Либеральные принципы не оправдали надежд России на восстановление влияния на постсоветском пространстве

1. Оценка ситуации.

После распада СССР главным требованием США к России и её правящему классу (З. Бжезинский, «Великая шахматная доска», М., «Международные отношения», 1991 год) было требование «отказаться от всех завоёванных Сталиным территорий». США фиксировали отсутствие единства российской элиты, отсутствие способности обеспечить геополитическое лидерство, слабое представление о целях России в Европе и непонимание степени слабости России, ограничивающей её претензии на консолидацию сателлитов.

Создание ЕАЭС и СГ РФ и РБ было эскизными проектами, где Россия столбила территории, освоение которых было отложено до лучших времён. Под вывеской этих интеграционных форматов возникло несколько геополитических проектов, где прозападно ориентированные элиты ближнего зарубежья настаивали только на экономической интеграции, тогда как в России верили, что есть возможность от экономики перейти к политике и создавать обновлённую версию империи.

Экономическая интеграция была обусловлена наличием тесных связей советской поры. Это позволяло Москве говорить о создании «общего экономического пространства» по аналогии с ЕС.

В начале 90-х ядром СНГ мыслился «Славянский союз» России, Белоруссии и Украины, куда через специальные соглашения могут примкнуть Казахстан и Кыргызстан. Кооперация и ограниченная интеграция понимались везде как необходимость и даже потребность.

Однако реставрация империи под эгидой России чётко отвергалась даже умеренными сторонниками экономической интеграции, причём как в «ближнем зарубежье», так и в так называемой «демократической» части российской элиты.

Причём Украина и Белоруссия отвергали форму «Славянского союза», понимая, что это означает потерю их суверенитета и свободы от российского влияния. Этой решимости способствовала поддержка извне, благодаря которой позиция Украины стала крайне радикальной, а политические элиты через серию переворотов были замещены на крайне националистические и проамериканские.

Сейчас этим путём медленно продвигается Белоруссия. Казахстан н Киргизстан изначально жёстко отвергли любые формы политической интеграции, строя многовекторную политику с США и Китаем. Узбекистан, Туркмения и Таджикистан вовсе не вошли в данный формат.

Учитывая стремление к размыванию ЕАЭС из стартовой формы СССР-2.0 в неограниченное торговое сообщество, где Молдова в статусе наблюдателя, Вьетнам, Иран, Сингапур и Сербия входят в зону свободной торговли, Китай, Куба Таиланд, Монголия, Египет, Индия и Израиль пребывают в состоянии переговоров, и ещё около 50 стран изъявили желание о сотрудничестве с ЕАЭС, можно сказать твёрдо: ЕАЭС как стартовая площадка для восстановления кластера, ориентированного на Россию, не состоялся. Прежде в этом статусе не состоялось СНГ, теперь рушится СГ России и Белоруссии.

Надо признать, что либеральные принципы, лежащие в основе интеграционных процессов последнего двадцатилетия, не оправдали надежд России на восстановление влияния на постсоветском пространстве. Копирование моделей ЕС, где в основе лежат требования свободы торговли и устранение протекционизма по типу ВТО, делает формат ЕАЭС для России бесперспективным.

Геополитическая ориентация на ближнее зарубежье для России оказалась несостоятельной по причине политической слабости для навязывания своей воли и экономической непривлекательности для обретения влияния на местные элиты.

Кроме того, все члены ЕАЭС, как и страны СНГ, в первую очередь, ищут связей с Западом и Китаем. Ситуация, когда все члены союза ориентированы на другой союз, делает его ненужным и лишённым мотивации. Объединение путём постепенной диффузии на основе взаимовыгодных торговых связей без элементов принуждения оказалось процессом транзита постсоветских республик на Запад и в Китай, оплачиваемого России.

За время существования ЕАЭС Кыргызстан остался в прежней степени удалённости от России, а Армения, Белоруссия и Кахазстан отдалились ещё больше. При этом Россия подвергается шантажу риска потери даже такого формата союза в случае выдвижения политических требований учитывать свои интересы.

Либеральная концепция интеграции не позволяет России строить свой кластер, а превращает её в источник снабжения дешёвыми ресурсами для создания автаркичных кластеров других государств, в особенности ЕС, США и Китая. Продолжение этой тенденции превращает Россию в 2030 – 2035 годах в часть чужого геополитического проекта с утратой своей субъектности и превращением национального суверенитета в условность.

Протекающий общий кризис ускорил разрушение общего рынка и единого экономического пространства, в продолжение существования которого больше не заинтересованы даже США.

К сожалению, места для ЕАЭС в существующем виде ни в одном чужом проекте нет. Что делает актуальным анализ причин и перспектив изменения интеграционных подходов со стороны России в отношении экспансии в зону своих национальных интересов, включая варианты коррекции стратегических целей и сценариев их достижения, в том числе и тематику ОДКБ, где Россия защищает государства, не являющиеся её вассалами и не намеренные ничем компенсировать России эту услугу.

2. Постановка проблемы

Главным препятствием наращивания потенциала влияния России на ближнее зарубежье является отсутствие внятного интеграционного проекта. Концепция свободной торговли России с бывшими республиками СССР, где экономика была выстроена в виде распределённых частей единого народнохозяйственного комплекса, превращает бывшие республики в российских конкурентов на мировом рынке и отсутствию возможности построения вертикально интегрированных холдингов.

Логистика в СССР также была выстроена с усилением сложности дорожной сети в направлении западных границ, и основные железнодорожные и автомобильные сети оказались отрезанными от России в результате распада СССР.

Всё это создаёт необходимость в основу построения российского кластера поставить решение проблемы восстановления транспортной связности в направлении западных границ с ЕС, тогда как европейский и американский проекты кластеров строятся на построении санитарного кордона, отсекающего Россию от доступа к западным границам.

Прежняя стратегия в отношении ближнего зарубежья строилась в России исходя из стремления преодолеть изоляцию от Европы и бесконфликтно войти в Запад как неотъемлемая часть глобального либерального проекта.

По мере крушения иллюзии возможности такого транзита все интеграционные форматы под эгидой ослабленной России неминуемо будут коалицией стран третьего мира против наиболее развитых государств. Участвовать в таких проектах будут лишь до тех пор, пока выгоды ресурсной дипломатии России не перекроют выгоды встраивания в кластер под эгидой явного глобального лидера.

То есть все интеграционные проекты с участием России в отношении ЕАЭС неминуемо будут «умеренными и прагматичными», то есть обязывающими Россию поставлять дешёвые углеводороды, предоставлять льготные кредиты, открывать свои рынки и предоставлять доступ к транспортным коммуникациям, но при этом «равноправие» требует не выдвигать политических условий взамен и принимать любую многовекторность партнёров, как бы далеко она ни зашла.

Причём проблема в том, что ужесточение условий поставки ресурсов хоть и создаёт в странах ЕАЭС значительные трудности, тем не менее не ведёт к установлению надёжного контроля над местными элитами со стороны России. Главным препятствием для этого служит отсутствие у российского рубля статуса резервной валюты и наличие в России ярых противников придания рублю такого статуса среди руководителей Минфина и Центрального банка.

Невозможность решить белорусскую проблему создаёт у России сложности в отношениях со всеми участниками ЕАЭС, так как является иллюстрацией её слабости, больше всех нуждаясь в сохранении хотя бы призрачных форм какой-либо союзности.

Трепетное отношение к любому как угодно призрачному интеграционному формату показывает отсутствие у России альтернатив, что недопустимо с точки зрения претензии на региональное лидерство в условиях обострения экспансии конкурентов.

Нельзя вступать в союзы, когда у Армении, Казахстана или Белоруссии больше альтернатив, чем у России, показывающей сверхвысокий уровень заинтересованности в сохранении отношений с бывшими окраинами, демонстрирующими в свою очередь пренебрежение и готовность в любой момент покинуть формат.

Альтернатива – это не более высокий уровень экономического развития лимитрофов в случае разрыва с Россией, а готовность их правящих элит пойти на такой разрыв в уверенности, что они не потеряют власть, а напротив, её упрочат.

Слабость России в том, что её интеграционная элита считает, что с крахом нынешних форматов возникают условия для падения их электоральных рейтингов внутри России. Это заблуждение не позволяет России реально наращивать влияние на элиты бывших национальных окраин.

«Главной задачей политики России по отношению к СНГ является создание экономически и политически интегрированного сообщества государств, которое будет способно претендовать на подобающее ему место в мировом сообществе», - это заявление Б. Ельцин сделал осенью 1995 года, и по мере краха СНГ этот принцип перешёл в основу ЕАЭС.

Однако в этом тезисе нет ничего привлекательного для лимитрофов, которые остаются вассалами слабой с их точки зрения России. Цели же России не являются целями лимитрофов, и они будут искать союза с сильными государствами, способными создать им реальные проблемы и предоставить реальные гарантии обогащения и сохранения богатства.

3. Выводы

1. Декларации России о высокой степени заинтересованности в создании интеграционных форматов создают ситуацию более высокой нужды в такой интеграции, чем у тех, с кем предполагается интегрироваться. Зависимость России от успеха интеграционного проекта ставит руководство страны в зависимость от лояльности фактически давно перекупленных Западом местных элит. Эта интеграция с позиции слабости – нонсенс в исторической практике имперского строительства (кластер – это политкорректное название империи).

2. Политическое сознание большей части российского правящего класса находится в плену старых догм о слабости России и целесообразности имитировать союзы даже тогда, когда они ведут к прямо противоположному результату. Показ зависимости от «худого мира» любой ценой, который лучше «доброй ссоры», превращает Россию в объект эксплуатации национальными окраинами с ухудшением внутриполитического рейтинга власти, демонстрирующей толстовство вместо прагматизма. При этом никакой коррекции внешнеполитического курса «союзников» не достигается.

3. Бесконечное терпение в рамках форматов, ставших для России обузой, из демонстрации силы превратилось в демонстрацию слабости. Боязнь ответить на брошенный вызов напоминает политику СССР накануне войны – приказ «не поддаваться на провокации» не отсрочил начало вторжения, но заставил принять его в наихудшем из всех возможных состоянии.

4. Понимание изменившихся реалий в отношении силы и слабости России её правящим классом характеризуется высокой степенью инертности и консервативности. Под эти требования подобран весь дипломатический и экспертный корпус, весь аппарат исполнительной власти и весь штат пропаганды. Любые попытки проводить более активную силовую политику немедленно пресекаются окриками «рано!» и «нельзя!». Что означает «можно!» в отношении союзников, которым постоянно идут на уступки и очень прогнозируемые ответы.

5. Переходный момент внутренней политики России делает неактуальной проблему эффективности интеграционных форматов до прояснения обновлённой конструкции власти. Именно в этот период происходит активизация внешнего влияния на поведение «партнёров по интеграции» в сторону обострения конфликтности и зондирования возможности ужесточения политики в отношении России. Проводимая «разведка боем» завершается немедленной фиксацией всех открывшихся слабостей, создавая сферы угроз и закрывая возможности.

https://russtrat.ru/analytics/...