когда вся Русь как море волновалось,

Когда в густом дыму и в пламени она

Руиной падала и кровью захлебалась.

Нам памятны былые испытанья:

Растоптаны на Калке и Днепре,

Мы грозно поднялись в неведомой Москве

И начали земель и княжеств собиранье.

И собрались под наш могучий стяг

Бессильные в разброде миллионы. –

И покорился нам наш беспощадный враг

Склонилася орда под pyсские законы.

Но с Запада орда иного рода

К нам двинута Наместником Христа,

Чтобы под знаменем кровавого креста

Воздвигнуть эшафот для русского народа.

Премудрые властители земли!

Гуманные глашатаи науки!

Вы в наши хижины кромешну тьму несли.

В смиренные сердца – cомнений тяжких муки.