Дружба с Китаем — опасность цифрового дракона

В недавнем материале (Русская мечта и посткризисный мир) о стратегических перспективах России в посткоронавирусном мире мы показали реальную альтернативу нашего цивилизационного полюса между двумя господствующими центрами: США и Китаем. При этом, если с Америкой мы выясняем отношения давно и активно, следим за политикой и фактически живем в матрице ее массовой культуры, то с Китаем все одновременно проще и сложнее. Поднебесная остается одновременно загадочным, очень близким и пугающим партнером – таким партнером, с которым и важно, и опасно вести доверительную игру.

Казалось бы, «восточный поворот» российской внешней политики со времен создания ШОС в 2001 году и БРИК (позднее – БРИКС) в 2006 году остается одной из основных внешнеполитических тем. Особенно российско-китайский вектор усилился после 2014-го года и введения Западом жестких антироссийских санкций. С другой стороны, никто на государственном уровне и в аналитическом сообществе даже не рассматривает (за исключением Сергея Глазьева, Михаила Делягина и других изборцев) заимствование китайского реформенного опыта, социальных и экономических технологий, системы госстроительства при явном успехе последних. Тем более обаяние «китайской модели» велико в свете чудовищных провалов антивирусной борьбы в США и столь же последовательной эффективности Китая.

В чем же тогда экономически, геополитически и культурно расходятся наши пути? Где спрятаны возможные ловушки нашего сотрудничества? Наконец, может ли русский медведь на равных вести диалог с китайским драконом?

Конечно, Восток стал для нас одним из приоритетных направлений, но в равной ли мере нас ждут и ценят в самой Поднебесной? Китай – держава мирового уровня, по экономическому, демографическому и военному потенциалу сопоставимая и частично превосходящая США. Дружба с таким соседом из-за огромных диспропорций может складываться даже при самых теплых отношениях так же, как у России с Белоруссией – поглощение куда вероятнее, чем слияние. Для этого Китаю не нужно даже проявлять агрессивную политику – достаточно просто продолжать рост и сопутствующую экспансию.

Зафиксируем для начала безусловно позитивные моменты. Китай никогда не позволял себе пренебрежительного тона общения с Россией. Справедливо считая себя Поднебесной империей, то есть центром мира, китайскому менталитету несвойственен шовинизм и национализм европейского типа. Даже приняв на идеологическое вооружение марксистские постулаты, китайцы отказались от экспорта этой модели за пределами своей страны или, вернее, своей китайской цивилизации. По выражению американского историка Майкла Ледина, Китай всегда был «цивилизацией, притворяющейся страной».

Во-вторых, к тесному сотрудничеству и Россию, и Китай подтолкнула невозможность найти своим амбициям место в однополярном американском мире. Вашингтонский консенсус почти одновременно перестал устраивать и Пекин, и Москву, которые с начала нулевых начали налаживать тесные отношения в рамках стран БРИК с примкнувшей позднее Южноафриканской Республикой. К началу нулевых зримый эффект стали давать запущенные еще Дэн Сяопином реформы, а Россия стала чаще «показывать зубы» и взяла курс на суверенитет.

В-третьих, демографические, ресурсные и военные диспропорции России и Китая заставили государства прибегнуть к взаимовыгодному обмену: дешевые товары, экономическое сотрудничество и транзитные транспортные пути (Один пояс и один путь — предложение Китаем объединённых проектов Экономического пояса Шёлкового пути и Морского Шёлкового пути XXI века) в обмен на военное сотрудничество, экспорт энергоресурсов (газопровод «Сила Сибири») и солидарное голосование в Совбезе ООН. Обмен, на первый взгляд, кажется взаимовыгодным. Такую стратегию еще в 2003 году американский политолог Джон Халсман образно назвал «сбором вишен». Он провел аналогию со сказкой «Волшебник страны Оз», где друзья Элли по отдельности были ни на что негодны, будучи лишены ума, силы и мужества, но вместе смогли все же собрать вишню. Так и Россия с Китаем, объединив ресурсные, демографические и военные потенциалы смогли в итоге составить серьезную конкуренцию США.

Наконец, сыграла благоприятная внешнеполитическая конъюнктура. На фоне санкционных войн еще при Обаме и уже при Трампе двум евразийским державам стал выгоден взаимный отказ от доллара во взаиморасчетах и в целом формирование единого интеграционного центра. Все эти благоприятные факторы неоспоримы, но поговорить также хотелось бы об опасностях и потенциальных угрозах слишком тесного сближения с китайским драконом.

Во-первых, ничего опаснее, чем расхожий советский лозунг «русский с китайцем – братья навек», придумать сложно. Китай никогда не относился к своим соседям как к друзьям или врагам. Для него есть только временные партнеры, варварское окружение и пространство для экономической экспансии. Это свойственно всей истории международных отношений Китая. Например, в древнекитайском трактате «36 стратагем» подробно описаны принципы поведения с разными по статусу партнерами. О друзьях в книге нет почти ни слова. Третья стратагема звучит однозначно:

С вра­гом все яс­но,

А нас­чет дру­га нет уве­рен­ности.

Ис­поль­зуй дру­га, что­бы уб­рать вра­га,

А сам не при­меняй си­лы.

Вслед за ней пятая:

Ес­ли враг по­вер­жен внут­ри, зах­ва­тывай его зем­ли.

Ес­ли враг по­вер­жен вов­не, зав­ла­дей его на­родом.

Ес­ли по­раже­ние внут­ри и сна­ружи, то за­бирай все го­сударс­тво.

Все вместе, это основа китайской этики – этики многотысячелетнего выживания агрессивной среде между монголами, японцами, корейцами и европейцами. Россия в их понимании – всего лишь ослабевающий сосед, чьими ресурсами, территорией, вооруженными силами и инфраструктурой можно на каком-то этапе воспользоваться. Если друг ослабнет или потеряет хватку, ничего личного.

В третьей стратагеме речь будто бы идет об отношениях в треугольнике США-Китай-Россия, в котором первые два пытаются каждый раз использовать своего оппонента против наименее сильной России. Нет сомнений, что в случае «большой сделки» между Трампом и Си жертвой может стать Россия.

Незадолго до смерти американский геополитик Збигнев Бжезинский дал точную формулировку по поводу сближения Китая и США: «Противостояние с Пекином не в наших интересах. Куда лучше побудить Китай максимально тесно сотрудничать с нами, тем самым заставляя русских последовать примеру китайцев, если они не хотят оказаться в изоляции. Такая связка позволит США максимально распространить свое политическое влияние в мире в рамках коллективного сотрудничества… Мир, в котором Америка и Китай сотрудничают, — это мир, где американское влияние достигает своего пика». Точно так же и Китай старается использовать антиамериканскую активность России, оставаясь на время в тени.

Давний оппонент Бжезинского и большой знаток Китая Генри Киссинджер, напротив, предлагает использовать дружбу с Россией для противостояния с Поднебесной, которая может составить реальную конкуренцию США. Вместо американской «стратегии анаконды», то есть удушения СССР, дипломат предлагает схожую концепцию уже по окружению к Китаю. В ходе предвыборной гонки в 2016 году не только Киссинджер, но и многие фигуры из окружения Трампа говорили о необходимости наладить отношения с Россией, а также Японией, Филиппинами, Индией, ближневосточными странами в противовес «китайской угрозе». Об этом Киссинджер рассказал в недавнем интервью американскому изданию The Daily Beast.

Конечно, на данный момент у нас с китайским руководством все хорошо, но никто не может стопроцентно предсказать, как будет развиваться их внутренняя политика. Со времен Дэн Сяопина Поднебесная вступила в эпоху политических перемен, которые не закончились до сих пор. В густонаселенных городах восточного побережья выстаивается модель управляемой демократии по примеру Гонконга, в целом не подвергается сомнению авторитет коммунистической партии, но с постепенным переходом к более националистическому прочтению социализма – некоторый аналог сталинского «социализма в отдельно взятой стране». Сохраняется возможность перехода всей огромной государственной машины на специфические националистические рельсы. Тем более почти полуторамиллиардное государство станет опасным, если сможет переориентировать экономику на внутренний рынок. Такой национальный социализм, помноженный на роботизацию, цифровизацию, 5G, распределение человеческих потоков искусственным интеллектом – страшная вещь. Никакое российское «электронное правительство» и рядом не стоит с масштабами китайского «перехода в цифру».

Конечно, не вызывает доверия Китая живущая между Россией и Европой российская элита, финансово-экономический блок правительства, нежелание решительно победить коррупцию. Глядя на непонятные заигрывания с Навальным, системными либералами и компрадорской частью элиты, Пекин не списывает со счетов опасность прихода к власти в Москве американских ставленников, как это уже было в 90-х. Конечно, Владимир Владимирович, скорее всего, останется у власти и после 2024 года, и это гарантирует краткосрочную в исторических масштабах стабильность. Но что будет дальше?

Пусть гипотетическое, военное противостояние с Китаем для России – это абсолютный кошмар. В случае конфликта Восточная Сибирь и Дальний Восток вообще не смогут быть защищены военными средствами, не считая ядерного оружия. Население и вся инфраструктура с российской стороны сконцентрированы преимущественно в приграничной зоне. Транссибирская магистраль, федеральная трасса Чита-Хабаровск находятся в зоне действия дальнобойной китайской артиллерии и реактивных систем залпового огня, позволяя в считанные часы перерубить наземное сообщение Дальним Востоком. Российский же флот окажется в положении худшем, чем в русско-японской войне столетней давности. Удар китайскими крылатыми ракетами по Транссибу и ключевым тоннелям мгновенно разрезает всю территорию России на две неравные части. Дальнейшее продвижение китайской армии – вопрос часов и дней.

В советское время такая опасность компенсировалась подавляющим военно-техническим превосходством, когда наша реактивная артиллерия в считанные часы могла превратить приграничные провинции в выжженное поле. Сейчас этого превосходства нет. Силы общего реагирования могут иметь дело максимум – с приграничными инцидентами по образцу 1969 года, но не более того.

Китайская цивилизация, конечно, не отличается выраженным милитаризмом и стремлением к экспансии. Однако армия Поднебесной непрерывно обновляется – с акцентом на авиацию и военно-морской флот. О сухопутных войсках даже не стоит говорить: с российской стороны на страже границы стоят порядка 280 тыс. человек, а с китайской только на северных рубежах – 1,6 млн., с учетом мобилизации – еще 8 млн.

Только российские ядерные силы, необходимые Китаю ресурсы и общий враг держат дракона в узде. В экономике Россия постепенно становится зависимой от Китая, а Китай от России – нет. Для продолжения намеченных ЦК Компартии до 2035 темпов роста Поднебесной понадобится гораздо больше ресурсов, чем Россия сможет отдать, даже если полностью откажется от экспорта куда-то еще. Именно для этого Пекином организована экономическая экспансия в Азии, государствах СНГ и в Африке. Россия вообще склонна переоценивать свое значение для Китая. Например, прошлогодний объем товарооборота Китая и США существенно снизился и все равно составил – 541 млрд. долларов. А с Москвой Пекин торгует на сумму в 110 млрд. в год (по состоянию на 2019 год). Даже с Германией Китай торгует больше, чем с Россией. А товарооборот, например, с Японией или Южной Кореей больше российского в два раза.

К гипотетическим военно-политическим и актуальным экономическим проблемам можно смело добавить критическое несовпадение ценностных установок. И это самое главное! Китай живет в рамках своеобразной и достаточно отдаленной от нас ценностной системы, характерными чертами которой являются фатализм и коллективизм (даже не в смысле советского коллективизма и русской соборности, а скорее пренебрежения личностью). Средний китаец всецело покорен судьбе, которая важнее субъективных ощущений, волевого и творческого порыва.

Вообще, готовность пожертвовать огромными человеческими ресурсами в реальной, противовирусной или демографической войне – часть китайского культурного кода. Даже конфуцианство – это не религиозная доктрина, а этика самоорганизации большого государства, которое одно только и имеет смысл в истории. Тысяча, сотня тысяч или миллион – статистические категории, а не свободные единицы.

В посткоронавирусном мире, почти как в мире ядерного постапокалипсиса, привычные представления о друзьях, врагах и союзниках будут максимально размыты. Прислониться к большому партнеру – европейскому, американскому или китайскому – это заведомый проигрыш. У Китая нужно брать эффективные и применимые технологии, но ни в коем случае не становиться зависимыми. Между матрицей цифрового муравейника и западным индивидуалистическим декадансом мы должны держаться русского маршрута – чего бы нам это ни стоило!

Наличие другого выбора, другой геополитической опции – это иллюзия. Нам некуда вернуться, кроме своих корней, своей истории и своих русских смыслов. Только с таким убеждением мы соберемся сами и сплотим вокруг себя новых союзников и партнеров!

Олег Розанов

http://olegrozanov.ru