Литературная традиция подает читателю Кутузова как хитрого, милого дедушку, который прячет мудрость за маской рассеянного простачка. Если прочитать переписку фельдмаршала с семьей (а домой он писал регулярно и по любому поводу), то можно отметить образность мышления Михаила Илларионовича, точность его определений и склонность к краткой, ясной фразировке. Но это только часть портрета знаменитого военачальника. Можно с уверенностью сказать, что князь Смоленский обладал решительностью, хладнокровностью и определенной долей циничности. Иначе он бы не стал любимым учеником Суворова и не достиг бы тех вершин, на которых оказался во времена наполеоновских войн.
Наполеон, воюя с Россией, имел вполне конкретные цели. Ему требовалось разбить русскую армию в генеральном сражении, захватить Москву, в которой можно дать передышку армии и уже оттуда диктовать условия Александру, позволяющие заключить мир на тех условиях, что интересны Франции. И тут старик Кутузов со своим предшественником Барклаем начисто переиграл корсиканца. С самого начала генерального сражения не было, и армии Бонапарта приходилось все больше втягиваться вглубь враждебных территорий, растягивая тылы и усложняя снабжение.
Наконец, генеральное сражение случилось под селом с не особо выразительным названием Бородино. Русские играли от обороны, французы – от нападения. При этом потери русских оказались выше, чем у французов (хотя по генералам наблюдалась иная картина – 49 у пришлых против 22 у русских). При этом армия русских не была разбита, она сохранила артиллерию и целостность и отошла к Можайску в полном боевом порядке. А вот французам пусть и досталась древняя столица, но прочие пункты прежнего плана оказались не выполнены. Среди солдат царило уныние, поскольку война явно затягивалась. А снабжение армии грозило вот-вот развалиться, и тогда иноземцев ждала реальная голодная смерть. И по всем параметрам выходило, что старый Кутузов вчистую переиграл стратегически своего молодого оппонента.
Надо отметить, что известие о Бородинском сражении произвело в русской столице фурор. Узнав, что ни одна из сторон не достигла решительного преимущества друг над другом и что обе армии отошли на исходные позиции в полном порядке, решили, что это уже победа, поскольку французы своих целей не достигли, а упорство русских наготовило им массу проблем. Так что командующему присвоили звание фельдмаршала, а затем устроили пышные гуляния с фейерверком. Между тем в голове Кутузова, "сбереженной провидением для каких-то иных великих дел", царили мысли не особо радостные. Генерал задумал оставить неприятелю с таким трудом отстоянную Москву. В противном случае он терял армию. Хотя этого не понимали даже в его штабе. Вот только оформить подобное решение Михаил Илларионович самостоятельно не имел права. А потому состоялся знаменитый (и очередной) совет в Филях, на котором обсуждались возможности продолжения борьбы.
Среди генералов штаба больше царило победное настроение. Все готовились к новому генеральному сражению, для которого даже подобрали подходящее поле. И на место будущей драки даже выехал лично Барклай де Толли, чтобы позднее, на совете, высказать свои соображения. И его выводы здорово охладили пыл восторженной части генералитета.
Барклай подробно рассказал об особенностях выбранной локации и тщательно проанализировал особенности русских позиций. В результате чего пришел к неутешительному выводу, что поражение их будет предопределено и Наполеон непременно возьмет верх. Стало ясно, что Москву придется оставить во имя продолжения сопротивления. И за то высказалось уже большинство генералов русской ставки. И тут следует отдать должное фельдмаршалу – он возложил всю ответственность за заведомо непопулярное решение на себя. И в одночасье стал причиной седин царя и нелюбви в народе. Но тогда требовалось действительно жесткое решение, причем времени для раздумий или исправления ситуации не было.
Армия ушла вглубь русских территорий, оставив француза в недоумении – ситуация явно выходила из-под контроля. И много позднее Кутузову все же вернулись и народная любовь, и признание его полководческого гения. Но есть в этой истории и другая, совершенно темная сторона.
Потери русских в сражении оцениваются по разным системам подсчета от 40 до 45 тысяч. Французов – от 35 до 40 тысяч. Это только непосредственно в битве. Санитарная уборка поля состоялась только в 1813 году, и по упрощенной системе подсчета удалось убрать порядка 67 тысяч человеческих тел и 36 тысяч лошадиных трупов. Но сколько останков растащили звери (по свидетельствам, две недели на поле отъедались стаи волков), да и просто оказались ненайденными? Еще в 1818 году на поле, где состоялось сражение, непосредственно на поверхности белели человеческие черепа.
Понятное дело, что подобная бойня не могла обойтись без раненых. И как русские решили эту проблему? Оказалось, что ее особо-то и не решали. Уже в конце битвы совершенно измученные доктора уехали в Можайск. И помогать пострадавшим было особо и некому. Пока армия не отошла, горели два сигнальных огня, на которые и выходили те, кто еще мог передвигаться. Раненым наскоро помогали (если могли помочь) и отправляли своим ходом по можайской дороге. Весь же наличный транспорт, ставший вдруг дефицитом из-за огромной потери лошадей, использовали для эвакуации армейского имущества. Об оставшихся лежать на поле просто не думали.
Французские мемуаристы говорят, что даже через неделю после сражения на поле время от времени находили живых русских солдат. А в первую ночь над полем и вовсе стоял сплошной крик, который постепенно затихал – люди теряли силы.
Вся можайская дорога была усыпана раздавленными телами. А на обочинах сидели мертвые – кто умер от ран. А кто просто замерз. Транспорт, кареты и пушки уже не разбирали по чему ехать – это есть и во французских, и в русских источниках. Ну а в самой Москве, по разным свидетельствам, на момент ухода армии находилось от 15 до 20 тысяч раненых, которых оставляли французам.
В теории им должны были оказать помощь – нормальная практика той поры, когда раненый солдат неприятеля после сражения не расценивался как враг и получал помощь наравне с общей массой больных. Ну а на деле… На деле солдаты Наполеона изрядно подрастеряли запал, и даже есть рассказы очевидцев, что императора не приветствовали вовсе или при его появлении раздавались жиденькие виваты (собственно, к нашему Кутузову тоже тогда здорово изменилось отношение и из Москвы ему пришлось ехать в закрытой карете). То есть разложение армии уже шло полным ходом. Ну а после сожжения города, устроенного самими же русскими (француза на мороз!), ситуация и вовсе оказалась ужасающей. Французы, понятное дело, спасались от пожара сами. И в первую очередь их интересовали собственные жизни, награбленное добро, армейское имущество и жизни собственных товарищей. Так что в огне погибла масса русских раненых. Кто говорит, что почти все 20 тысяч. Кто настаивает на 10 тысячах. Но эта цифра минимальная. Стоит обратить внимание на этот факт. Интересно, что люди в России того времени даже не думали ставить в упрек Кутузову тот факт, что он бросил такую массу раненых в городе и окрестностях. Это как раз воспринималось нормальным. Мол, во имя великой цели и сохранения боеспособности армии (что в общих чертах верно). Но вот сдачу Москвы многие ему так и не простили. Увы, такое прекрасное время тогда было. И люди мыслили совершенно иными категориями, в рамках которых общая идея всегда доминировала над элементарной человечностью.
https://zen.yandex.ru/media/ba...
Оценили 5 человек
15 кармы