Появление писаного права в Древней Руси и княжеская власть

Данные проблемы решались в том числе и путём создания и перера-ботки писаных сборников права. В.О. Ключевский, однако, считал византийским влиянием саму идею «законодательной обязанности» княжеской власти. Аналогичные воззрения мы видим также у М.К. Любавского . На первый взгляд, они правы, ибо правотворчество Ольги и Владимира Святого, вопреки известному в науке мнению, как писал И.Я. Фроянов, в определённой степени продолжая мысль С.В. Юшкова, «не шло дальше выработки отдельных казусов, дополнявших обычное право» - примерно, как в древнем Поморье времён Оттона Бамбергского . Подобное неудивительно, ибо это былаэпоха жёсткого господства традиций и локальных мирков, которые и сами могли справляться с нарушением общепринятых норм, как мы видим то в Древней Скандинавии . Здесь, в частности, в Норвегии, чтобы заложить основы своего, королевского законодательства, правители, вплоть до Магнуса Исправителя Законов, идут через насаждение церковных законов, ибо само христианство в этой стране насаждается конунгами .

Существует, правда, мнение, что аналогичной ситуация была не во всех архаичных государствах. В Хазарии, по мысли Т.М. Калининой, судил именно царь, а не закон. Оставляя этот каганат в стороне, отметим, что, по крайней мере, в индоевропейской и в иной, нехазарской тюркской среде 'судья' – это, скорее, 'толкователь (права)'.Потому, как писал В.И. Абаев, значения «'судья' и 'переводчик' представляются одинаково древними» для слова тархан, изначально скифского, которое имеет санскритские, хеттские, славянские и фракийские (в последнем случае – в личных именах) параллели. В тюркской же среде вследствие важности общественных функций подобного лица произошёл сдвиг семантики в сторону 'свободное от налогов, привилегированное лицо' > 'господин', 'эмир', 'князь' и т.п. Данное слово могло быть и именем собственным . Иное мы видим в тех «варварских» государствах и «варварских» системах права, где существовало серьёзное влияние императорского Рима – пусть даже тогда, когда Римская империя давно уже стала прошлым. «В VII веке утвердился взгляд, что король – творец права, - пишет С.Н. Медведев о вестготской Испании. – Ещё ранее, в Бревиарии Алариха II было включено положение римского юриста Павла о том, что император – создатель законов» . Но и прерогатива толкования права чрезвычайно важна в любом обществе, живущем на традициях. В таком случае, по словам А.Я. Гуревича, относящимся к «варварским» королевствам, «с записью обычаев делалось невозможным их дальнейшее интерпретирование знатоками права из народа – «законоговорителями», «лагманами»; отныне начиналось «от-чуждение» обычного права от народа, его породившего» .

Продолжая в данном случае мысль И.Я. Фроянова, отметим также следующее. Необходимо отрешиться от взгляда современного человека на создание письменных сборников права. Обычно считается, что это свидетельствует о чём-то положительном. Напротив, перед нами симптом серьёзнейшего сбоя и в области правоприменения, и в области осмысления права вообще, отражение мучительной перестройки общественных отношений и связей, тогда как ранее неписаное обычное право (точнее говоря, мононормы) вполне удовлетворяло потребностям общества .

Специально отметим, что даже уравнение статуса русина, т.е. жителя «Русской земли» в узком смысле, словенина, жителя складывавшейся в то время Новгородской земли, дружинника новгородского князя – гридина, купца, ябедника, мечника и изгоя в ст. 1 Краткой Правды (КП) , по нашему мнению, воспринималось тогда как более чем смелая инновация, соответ-ствующая новым реалиям очередного, хотя и не прочного, объединения ги-гантских пространств Восточной Европы в относительно единое государ-ственное образование, даже если принять мнение, согласно которому перед нами – своего рода благодарность князя Ярослава Владимировича за воен-ную помощь . Проблема порой состояла не в том, что сталкивались не интересы лиц или даже групп – традиционные нормы, как нам кажется, иногда могли решить данные противоречия (вспомним полюдья, пиры и дары, князя как отдельного фактора социального мира и социальногоже арбитра), - а несколько традиций. А.А. Горский, в частности, обратил внимание на тот факт, что древние книжники, повествовавшие о кровавых событиях 1015 г. в Новгороде, «не осуждали действия ни горожан, ни Ярослава; можно было, казалось бы, хотя бы умолчать о лицемерных словах князя при приглашении новгородских мужей с целью их убийства». Однако, по резонному предположению учёного, «из рассказа о совершенном Ярославом вытекало понятное читателям без лишних пояснений оправдание: князь мстил тем, кто совершил вероломное убийство варяжских дружинников, - людей, доверившихся ему, находившихся под его правовой защитой. Убийство же новгородцами варя-гов оправдывалось местью за чинившиеся ими бесчинства» . Именно для разрешения или же смягчения конфликта не столько между людьми или со-циальными группами, сколько между традициями, - по крайней мере, если судить с точки зрения человека того времени, - и было создано, в первую очередь, писаное право, по сути своих норм выходившее за рамки неписаных мононорм. Подобное имеет не только явные и несомненные отличия, но и параллели с ситуацией в «варварских» королевствах Западной Европы во времена раннего Средневековья. Так, по словам А.Я. Гуревича, «в крайней суровости и разорительности штрафов и возмещений, характерных для всех записей народного права, по-видимому, можно усмотреть тенденцию подавить своеволие, от кого бы оно ни исходило, восстановить нарушенное равновесие между обществом и личностью, заявляющей о себе преступлениями и неуважением старинного права». Подобное следует оценивать, конечно, как стихийную тенденцию , а не сознательное дело.

Создание же единого для всей страны - огромной и полиэтничной - судебника – Русской Правды – при всей ограниченности затрагиваемых в ней в началеXI в. вопросов поразительно, если посмотреть на неё не со стороны современного юриста, а с точки зрения человека того времени. Так, первое общенорвежское законодательство было составлено конунгом Магнусом Хаконарсоном только в 1270-е гг., хотя этнически Норвегия была относительно однородна, а по территории и населению вообще совершенно несопоставима с Древней Русью. Что же касается Швеции, то здесь первый из областных судебников (Старший Вестгёталанд) был записан лишь в 1220-х гг., а первое общешведское законодательство, впрочем, не до конца вытеснившее местные судебники (!), было создано лишь около 1347 г. конунгом Магнусом Эрикссоном . Иными словами, нам необходимо объяснить не те черты княжеского управления и судопроизводства, которые кажутся нам архаичными (вспомним, к примеру, что и гораздо позже свод (извод) на Руси не идёт в чужую землю, о чём нам сообщает ст. 39 Пространной Правды (ПП) ), а, напротив, успехи государственно-правового строительства уже к XI в.

Рассматривая историю восточных славян в VI-X вв., следует удивляться не тому, почему киевские правители не смогли к концу вышеуказанного периода достичь прочных успехов. Скорее, напротив, определённого удивления достойны достижения восточных славян, балтов и финно-угров в государственно-правовом строительстве, охватившем колоссальные территории, не сопоставимые ни с одной из европейских стран, исключая Византию. Подчеркнём, что сравнение Руси со странами Скандинавии и Славянского Мира эпохи раннего Средневековья порой некорректны: каждая из них может быть сопоставлена с какой-либо одной землёй древнерусского государства, но не со всей Русью.