Чукотские войны: эпизод II

29 6158

Оружие против непобедимых. Начало здесь: Эпизод 1( https://cont.ws/@sage/1085698 ...

В 1642 году русские первопроходцы встретили ранее неизвестный им народ – племя, жившее в каменном веке и называвшее себя «луораветлан» (в переводе – настоящие люди), единственное на Крайнем Севере, отказавшееся подчиниться России. Так началась долгая война с «чюхчами», самыми храбрыми воинами на берегах Ледовитого океана, носившими костяную броню и презиравшими огнестрельное оружие…

Задуманное весной 1727 года покорение Чукотки войдёт в историю как «Анадырская экспедиция», по имени Анадырского острога, ставшего базой для походов против чукчей. «Экспедиция» Российской империи пройдёт тысячи вёрст по бескрайней чукотской тундре, ведя бесконечные стычки с неуловимыми бойцами Севера. Война с чукчами окажется сложной, дорогой, а главное – бесконечной

Последняя песня тойона Наихню

В 30-е годы XVIII века русские построили несколько новых острогов по берегам и окрестностям реки Анадырь, делящей современный Чукотский округ почти пополам. Также попытались организовать регулярное патрулирование по этой пограничной реке – летом на лодках, зимой на оленьих упряжках.

Грандиозный по меркам дальневосточного Севера поход Павлуцкого лишь ненадолго прекратил чукотские набеги на соседей. Уже в 1737 году большой отряд «настоящий людей» дошёл даже до центральных районов Камчатки, в тысяче вёрст от «пограничной» реки Анадырь. В следующем году под Анадырским острогом чукчи уничтожили довольно крупный русский отряд – 8 казаков и 20 коряков.

Перемирие вроде бы наметилось летом 1741 года – чукчи тоже устали от перманентной войны и в низовьях реки Анадырь вступили в переговоры с русскими властями. После того как капитан Павлуцкий, получив майорский чин, уехал на повышения в Якутск, обязанности коменданта Анадырского острога выполнял казачий сотник Василий Шипицын. 19 августа 1741 года он с семью десятками казаков на десяти больших лодках-«шитиках» в 150 верстах к востоку от современной столицы Чукотки встретил сотню лодок-каяков, на которых располагались дружины и родичи наиболее влиятельных чукотских «тойонов».

Трое суток стороны вели невнятные переговоры. Пока они шли, одна из корякских пленниц-рабынь, находившихся у чукчей, бегала на свидания к казаку Анкудинову и рассказала своему «ыгинны» (любимому), как ночью у костра среди своих воинов тойон Наихню, тот самый, чьё войско 10 лет назад потерпело поражение в первой битве с Павлуцким, пел длинную боевую песню, которая и стала причиной новой русско-чукотской войны.

Подстрочный перевод этой песни сохранился до наших дней:

«Он де Наихню соберет всех роду ево северо-восточного моря людей и пойдет к восточному морю, откуда вверх по реке Анадырю, где будет российское войско, то оное смертно побьет, откуда сядет со своим войском в байдары яко на санки и пойдет вверх по Анадырю, а как будет подходить к Анадырскому острогу, то выйдет на превеликое озеро, на коем найдет гусей и уток, коих ничем другим как одною палкою приколотит, а когда войдет в острог, то во оном народу головы и шеи переломает, чем и всех погубит, а острог на огне созжет, и на российской земле со своим войском и оленными табунами будет жительство иметь, дабы и будущим ево в потомках родом было в похвалу, что он северо-восточного моря тоен Наихню российским местом завладел».

Скорее всего, это был обычный для чукотского воина ритуальный напев, в котором он славил свою «крутость» и способность ловко убить всех – от уток до русских. Но тойон Наихню слишком красиво пропел свою песню, оснастив её очень уж правдоподобными деталями. А опытный казачий сотник Василий Шипицын, всю свою жизнь воевавший с опасными чукчами, не стал долго размышлять над психологическими особенностями чукотского фольклора: на следующий день, когда тойоны во главе с Наихню приплыли продолжать странные переговоры, которые русский сотник уже считал отвлекающим манёвром, казаки их всех зарезали.

«Немирных чюкч искоренить вовсе…»

Растерявшись от потери старейшин, остальные чукчи уплыли без боя. Но с тех пор считали себя в состоянии вечной войны, надолго отказавшись от любых мирных контактов. И спустя десятилетия, когда русские власти предлагали переговоры, чукчи отвечали отказом, напоминая про сотника Шипицына.

Тогда власти Российской империи попытались окончательно решить вопрос силой. В феврале 1742 года Сенат в Петербурге по предложению иркутского вице-губернатора Лоренца Ланга издал указ: «На оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить и искоренить вовсе…» Тех же кто, сдастся в плен, предполагалось насильно переселить в Якутию.

Для реализации этих планов на Чукотку вновь возвращался Дмитрий Павлуцкий, получивший чин майора и должность Якутского воеводы.

Тем более что сами чукчи не позволяли забывать о себе: на исходе зимы 1742 года их крупный отряд недалеко от Анадырского острога напал на коряков, убив 8 «князцов» – глав корякских родов. Через год, 28 февраля 1743 года они угнали табуны корякских оленей. Бросившийся за ними в погоню отряд в 40 русских и коряков попал в засаду превосходящих сил чукчей, и, как позднее докладывалось иркутскому и петербургскому начальству, «едва от них отстоялись с великою нуждою».

Грабительские набеги «настоящих людей» не только подрывали авторитет российской власти, оказывавшейся неспособной защитить своих «ясачных» подданных, но и напрямую задевали интересы русский обитателей Анадырского острога, который во многом обеспечивался пропитанием за счет корякских оленей.

Из-за огромных расстояний и тяжёлого климата подготовка к новым походам Павлуцкого заняла два года. Только 2 февраля 1744 года его «партия» из 40 солдат, 367 казаков, 170 коряков и 67 юкагиров отправилась «искоренять немирных чюхч». Для перевозки людей, провианта и снаряжения, а также для питания в далёком походе было мобилизовано свыше 5000 оленей. На вооружении этой гигантской по меркам Крайнего Севера армии, помимо ручного огнестрельного и холодного оружия, была даже одна «пушка железная малая».


Плохая примета

В обороне своих «крепостей» у чукчей было одно слабое место – они непоколебимо верили, что враг никогда не войдёт в их яранги и землянки, так как побоится мести духов-покровителей, которые, по их поверьям, имелись у каждого северного жилища. Действительно, в междоусобных столкновениях ни чукчи, ни коряки, ни ительмены-камчадалы, свято верившие в духов жилищ, никогда не врывались в жильё противника – они или вынуждали защитников разными способами выйти наружу, или стремились его разрушить.

Но в столкновениях с русскими наивная тактика не работала. Солдаты и казаки во время штурмов смело врывались в чукотские жилища, либо расстреливали их из ружей. К тому же, при штурме таких «крепостей» русские с успехом использовали высокотехнологичное для тех лет оружие – ручные пороховые гранаты.


Пройдя за месяц по тундре свыше 300 вёрст, только 2 марта севернее устья реки Анадырь отряд Павлуцкого настиг первые кочевья чукчей. От пленных узнали места стойбищ «главного тойона Тентиона» – их нагнали и разгромили через две недели где-то севернее современного чукотского посёлка Канчалан.

В битве погибли 106 чукотских воинов во главе с самим тойоном Тентионом. Его жена умерла от пыток – как описывалось в донесении Павлуцкого, «по распросам на огне зжена», русскому отряду требовалось любым способом добыть информацию о других чукотских кочевьях.

Дальше отряд Павлуцкого двинулся по Чукотке на север вдоль берегов залива Креста, громя найденные кочевья и стойбища. Здесь были разорены яранги тойона Тегрувья и захвачены его табуны оленей. В конце мая разгромили огромное по местным меркам поселение береговых «пеших чюкоч», в бою погибло 130 чукотских воинов.

По русским описаниям это был «острог, выкладенной ис каменьев». Сами чукчи такие укрепления называли Гуйвиир, «каменная крепость».

Защитить от русских свои посёлки, даже хорошо укреплённые, чукчи не могли. Помня об итогах прежних столкновений, чукчи отныне избегали и открытого боя, лишь изредка беспокоя русских мелкими нападениями на обозы и табуны оленей. Павлуцкий рассылал в разные стороны дозорные отряды, но найти «главное чукотское войско», растворившееся в бескрайних пустынях Севера, так и не удалось.

«До последней капли крови намерены ратитца»

В самом начале лета 1744 года русский отряд вышел к берегам залива Лаврентия, самой крайней точке Чукотки на востоке. Отсюда повернули на запад, двигаясь вдоль берегов Восточно-Сибирского моря до устья реки Амгуэма, протекающей на севере Чукотки. Здесь пришлось повернуть на юго-запад и возвращаться в Анадырский острог, так как войско Павлуцкого уже испытывало голод.

Слишком большому по меркам Крайнего Севера отряду в походе, растянувшемся даже не на сотни, а на тысячи вёрст, было тяжело прокормиться. Вместо поиска неуловимых «чюхч» пришлось заниматься охотой на птиц и диких оленей, специально посылать отряды на побережье для добычи моржей и нерп и даже прибегнуть к «подножному корму». «Идучи по тундре питались травой и кореньем», – так позднее докладывал майор Павлуцкий начальству.

Отряд двигался медленно, были съедены почти все «езжалые» олени из обоза, приходилось часто останавливаться для поисков и добычи еды. От голода и дальних переходов многие обессилели, их пришлось нести на носилках, сделанных из копий и ремней. Чукчи шли по пятам уходящего отряда Павлуцкого и сумели убить нескольких казаков, отделившихся для рыбной ловли.

Лишь 22 сентября 1744 года отряд Павлуцкого вернулся в Анадырский острог. Пройдя за 8 месяцев в тяжелейших условиях по землям Чукотки почти 3000 км, так и не удалось решить главную задачу – уничтожить основные силы чукчей. Добыча также оказалась ничтожной: не было ни ценных мехов, ни больших стад трофейных оленей, а из сотни взятых «в полон» женщин и детей большинство умерли от голода по дороге в Анадырский острог.

В отправленном начальству донесении майор Павлуцкий меланхолично доложил, что чукчи подчиняться не желают и «до последней капли крови намерены ратитца», поэтому необходимо продолжить походы в самые отдалённые края Чукотки. Однако на следующий год выступить не удалось – банально не хватило еды. Почти 500 человек в Анадырском остроге, помимо постоянного гарнизона, за зиму съели всех окрестных оленей. И лето 1745 года людям Павлуцкого пришлось полностью посвятить добыче и заготовке пропитания.

Лишь в марте 1746 года неутомимый Павлуцкий вновь отправился в поход. На этот раз 250 солдат и казаков вместе со 150 юкагирами и коряками шли прямо на север к «Колымскому морю», как тогда русские именовали восточную честь Северного Ледовитого океана. В апреле отряд вышел к Чаунской губе на крайнем севере Чукотке, где уничтожил крупное стойбище береговых чукчей.

Вскоре русские сами едва не погибли, но не от ударов противника, а под натиском природной стихии – несмотря на апрель, начался страшный снежный ураган, продолжавшийся более 5 суток. Выжив в катаклизме, который опасен даже для современной техники, отряд Павлуцкого продолжил поход, уничтожив еще одно поселение. Чукчи, видя превосходство неприятеля, прежде чем погибнуть в бою, по традиции убили свои семьи, чтобы они не попали в плен. Как позднее писал в докладе Павлуцкий – «не хотя итти в покорность, тако ж жен и детей своих прикололи…».

Найти другие стойбища и кочевья чукчей больше не удалось, и к лету 1746 года отряд Павлуцкого вернулся в Анадырский острог. Трофеи вновь были минимальны – четверо пленных и семь сотен оленей. Оставшуюся часть тёплого сезона русским вновь пришлось посвятить добыче пропитания на долгую полярную зиму. Стратегия дальних походов по бескрайним и пустынным пространствам Чукотки зашла в тупик.

Битва на реке Орловой

12 марта 1747 года на берегу реки Майн (Мэйнывээм — по-чукотски «большая река», правый приток Анадыри), совсем близко по северным меркам от Анадырского острога, крупный отряд чукчей, напав на коряков, взял в плен 8 человек и угнал 7 оленьих табунов. Среди угнанных оленей были и предназначенные для прокорма гарнизона Анадырского острога.

В тот же день, узнав о нападении, майор Павлуцкий бросился в погоню. Собирались экстренно, вышли в ночь на 13 марта – 97 русских и 35 коряков на всех собачьих и оленьих упряжках, которые удалось собрать в остроге, пошли по следу чукчей. За ними пешим порядком выступили те, кому не хватило упряжек – 202 солдата и казака под командованием сотника Алексея Котковского.

Чукчей настигли утром 14 марта там, где в Майн впадает речка. Здесь на горе, ныне известной как Юкагирская сопка, отряд Павлуцкого и обнаружил грабителей – их оказалась целая армия, почти 600 чукотских воинов в костяной броне.

Павлуцкий, не смотря на такое неравенство в силах, приказал готовиться к атаке. В русском отряде возник короткий спор – часть казаков и корякские «князцы» просили майора дождаться идущие следом две сотни Котковского, другие считали, что надо атаковать, пока чукчи не ушли и не растворились в бескрайних снегах Чукотки. Позднейшее расследование Сената Российской империи зафиксировало прозвучавшие в те минуты слова казачьего сотника Семёна Кривогорницына: «Наши казаки воисты дома, а в виду неприятеля трусливы; теперь-то и бить злодеев, пока они в куче, а где их сыщем, когда разбредутся по загорьям?»

Похоже, Павлуцкий и его люди за последние годы устали от многомесячных и бесплодных попыток искать «настоящих людей» посреди безжизненной тундры. Здесь и сейчас противника не надо было искать – основные ударные силы чукотских родов наконец стояли перед ними в полной боевой готовности. И 97 русских атаковали 600 врагов.

Люди Павлуцкого шли вверх по сопке. Сильный ветер бросал в лицо русским колючий весенний снег, «что неприятелю много способствовало». Чукчи атаковали с горы – казаки и солдаты дали залп из ружей и единственной имевшейся при отряде небольшой железной пушки. Уже опытные в боях с русскими чукчи упали в снег, большая часть картечи и пуль просвистели над их головами. На второй залп у русских времени уже не осталось – несшаяся с горы масса костяной брони ударила в их отряд.

Началась рукопашная схватка. Сразу же сказалось численное преимущество чукчей, но опытные бойцы Павлуцкого, уступая противнику в численности минимум в пять раз, дрались умело и упорно. По воспоминаниям выживших, свалка была такой плотной, «что неприятель у россиян ружья, копья, а россиане у неприятеля луки и копья ж отнимали руками и оборонялись ножами».

Русский отряд с боем и большими потерями, включая командира, отступил к подножию Юкагирской сопки, где укрылся от атак чукотских воинов за укреплениями, наспех построенными из саней. Позднее от пленных чукчей узнали подробности гибели майора Павлуцкого – при отступлении отряда он долго отбивался в окружении врагов, рубя саблей костяные наконечники их копий. Чукчи пытались расстреливать его из луков почти в упор, но майор в стальной кольчуге и шлеме был только ранен. С трудом чукчи свалили его арканами и добили ударом костяного копья в горло.

Битва продолжалась, пока на горизонте не появились несколько десятков передовых человек из шедшего следом отряда сотника Котковского. Завидев спешащее к русским подкрепление, чукчи тут же прекратили атаки и на оленьих упряжках скрылись за горизонтом.

Подошедший отряд Котковского не мог их преследовать, так как чукчи угнали у местных коряков почти всех оленей. Русским осталось лишь собрать тела павших и подсчитать потери, которые по меркам Крайнего Севера были чрезвычайно велики: из 97 человек отряда Павлуцкого погибло 41, в том числе командир и два казачьих сотника. Из 35 участвовавших в бою союзных коряков погибло 11. Один казак попал в плен. Потери чукотских воинов остались неизвестными, поскольку они увезли с собой всех своих убитых и раненных.

Достались чукчам и небывало большие трофеи – знамя отряда Павлуцкого, железная пушка, четыре десятка ружей, много холодного оружия и снаряжения. С трупа Дмитрия Павлуцкого чукчи успели снять кольчугу, и если значение добытого в бою знамени они тогда не особо понимали, то этот стальной трофей ценился ими наиболее высоко. Почти полтора следующих века этот наглядный символ победы будет передаваться из поколения в поколение. Лишь в 1870 году один из чукотских старейшин-«тойонов» подарит трофейную кольчугу Павлуцкого в знак мира «колымскому исправнику» барону Гергарду Майделю, руководителю первой научной экспедиции российских представителей на Чукотку.

«Для искоренения немирных чукоч оружейною рукою…»

Рапорт оставшегося старшим в Анадырском остроге сотника Котковского о неудачной «битве на реке Орловой» отправили на собачьей упряжке в Иркутск 3 апреля 1747 года, а в Петербурге его получили лишь в ноябре.

Донесение поступило в Сенат вместе с просьбой «для искоренения оных немирных чукоч оружейною рукою и для охранения здешних острогов прислать драгун 500 человек». Правительство Российской империи посчитало, что для наступления на чукчей надо иметь в Анадырском остроге, как минимум, тысячу солдат и казаков.

В середине XVIII века в Сибири найти и перебросить на Чукотку несколько сотен «служивых» стоило огромных сил и средств. Подкрепления собирали по всему краю, от пограничья с казахскими племенами до Забайкалья. Первые 99 солдат и 49 казаков из сибирских резервов пришли в Анадырский острог только к лету 1750 года.

Пока русские перебрасывали через тысячи вёрст тайги и тундры подкрепления, чукчи активизировали свои набеги. Вынужденные прекратить их на несколько лет под ударами Павлуцкого, они поспешили наверстать упущенное после разгрома страшного майора. Вторгались даже на Камчатку, грабя и убивая камчадалов и коряков.

Поручику Якутского полка Семёну Кекерову, исполнявшему обязанности командующего Анадырским острогом, пришлось провести несколько ответных походов против чукчей, чтобы остановить разграбление «ясачных» подданных Российской империи. Однако проблуждав по тундре несколько тёплых месяцев, русские отряды так и не нашли неприятеля в безлюдных просторах. Только в августе 1750 года на берегу Берингова моря обнаружили покинутый чукчами «острог», укрепление из древесных стволов и коряг, прибитых морем к берегу. Убегавшее из «острога» на байдарках племя тойона Кею удалось лишь обстрелять из ружей.

Следующие несколько лет продолжались такие же бесплодные походы, когда убегающего неприятеля удавалось лишь заметить на горизонте.

В марте 1754 года большой чукотский отряд, около 500 воинов во главе с тойонами Тегрувье, Ихъяином и Мего, вдруг появился под Анадырским острогом, убив нескольких казаков, большое количество местных коряков и вновь угнав оленьи стада. Погоня за грабителями двух сотен казаков на собачьих упряжках продолжалась неделю, пока след чукчей не скрыл снежный ураган.

Постепенно далёкое начальство в Петербурге стало понимать, что военная операция на крайнем северо-востоке империи не только слишком затянулась, но и лишена стратегических перспектив. В острогах от Колымы до Камчатки располагалось почти полторы тысячи «служивых», но если большинство северных гарнизонов насчитывали по нескольку десятков человек, то в Анадырской крепости приходилось содержать почти 600 солдат и казаков. В условиях крайнего Севера содержать такое огромное по чукотским меркам войско было очень дорого.

Архивы сохранили финансовые результаты противостояния на крайнем Севере. С 1710 по 1764 года на содержание Анадырского острога и походы против «чюхчей» потратили 1381007 рублей. То есть расходы на маленький посёлок с «войском» в несколько сотен человек равнялись сумме, которую Российская империя за те же десятилетия потратила на образование, академии и школы в масштабах всей страны. При этом стоимость захваченных или полученных в качестве дани мехов с Чукотки составила всего 29152 рубля. Расходы превышали доходы в 47 раз!

Но от долгой войны устали и чукчи – в редких, но ожесточенных схватках с русскими погибло слишком много мужчин маленького народа. Поэтому неформальные переговоры о мире начались сами собой летом 1756 года.

Впервые со времён резни, устроенной сотником Шипицыным, новый начальник Анадырского острога, майор Ширванского пехотного полка Иван Шмалев встретился с тойонами Тегрувья и Менигытьевым – впервые такая встреча «на высшем уровне» обошлась без боя и убийств. В урочище Красный Яр сошлись 234 русских и более 300 чукотских воинов.

Через шесть дней сложных переговоров чукотские вожди согласились считаться подданными Российской империи, вернули трёх русских пленных и выдали символический ясак – 98 «красных лисиц» и 45 песцов. Однако, ни заложников-«аманатов», ни присяги на подданство майор Шмалев от чукчей так и не добился.

Обе стороны, ведя переговоры, опасались внезапного нападения – и в ночь на 4 августа 1756 года, когда поднялась сильная буря, караульным чукотского лагеря показалось, что к ним приближаются русские. Чукчи вскочили в свои байдарки и стремительно уплыли прочь. Когда выяснилось, что тревога была ложной, к русским отправили одного из чукотских «старшин» Харгипина, который и сообщил, что чукчи бежали, вспомнив коварство сотника Шипицына и опасаясь внезапного нападения, но «они де с российскими никогда войны иметь не желают».

Конец Анадырского острога

По итогам незаконченных переговоров с чукчами майор Шмалев отослал начальству в Иркутск и Петербург донесение с предложением добиваться от чукчей мира путём усиления военного давления. Он предлагал построить на Чукотке несколько дополнительных острогов, в частности, в устьях рек Анадырь и Канчалан, а также привести на полуостров почти неизвестное здесь чудо-оружие… лошадей! По замыслу майора Шмалева, большое моральное давление на противника окажут 300 коней, «коих те чукчи уведая, уже российских людей не будут почитать пешими и всегда будут иметь опасение от их походов».

Письмо майора

«Чукоцкая земля, – писал майор Плениснер, – тундровата и камениста и весьма кочковатая и мокрая, тако ж никакого лесу и травы, кроме аленьего корму, то есть моху не имеется... И то их чукоцкое между каменьями житие за неимением лесу временами бывает самое бедное, едва ль в свете где хужее быть может».

Чукотку, по эмоциональному определению Плениснера, «можно назвать последнейшею и беднейшею всего земного круга в последнем краю лежащую между севером и востоком, где не имеется удобностей к житью человеческому».

Вопрос ездовых животных, действительно, стал слишком актуальным для Анадырского острога – долгая война и набеги чукчей почти искоренили оленьи табуны в его окрестностях, а большинство местных коряков из-за набегов «настоящих людей» предпочли откочевать на юг со своими табунами, и гарнизон «Анадырской партии» остался почти без средств передвижения. Однако, перевести через тысячи вёрст тундры несколько сотен лошадей было очень трудно, а главное, безумно дорого – в далёком Петербурге на это не решились.

Напротив, высшие власти Российской империи пришли к выводу о сворачивании необъявленной войны с чукчами. Майору Шмалеву пришёл приказ отныне общаться с чукчами «в пристойном ласкательстве и с оказанием к ним всякого приветствия», не настаивая на присяге, заложниках и внесении пушной подати в полном объёме. Но проявлять «пристойное ласкательство» к чукчам майору Шмалеву не довелось, он умер в 1758 году, не пережив очередную зиму на крайнем Севере.

Новый начальник, прибывший в Анадырский острог лишь через три года, майор Якутского полка Фридрих Плениснер, происходил из «курляндских немцев», и за двадцать с лишним лет до назначения был гвардейским офицером в Петербурге, откуда его, «вместо кнута наказанья», сослали в Сибирь за слишком активное участие в столичной политике. Показательно, что и действующий в то время губернатор Сибири Фёдор Соймонов тоже был ранее политическим заключённым, сосланным в Охотск.

Соймонов с Плениснером и решили судьбу «Анадырской партии», положив конец затянувшимся русско-чукотским войнам. В донесении правительству они обосновали стратегическую и финансовую бесперспективность войны за пустынный и ледяной полуостров, где живет бедный, но «непокорливый чукоцкой народ».

Поскольку финансового смысла в покорении чукчей, не обладающих большими пушными богатствами, нет, то по мнению Соймонова и Плениснера «не для чего быть в Анадырске команде», «и так до сего времени такия великие команды в Анадырске с великими убытками из казны содержаны весьма напрасно…».

В итоге Соймонов и Плениснер предложили уйти с реки Анадырь, оставив её незаселённой ничейной полосой между чукчами и починившимися России «ясачными» аборигенами. «Анадырскую партию» предлагалось упразднить, а находившихся в ней к тому времени 345 казаков и 412 солдат вывести в остроги на Колыму и побережье Охотского моря, где их удобнее и дешевле снабжать провиантом.

По итогам этого доклада императрица Екатерина II 15 марта 1764 года подписала указ: «Состоящую в Сибири Анадырскую экспедицию отменить и имеющуюся в Анадырске команду всю вывести оттуда...».

Подписанный в Петербурге указ шёл до Анадырского острога год и месяц, его получили 6 мая 1765 года. Постепенная эвакуация гарнизона и населения началась осенью с установлением снежного пути для оленьих и собачьих упряжек.

Из-за трудностей с передвижениями на огромные расстояния крайнего Севера ликвидация «Анадырской партии» растянулась на 6 лет. При этом обитатели острога, болезненно воспринявшие его оставление как признание поражения, методично уничтожили всё, чтобы не оставить никаких трофеев противнику. Часть военных припасов, на случай возможного возвращения, спрятали в тайниках. Церковь заранее аккуратно разобрали и брёвна отправили плыть вниз по реке Анадырь, в ней же утопили колокола и пушки.

3 марта 1771 года сожгли все оставшиеся казённые строения и 75 жилых домов, а также укрепления острога – три башни, три артиллерийские батареи и частокол. В тот же день остатки гарнизона и жителей во главе с прапорщиком Павлом Мордовским на собачьих упряжках двинулись в Гижигинскую крепость, расположенную на северном берегу Охотского моря в 750 верстах к югу от навсегда исчезнувшего Анадырского острога, 122 года верой и правдой служившего самым северо-восточным форпостом Российской империи.

Ярмарка вместо войны, бисер вместо пуль

Ровно через 4 года, уже в окрестностях Гижигинского острога сотня солдат прапорщика Мордовского разгромит отряд в несколько сотен чукчей, пришедших сюда грабить коряков. В том бою, 9 марта 1775 года, погибло 83 чукотских воина, 5 солдат из роты Мордовского и 13 коряков, дравшихся на стороне русских. Исход боя решил удачный выстрел из пушки и залп кремневых ружей, против которых оказались бессильны доспехи из моржовых шкур и китового уса.

Это столкновение стало последней битвой долгой русско-чукотской войны. И тут оказалось, что за век с лишним боёв и стычек чукчи… привыкли к русским. Ведь война оборачивалась не только трупами и пленными, но и торговлей.

Всё это они могли получить только у русских. И вскоре после эвакуации острога с берегов Анадыри, «колымский комиссар» Иван Баннер с удивлением узнал, что воинственные «чюхчи» сами начали искать бывших противников, предлагая менять шкуры лисиц и моржовые клыки на медные котлы и табак.

Российское правительство с ходу оценило перспективы торговли в «приручении» непокорного народа. И в 1794 году на притоке Колымы реке Анюй построили небольшую деревянную крепость специально для «негоциации» с чукчами.

Учитывая боеспособность и агрессивность «настоящих людей», торговля с ними велась почти как военная операция, с соблюдением всех мер предосторожности. Чукчи тоже являлись на торг в доспехах и полном вооружении. Опасаясь и в то же время нуждаясь друг в друге, стороны быстро выработали правила этой специфической коммерции.

Ярмарка, прозванная по имени реки Анюйской, проводилась раз в год, в течении десяти дней марта. По воспоминаниям, на очевидцев производило сильное впечатление множество чукчей, являвшихся в полном вооружении у частокола Анюйского острога с криками «Тарова!» (так они переиначили русское приветствие «Здорово»). В следующие дни пришельцам, в обмен на символический ясак в три десятка лисьих шкур, разрешалось появляться на торге у ворот острога, но только в светлое время суток.

Чукчи торговались не менее упорно, чем воевали. Обмануть их было непросто – например, опытный чукотский охотник, по воспоминаниям очевидцев, мог, подкинув на руке, легко на вес определить нехватку 1–2 фунтов табака в предложенной пачке. Этот товар «настоящие люди» ценили очень высоко, давая за два килограмма махорки одну лисью шкуру. Столько же – одну лисицу – на Анюйской ярмарке стоил железный топор.

В обмен на пару фунтов табака и льняную рубашку чукчи даже соглашались креститься – появление в русской церкви с красочными иконами и торжественными службами они воспринимали как интереснейшее развлечение в их северной жизни. Ещё им очень нравились леденцы и категорически не пришёлся по вкусу привычный русским чай.

Женскую же половину воинственного чукотского народа покорил стеклянный бисер для украшения одежд из оленьих шкур – он был красивее, удобнее и дешевле привычного им костяного. Так что, вопреки расхожим мифам, войну с чукчами прекратила не водка, а табак и бисер. Русские власти, наоборот, запрещали продавать чукчам алкоголь – пока «настоящие люди» не растеряли свои боевые навыки, в пьяном задоре они казались слишком опасными. Алкоголизация чукчей началась лишь веком позднее, в конце XIX столетия, когда с американских кораблей чукчам стали в обмен на меха активно предлагать «огненную воду».

К тому времени «луораветланы», хотя по слухам и совершали иногда набеги на эскимосов Аляски, свою былую воинственность растеряли. Долгие чукотские войны в бескрайних ледяных просторах навсегда ушли в прошлое.

Автор текста – Алексей Волынец

Источник

Пётр Толстой: нам плевать на Макрона. Убьём…

Французы в шоке, таким жёстким журналисты его ещё не видели. Впрочем, им не привыкать, в том числе и к реакции своих зрителей. Из раза в раз приглашать в эфир ведущего канала BFMTV и бр...

Шчо вы к нам прысталы?!

- Какие мы вам братьтя, хто вам это сказал?! Мы сами по себе! А вы лизеты й лизэтэ. Вы понимаете, шо мы не хотымо з вамы жыты?! Мы хотим отдильно, без вас, сами по себе!- Понимаем. И по...

Почему Собчак пропала с радаров
  • pretty
  • Сегодня 08:29
  • В топе

КВАДРАТУРА   КРУГАЛистаю ленту новостей и думаю: «Чего-то не хватает, что-то в стране изменилось. А что?». И вдруг понял: нет Собчак. Пропала. Еще буквально пару месяцев назад ее фамилия обя...

Обсудить
  • :thumbsup: :thumbsup:
    • ghepp
    • 6 октября 2018 г. 16:28
    Какой бред.
  • Нормально так предки дела вели- переговорщиков резали, баб огнём пытали, да пытались учинить геноцид целого народа. Красавцы, вооще. Хотя, по тем временам это нормально было. Раз не смогли всех вырезать, хрен с вами, торговать будем.
  • :thumbsup:
  • Это тянет на оправдание геноцида индейцев в Америке