Поэзия убийств Серебряного века
Читая о российских террористах конца XIX - начала ХХ века, постоянно ловишь себя на мысли, что это были не реальные люди, а герои произведений искусства. Настолько красиво они убивали, умирали, совершали побеги. Не жизнь, а литература. Причем всех жанров - от высоких трагедий до авантюрных романов. Может, все дело в том, что террором тогда в основном занимались студенты - пылкие юноши и девушки, начитавшиеся красивых и умных книг?
Это было время декаданса. Время отвращения к окружающей жизни и воспевания смерти. И теперь уже не отделить следствия от причин. Террористов от поэтов. Не понять, кто из них кого вдохновлял.
Художники террора
Первым успешным делом для Боевой организации эсеров (БО) было убийство министра внутренних дел Сипягина. 2 апреля 1902 года 21-летний Степан Балмашов, предварительно купив в магазинах адъютантскую форму, портупею и шашку, подъехал к Мариинскому дворцу якобы с пакетом от генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича. Но в пакете оказался приговор эсеров, а Балмашов тут же его и исполнил - смертельно ранив Сипягина из револьвера. Охрана министра так растерялась, что Балмашов вполне мог сбежать, но не двинулся с места, будто хотел быть арестованным.
В тот же день другой стрелок должен был точно так же под видом фельдъегеря, явившись в Синод, убить его обер-прокурора Победоносцева. Но телеграфист перепутал две буквы в фамилии, и вызванный в Петербург террорист телеграмму не получил и вовремя не приехал. Интересно, что организатор этих терактов, разыскиваемый полицией руководитель БО Григорий Гершуни, прибыв в Петербург, совершенно спокойно прописался в полицейском участке под своей фамилией.
Балмашова не хотели казнить. В стране уже давно никого не вешали за политику. Николай II сказал, что подарит жизнь террористу, если тот подаст прошение о помиловании. Товарищ министра внутренних дел Петр Дурново уговаривал Балмашова сделать это, но тот отказался: «Я вижу, вам труднее меня повесить, чем мне умереть. Мне милости от вас не надо». Только после этого Балмашова казнили.
Тем временем Гершуни, которого называли художником террора, организовал покушение на харьковского генерал-губернатора Оболенского. Тот был известен любовью к женскому полу, и его выманили в городской сад любовным письмо от некой дамы. Но стрелок промахнулся и был схвачен.
Виртуозы побегов
Самого Гершуни вскоре тоже арестовали. Он впечатлил жандармов театральным жестом - когда на него надели наручники, поцеловал их!
Попав на Акатуйскую каторгу, Гершуни бежал оттуда в бочке с квашеной капустой. Каторжане заготавливали капусту для местного поселка. В бочке проделали два отверстия, полускрытые обручами. Через них провели две резиновые трубки для дыхания. Бочку отвезли в поселок, в подвал одного из домов, откуда Григория должен был извлечь надежный человек. Но тот долго не мог попасть в подвал. А воздуха там было мало, и Гершуни начал задыхаться, пробовал ножом расширить отверстия, но неудачно - в нос и рот потек капустный сок. Уже захлебываясь и теряя сознание, беглец смог выдавить крышку головой. Дальше через Дальний Восток Гершуни на пароходе уплыл в США.
Другой виртуозный побег в ночь на 1 июля 1909 года совершили 13 политкаторжанок из Московской Новинской тюрьмы. Чтобы узнать план тюрьмы, они старались по разным поводам «вызываться» к начальству - по пути разведывали обстановку. Обсуждали побег на особом языке. Якобы изучали всей камерой химию. Заменили все «опасные слова» химическими терминами: побег — окисление; тюрьма — лейденская банка и т. д.
По дороге на волю каторжанкам предстояло отпереть несколько дверей и обезвредить несколько постовых надзирательниц. Для этого создали ударную группу из самых сильных - они постоянно тренировались - внезапно нападали на сокамерниц. Во время этих тренировок едва не задушили одну из подруг. Накануне побега через «свою» надзирательницу с воли получили сверток черного тюля, нитки, иголки, ножницы… И сшили себе гражданскую одежду. Одну из подруг загримировали под начальницу тюрьмы - ей надлежало первой входить к постовым надзирательницам, сбивая их с толку перед нападением. А соратники на воле тем временем подпоили снотворным в трактире перед заступлением на службу надзирателя-мужчину, дежурившего у входных ворот (при этом двое эсеров-собутыльников сами так напились, что их пришлось откачивать нашатырным спиртом).
Все прошло хорошо. Открывая двери, связывая надзирательниц, каторжанки добрались до выхода. А их товарищи отвлекли городового на улице - один из эсеров подошел к тому, изображая пьяного, и попросил помочь собрать рассыпанные неподалеку деньги, пообещав отдать половину из них.
Почти все эсеры, помогавшие побегу снаружи, вскоре были арестованы. Почти все беглянки спаслись.
Арестанты любви
Многие находили в терроре любовь. Но далеко не всем повезло так, как Софье Перовской и Андрею Желябову, которые вместе взошли на эшафот и перед смертью поцеловались. Мария Школьник и Николай Шпайзман покушались на черниговского губернатора Хвостова. Они неудачно бросили бомбы. Их схватили. Посадили в соседние камеры. И только там через стену азбукой Морзе Николай признался Марии в любви. А через несколько часов его расстреляли. Школьник вспоминала: «Его повели во двор, он подошел к моей двери и сказал: "Прощай, моя любимая. Прощай, моя дорогая". Я закричала: "Коля, Коля!" Но он, кажется, меня уже не слышал. Потом я прислонилась к стене, через которую разговаривал Коля. Это так странно и страшно — его там уже не было. Его уже вообще нигде не было…»
Отправляясь на свой последний теракт, Евстолия Рогозинникова призналась товарищам, что чувствует, как у нее за спиной вырастают крылья.
Певцы смерти
Эти люди были одержимы терактами. Например, потомственный дворянин Алексей Покотилов (его брат был руководителем Русско-китайского банка, а сестра - женой товарища министра финансов), узнав, что убийство Сипягина доверено не ему, а Балмашову, так огорчился, что заболел на нервной почве экземой. В 1904 году, так никого и не убив, он погиб от случайного взрыва при подготовке покушения на другого министра внутренних дел - Плеве.
Трагическое разочарование ждало и 20-летнюю дочь якутского вице-губернатора Татьяну Леонтьеву. Полиция задержала ее в апреле 1905-го. Выяснилось, что девушка, которая вскоре должна была стать фрейлиной императрицы, - член БО. И собиралась убить Николая II на бале-маскараде, спрятав пистолет в букете цветов.
В тюрьме у Леонтьевой случилось помешательство. Влиятельные родители смогли вывезти ее на лечение в Швейцарию. Но там «сумасшедшая» снова связалась с революционерами. И в одном из отелей застрелила 70-летнего ни в чем не повинного француза, спутав его с экс-министром внутренних дел Дурново.
Террористы часто вели себя так, что общество не могло ими не восхищаться.
Например, первая в истории смертница, собиравшаяся привести в действие «пояс шахида», Евстолия Рогозинникова, не взорвала себя, чтобы не убить случайных людей.
Эта утонченная девушка, певица, слушательница консерватории по классу рояля, летом 1907 года была арестована за участие в подготовке покушения на Столыпина. В тюрьме так артистично симулировала помешательство, что попала в психбольницу на Пряжке. Там ее навещал муж, врач Матвей Мизеров. Он помог ей 7 сентября бежать (с помощью конфет со снотворным, подаренных надзирательнице). Уговаривал выехать за границу, но Евстолия сделала все по-своему.
Уже 15 октября она пришла на личный прием к начальнику Главного тюремного управления Максимовскому. Посетители сразу обратили внимание на кокетливую девушку с большим бюстом, сильно пахнувшую духами. Им было невдомек, что в лифчике красотки спрятаны 5 килограммов взрывчатки. Надушилась же она, чтобы перебить запах динамита. Войдя в кабинет Максимовского, Евстолия выстрелила ему в лицо. Потом кинулась в приемную, чтобы из окна выбросить в сад пистолет и тем самым подать знак товарищам, что все прошло успешно. После этого они должны были устроить засады возле квартир министра юстиции Щегловитова, градоначальника Драчевского и вице-директора департамента полиции Курлова, поджидая, когда этих чиновников вызовут на место убийства Максимовского.
Но схваченная одним из посетителей, Евстолия не смогла добежать до окна. По замыслу террористов, ее должны были отвезти в охранное отделение для допроса и обыска. Там, в окружении слетевшихся важных чинов, она и собиралась дернуть зубами шнурок детонатора. Но Курлов распорядился провести обыск немедленно силами жен сотрудников тюремного ведомства. Не желая подвергать их опасности, Евстолия не выдержала: «Взорветесь, дуры». Тогда городовые ее скрутили, раздели и сняли динамит. Когда Рогозинникову уводили, она, увидев лежащего на полу Максимовского, громко рассмеялась. Смертный приговор тоже встретила с улыбкой. Ее, как и многих террористов, повесили в Лисьем Носу. По словам офицера, руководившего казнью, Евстолия «светилась радостью и обаянием». Попросила повесить ее на рассвете, чтобы перед смертью увидеть солнце. Но ей не доставили этого удовольствия.
«Как эти люди умирали... Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких признаков слабости... С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были настоящие герои...» - написал потом бывший начальник петербургского Охранного отделения генерал Герасимов.
Автор текста: Владлен Чертинов
PS
…2 марта 1881 года, на следующий день после убийства Александра II, Андрей Желябов, арестованный, но не уличенный в принадлежности к «Народной воле», просит принести ему чернила, перо и бумагу и пишет: «…Я требую приобщения себя к делу 1 марта и, если нужно, сделаю уличающие меня разоблачения… Меня беспокоит опасение, что правительство поставит внешнюю законность выше внутренней справедливости… лишь по недостатку формальных улик против меня, ветерана революции. Я протестую против такого исхода всеми силами души и требую для себя справедливости. Только трусостью правительства можно было бы объяснить одну виселицу, а не две» . Софья Перовская во время свидания в тюрьме с матерью успокаивает ее: «Помни, мамочка, что я с радостью встречу смерть. Единственное, чего я боюсь, это помилования» . Напрасно боялась Софья Львовна, напрасно опасался Андрей Иванович излишней щепетильности или робости правительства: самодержавие даже ввиду той огромной политической выгоды, которую дало бы помилование народовольцев, не могло пойти на него, не изменив своей собственной природе, — справедливость им была оказана. И они взошли на эшафот, на заслуженный ими пьедестал, смертью своей, как круговой порукой, спаяв с делом революции судьбу следующего поколения.
Из книги Ф. НЕСТЕРОВ "СВЯЗЬ ВРЕМЕН"
Оценили 6 человек
13 кармы