Через костры и пытки. Погибший в борьбе.

12 1664


Время действия— XVI век.

Место действия — Франция

Пьер де ла Раме










1

В Париже свирепствовала чума. Она косила людей без разбору, проникая не только в лачуги бедняков, но и в дворцы вельмож. Она не в первый раз поражала город, и люди знали, какой дорогой ценой приходится им расплачиваться во время эпидемий «черной смерти».

По опустевшим улицам громыхали колесами телеги с накрытыми рогожей телами ее жертв, которым, казалось, не будет конца. На перекрестках жгли костры. Дым висел над Парижем, окутывая дома, как во время пожарищ. На дверях многих зданий были намалеваны кресты. Только всемогущий и милосердный бог мог помочь избавить город от этой страшной напасти.

Над городом плыл колокольный звон. В набитых до отказа храмах служили молебны. Пастыри обращались к господу с мольбами сменить гнев на милость, а к прихожанам — с укором в том, что это за их прегрешения всевышний наслал суровое испытание на своих чад. Те, у кого была возможность, спасались бегством. Куда-нибудь, только подальше от этого ада, от смерти, витавшей над каждым, кто оставался в городе. Все пути вели из Парижа. И ни один из них — в Париж. В эти драматические дни 1545 года полной неожиданностью для окружающих было появление в столице Франции Петра Рамуса (Пьер де ла Раме (1515—1572), известный под именем Петра Рамуса). Он покинул город в самом начале эпидемии, отправившись в родную Пикардию, где жили его мать, его дядя, которому он был стольким обязан. И вдруг, прервав свое сельское уединение, вернулся в осажденный чумой Париж.

Тому была своя причина, сыгравшая немалую роль в дальнейшей его судьбе. Рамус получил послание из Парижа с предложением преподавать в Коллеж де Прель. Ему, осужденному королевским указом, обвиненному в безбожии, отстраненному от чтения лекций в университете, неожиданно представилась возможность вновь подняться на кафедру, заняться делом, которому он посвятил жизнь. Разве мог он упустить такой случай?

И он устремляется в Париж, пренебрегая опасностью для жизни, ибо все равно без любимого дела жизни для него нет. Наверное, немногим был понятен его поступок, но Рамуса это мало интересовало. Он привык равнодушно относиться к людской молве, не обращать внимания на то, что говорят о нем за его спиной. У него была жизненная цель, к которой он шел прямо, не сворачивая с избранного пути.

Его встретил Николя Лессаж, возглавлявший коллеж, произнес несколько торжественных фраз, расточая похвалы Рамусу, потом сам отвел его в помещение, где тому предстояло жить, и оставил одного. Рамус сел в кресло перед столом, с наслаждением расслабился: путь в Париж был долгим и изнурительным. Но, утомленный физически, Рамус чувствовал необычайный подъем духа после тех дней отчаяния, которые ему довелось пережить.

Его обвинили в том, что он сеет смуту в умах молодежи, учит непочтительному отношению к признанным авторитетам, и даже — подумать только — в безбожии. Недруги ученого смогли ввести в заблуждение самого короля, и Франциск подписал приговор, который практически лишал Рамуса возможности продолжать научную деятельность и преподавать. В приговоре, в частности, говорилось о двух его последних книгах: «Мы приговариваем, осуждаем, запрещаем две вышесказанные книги, запрещаем всем издателям и всем книгопродавцам нашего королевства, всех его земель и сеньорий, и всем нашим подданным, кем бы они ни были, где бы они ни находились, издавать, публиковать, продавать, давать на прочтение в нашем королевстве и во всех землях и сеньориях сии книги. А также, чтобы упомянутый Рамус не смел ни читать, не давал бы списывать, ни печатать, ни распространять эти книги, а также, чтобы он не осмеливался нигде преподавать ни философию, ни диалектику, а также, чтобы нигде и никогда не дерзал злокозненно хулить ни Аристотеля, ни всех иных древних авторов, ни нашу любимую дочь — университет». Это была чудовищная несправедливость, результат происков его недругов. Рамус никогда не хулил Аристотеля и иных древних мыслителей, к которым относился с почтительностью и уважением. Он выступал против той схоластической науки, которая ничего не желала знать, кроме авторитета Аристотеля и других мыслителей античного мира. Она начиналась и заканчивалась их изречениями, которые рассматривались в качестве вечных истин. Более того, высказывания античных авторитетов подвергались искажениям, весьма вольной интерпретации, подгонялись под те схоластические схемы, которые создавались в стенах университетов и коллежей. Да сам Аристотель, будь он жив, возмутился бы против такого использования его научного наследия.

И Рамус честно и открыто заявил о том, что истинная наука не должна опираться на незыблемые авторитеты. Она должна развиваться, искать, открывать. Лекции Рамуса, его публичные выступления вызывали огромный интерес. Молодежь до отказа заполняла аудитории, где он выступал, встречала его рукоплесканиями. Но большинство ученых мужей, насупив брови, воспринимали его смелые заявления как выпады против своих собратьев, как попытки унизить и принизить их. Еще больше распаляло их то, что Рамус неизменно одерживал победы в диспутах. Его логика, остроумие, блестящий ораторский дар обеспечивали ему неоспоримое преимущество во время дискуссий с противниками. На Рамуса сыпались доносы. И, пожалуй, самым серьезным обвинением из всех, которые ему предъявлялись, было обвинение в безбожии.

Это было время, когда во Франции, как и в других странах, росло влияние протестантизма — религиозного течения, выступившего против господствовавшей в Западной Европе католической церкви во главе с папой римским, объявившим себя наместником Христа на земле. Притязания католицизма на безраздельную духовную власть над людьми, лицемерие, алчность, корыстолюбие служителей церкви вызывали оппозицию к церкви во всех слоях общества.

С того октябрьского дня 1517 года, когда августинский монах Мартин Лютер вывесил на дверях Замковой церкви в Виттенберге свои 95 тезисов, направленные против католицизма, началось широкое протестантское движение не только в Германии, но и в других странах, где доселе непререкаемым был авторитет папской власти. Идеи протестантизма проникли и во Францию. Число их приверженцев, которых здесь именовали гугенотами, росло изо дня в день. Но католическая церковь не собиралась без борьбы сдавать свои позиции. Там, где она только могла, она преследовала протестантов. Они объявлялись еретиками, посягнувшими на священные устои истинной веры. Инквизиция расправлялась с ними, стремясь устрашить людей, подавить антикатолические настроения. Обвинения в безбожии могли привести обвиняемого на скамью подсудимых. А представший перед судом инквизиции мог считать себя заранее осужденным. Судьи в сутанах крайне редко выносили оправдательные приговоры. Обвинение Рамуса в безбожии могло для него кончиться трагически. Но он не сдавался. Он боролся. Боролся не ради личных выгод, а ради блага науки, которой он посвятил всю свою жизнь. Потому и был Рамус так несказанно обрадован возможностью вновь заняться преподаванием в Коллеже де Прель. Потому и пренебрег опасностями, поспешив в Париж во время эпидемии чумы.

Коллеж был не очень именит. Основанный еще в 1314 году королевским секретарем Раулем де Прелем, он находился в середине XVI столетия в упадке. Лессаж был глубоким стариком, не имевшим сил для того, чтобы поддерживать в нем порядок. Но и уходить на покой он не хотел. Он предложил Рамусу взять дело в свои руки, с тем, чтобы самому числиться главой заведения. Рамус, не раздумывая, согласился. Он истратил все свои сбережения на то, чтобы перестроить здание коллежа, отдал все силы для того, чтобы перестроить процесс преподавания в нем. А блистательные лекции Рамуса сразу же привлекли внимание молодежи, сделав Коллеж де Прель одним из самых популярных учебных заведений Парижа.

И конечно, сразу же полетели новые доносы. Рамусу пришлось тратить время и силы на то, чтобы оправдываться, отвергая те обвинения, которые ему предъявлялись. Ему запретили читать лекции по философии? Он не нарушил запрета. Он преподавал риторику. Ему запретили издавать свои сочинения? Он не издал ни одного. А что касается тех реформ в преподавании, которые он ввел в коллеже, то о них в королевском приговоре не было ни слова. И разве можно считать крамолой то, что с помощью этих реформ Рамус стремился заставить своих учеников самостоятельно мыслить и рассуждать, а не заучивать готовые формулы, не воспринимать без раздумий чужие мысли?

Но доносы продолжали идти. Рамуса обвиняли в том, что он «портит молодежь», прививая ей «дерзость, эгоизм, алчность, бесчестье и предательство». Рамусу приходилось писать объяснения, оправдываться. Впрочем, нет, он не оправдывался. Он обвинял своих недругов в косности. Ведь они чинили козни не только ему, они ставили преграды на пути развития знания. Они были врагами знания, противниками развития науки. Рамусу было трудно, но он не опускал руки. Жизнь закалила его. Закалила бедность, в которой прошли его детские годы. В ту пору, когда его коллеги кичились знатностью происхождения, он с гордостью говорил, что он крестьянский сын, упорным трудом выбившийся в люди. Рамус не кривил душой. Он еще в раннем детстве проявил редкое упорство. Подумать только, в восьмилетнем возрасте он отправился пешком в Париж, без гроша в кармане, мечтая лишь об одном — учиться. Он осуществил мечту, когда ему исполнилось двенадцать лет. Не по летам самостоятельный, он поступил в услужение к богатому военному. Зато он сам зарабатывал на жизнь, а это давало ему возможность учиться в коллеже. Он недосыпал, занимаясь ночью или на рассвете до боли в глазах. Слишком дорогой ценой доставались ему знания, к которым он стремился. Он мог бы сказать про себя, что прошел все: огонь, воду и медные трубы. И когда на него ополчились те, кто увидел в его реформах угрозу сложившейся системе преподавания, устоям схоластического мышления, он принял вызов. Им удалось однажды одолеть его. Но предстояли новые схватки, трудная и упорная борьба.

2

В длительной борьбе победы сменяются поражениями, а на смену неудачам приходят удачи. Настало время и Петра Рамуса. Он связывал благоприятный для него поворот событий с восшествием на французский престол короля Генриха II. Новый монарх отменил прежнее постановление, запрещавшее Рамусу преподавать философию и издавать книги. Более того, он направил ученому личное письмо, в котором сообщал, что ему присваивается звание «королевского лектора» и предоставляется кафедра в одном из виднейших учебных заведений, в Коллеж де Франс. Конечно, королю и в голову бы не пришло заниматься делом Рамуса. Просто приближенные к нему покровители ученого убедили его в том, что Рамус оказался невинной жертвой интриг и король может сделать жест, который принесет ему славу «покровителя науки». Как бы там ни было, Рамус одержал победу над своими противниками, которые должны были затаиться, до поры до времени оставив его в покое. А он, воспользовавшись предоставленными ему правами, отдавал всю свою энергию, читая лекции теперь в двух коллежах, ратуя за перестройку учебного процесса, которую считал делом своей жизни.

Аудитории на его лекциях всегда были заполнены до отказа. Его принимали восторженно. Вопреки сложившемуся обычаю, он не читал ту книгу, содержание которой излагал, а говорил свободно, не обращаясь к заранее написанному тексту. Он остроумно отвечал на доводы своих противников. Противники Рамуса притаились, но порой делали свои вылазки, словно пытаясь напомнить о том, что они только ждут времени вновь начать борьбу против дерзкого вольнодумца.

Однажды, когда Рамус был приглашен читать курс в Коллеж Камбре, они предприняли попытку сорвать первую лекцию. Им удалось уговорить часть школяров встретить лектора свистом и гиканьем. Такая неожиданная встреча не выбила Рамуса из колеи. Он не смутился, а как ни в чем не бывало начал говорить, не обращая внимания на тех, кто стремился ему помешать. Он говорил так увлеченно, весь уйдя в предмет излагаемой науки, что сумел заинтересовать своих слушателей. Аудитория притихла. А последние слова, произнесенные Рамусом с кафедры, утонули в рукоплесканиях. Неудача распалила противников Рамуса. В парламент посылались новые доносы со старыми обвинениями. Против Рамуса были направлены книги, памфлеты, в которых ученого поносили за то, что он будто бы сеет неверие в умах молодежи. Их авторов бесило то, что Рамус словно не реагировал на все эти выпады, оставался спокойным и невозмутимым. А еще больше — та слава, которая распространилась далеко за пределами Франции о мыслителе, выступавшем против закостенелой схоластики, за свободное развитие науки. Поводом для новой травли ученого стало его заявление о переходе в протестантскую веру. Случилось это в 1561 году.

Можно предполагать, что в значительной мере принятое им решение порвать с католицизмом было вызвано тем, что именно католическая церковь цепко защищала незыблемость всего того, что было ею освящено раз и навсегда. Она стремилась сохранить средневековые порядки, видя в любом новшестве угрозу своему авторитету. Она превратила науку в служанку богословия. А тут наука вдруг начинала претендовать на самостоятельную роль. Конечно, допустить этого церковь не могла.

В одной из своих работ Рамус выступил за просвещение народа. Наука, считал он, не должна быть достоянием богатых и знатных. Она должна быть доступна всем, в том числе и беднякам. Что касается средств на обучение, то их вполне могли бы предоставить монастыри, представители духовенства. Можно себе представить, как отнеслись служители католической церкви и монашество к этой идее. Ярые противники просвещения масс, они, естественно, восприняли ее как покушение на свои богатства. Понимал ли Рамус все это? Видимо, понимал. Во всяком случае, его переход в протестантизм был прямым вызовом католицизму.

Кроме неприятностей, этот шаг ничего ему не сулил. Во Франции к тому времени было уже немало приверженцев протестантизма. Но они постоянно подвергались нападкам со стороны католиков. Не раз гугеноты становились жертвами религиозной нетерпимости, не раз платили жизнью за отступничество от католической веры. В 1562 году парижский губернатор издает приказ всем протестантам покинуть город. Тем, кто ослушается, он угрожает физической расправой. Рамус хорошо знал, что это не пустая угроза. Дважды на него организовывается покушение. Только чудом ему удается избежать гибели. Верные друзья убеждают его, что надо бежать.

Под покровом ночи, переодетый в костюм мастерового, он пробирается тайком по запутанным парижским улицам, прижимаясь к стенам домов, когда по булыжным мостовым гулко топают кованые сапоги солдат. Благополучно миновав городские ворота, он затем, обходя стороной дороги, бредет как бездомный бродяга по лесам и полям, ища пристанища, где он бы мог не опасаться быть схваченным и растерзанным.

Он находит пристанище у одного из своих друзей в глухой деревушке. В холодные вечера у жарко пылающего очага, помешивая угли, он не перестает думать о том, что же сталось с его учениками там, в Париже, в городе, где разыгрались жесточайшие религиозные распри. Но ни на минуту ему не приходит мысль о том, что он совершил ошибку, порвав с католицизмом. Напротив, война, объявленная католиками протестантам, убеждала его в правильности принятого решения.

Наконец в марте 1563 года в Амбуазе католики и протестанты приходят к мирному соглашению, которое, казалось, кладет конец преследованиям гугенотов. И Рамус спешит в Париж, полный надежд и планов. И вновь он выступает против схоластики в науке, подвергает критике Аристотеля, авторитетом которого прикрывалось ученое невежество. Требование Рамуса — изучать и исследовать, а не воспринимать бездумно мнения самых крупных авторитетов. Он заявлял, что никогда не пользовался для подтверждения своих мнений ссылками на священное писание, на Моисея или Христа, а опирался на философские аргументы. Он готов принять любые аргументы своих противников, спорить с ними, но только не ссылками на авторитетные имена. Эти ссылки не могут быть доводами в научных спорах.

Круг интересов Рамуса огромен. Он занимается философией и логикой, риторикой и грамматикой, геометрией и арифметикой. Он проявляет интерес к астрономии, увлекается оптикой. А наряду с этим выступает с проектом реформы образования. Слава Рамуса достигает крупнейших университетов Европы. Его приглашают в Германию и Швейцарию. Его старается заполучить к себе Болонский университет. А во Франции он продолжает оставаться объектом злобных нападок. Нападки его противников действительно злобны. В появляющихся то и дело пасквилях речь идет даже о крестьянском происхождении ученого и его внешности. И все те же обвинения в безбожии, в ереси, в отступлении от католической веры.

А дальше — еще больше. Его противники подсылают к Рамусу наемного убийцу. Однако тому пришлось убедиться, что ученый обладает недюжинной физической силой. Он сумел обезоружить его и вышвырнуть из дома. Для молодых людей, которых подговорили напасть на коллеж, где преподавал Рамус, хватило слов. Тот, кому они угрожали расправой, вышел к ним сам и настолько убедительно объяснил им, что их сделали исполнителями недоброй воли, участниками нечистой игры, что они удалились восвояси.

И так всю жизнь. В схватках с противниками, в борьбе с клеветниками и пасквилянтами, в постоянном ожидании самых неожиданных ходов со стороны тех, кто пытался заглушить его голос в защиту научного познания природы.

Между тем мир, заключенный между католиками и протестантами в Амбуазе, оказался непрочным. Вновь вспыхнули религиозные распри, вылившиеся в гражданскую войну. И Рамусу опять приходится бежать из Парижа.

Когда он, шесть месяцев спустя, в марте 1568 года возвратился в столицу, он нашел Коллеж де Прель разоренным. Фактически была уничтожена библиотека, книги растащили, безвозвратно погибли многие рукописи ученого. На развалинах того, во что было вложено столько сил, Рамус принимает решение уехать из Франции. Он получает разрешение на поездку за границу и в жаркий июльский день покидает Париж.

3

Он не ожидал такой теплой встречи и был растроган до слез тем, что его приняли в Страсбурге как крупнейшего ученого, которого здесь хорошо знали и почитали. И профессора, и студенты стремились выказать ему свое уважение. В его честь был дан торжественный ужин, на котором он услышал немало лестных для себя слов. Рамус с интересом знакомился с городом, о котором был столько наслышан. Восхищался архитектурой городского собора и церквей Сен-Тома и Сен-Пьер-Ле-Вье, осматривал дом, в котором жил отец книгопечатания Гутенберг. Он вел беседы со своими коллегами из университета. Но стоило ему намекнуть о том, что он был бы не прочь остаться преподавать в Страсбурге, как он сразу же почувствовал холодок отчуждения. Да, его нападки на Аристотеля, слишком смелые суждения о состоянии современных наук были явно не по душе и здесь. Он был «возмутителем спокойствия», и это было основной причиной нежелания университетского начальства видеть его в числе преподавателей.

Рамус все понял и не стал задерживаться в Страсбурге. Его путь лежал в Базель, потом был Франкфурт-на-Майне, Гейдельберг. Были встречи с учеными, единомышленниками и теми, кто вел с ним полемику. Его восторженно приветствовали студенты, ему оказывали знаки внимания профессора. Однако, когда речь заходила о возможности преподавать в университетах, он получал вежливый отказ. Никто не желал иметь дело с этим беспокойным человеком, которому явно не по душе размеренная жизнь.

Даже в центре кальвинизма, в Женеве, Рамус, принявший учение Кальвина, натолкнулся на нежелание предоставить ему возможность преподавать. Его с подчеркнутой почтительностью принимали, рассыпали комплименты, именуя его «реформатором науки». Но его женевские коллеги продолжали быть приверженцами устоявшихся традиций. Они приветствовали Рамуса, а в то же время не мыслили себе, как можно отказаться от авторитета Аристотеля, чье учение сам Жан Кальвин провозгласил основой философского образования. Ученый прочитал в Женеве несколько лекций, а затем, ранее намеченного срока, решил покинуть Швейцарию.

Он все хорошо понял, и прежде всего то, что и в этой стране, в которой ученым мужам удалось освободиться от опеки католической церкви, на пути развития научного знания стоит немало препятствий. Не случайно именно в Женеве, где господствовали протестанты, был сожжен на костре Мигель Сервет. Протестантизм отнюдь не открыл простора для научного творчества, как это казалось прежде Рамусу.

Глубоко разочарованный, он покидал Швейцарию. Молча смотрел в маленькое оконце кареты на проплывавшие мимо ухоженные деревушки, маленькие городки с огромными готическими храмами, украшенными стрельчатыми арками и многочисленными фиалами. А мысли его были уже в Париже, куда влекла его судьба. Что делать, если в протестантской стране для него не нашлось места, где он мог бы спокойно заниматься наукой.

Видимо, дело не только в вере, если он оказался чужим в среде своих единоверцев. Дело в ином: в том, что для него неприемлемы схоластика и догматизм, бездушное преклонение перед авторитетами. А такие позиции встречают в штыки не только католики, но и протестанты. Как, впрочем, и приверженцы других религиозных направлений. Они пытаются затормозить движение человеческой мысли, заставить ее пребывать в полусне. Но жизнь не стоит на месте, она развивается, и мышление людей должно поспевать за нею, а не пребывать в мире раз и навсегда установленных формул и правил.

«Господи, да разве я не ценю Аристотеля, не считаю его великим мыслителем? — в который раз повторял про себя Рамус. — Но я ценю живого Аристотеля, а не того, которого создали схоласты. Да будь сейчас жив Аристотель, разве он бы не восстал против тех, кто провозгласил все изреченное им много столетий назад вечными и непогрешимыми истинами? Разве Аристотель сам не пытался познавать мир, а не повторять, как догмы, мысли господствовавших в его эпоху авторитетов?»

Рамус поймал себя на том, что разговаривает сам с собой. Он улыбнулся, покачал головой. С кем еще мог он говорить на эти темы? Он был одинок. Несколько его верных учеников и последователей были преданны его идеям, его реформам, но хватит ли у них сил отстаивать их до конца, не боясь вступить в конфликт с общепризнанным мнением? Ведь такие конфликты могли окончиться весьма печально для них. Рамус не удивлялся, когда некоторые из его почитателей вдруг оказывались в стане противников. Они поступались убеждениями, предпочитая спокойную жизнь борьбе. Кто знает, выдержат ли другие? И не обернется ли против него самого прежняя его откровенность? Лучше уж поверять самому себе сокровенные мысли...

Путь до Парижа в те времена был долгим и утомительным. Усталый и измученный, Рамус наконец добрался до знакомого дома, в котором располагался Коллеж де Прель. Здесь он жил и испытал ни с чем несравнимое наслаждение, вновь переступив порог своего жилища. Однако радость возвращения быстро улетучилась. Вести, услышанные им, были отнюдь не радостны.

Примирение католиков и протестантов оказалось очень кратковременным. Религиозная нетерпимость взяла верх. Король издал указ, согласно которому лица, не принадлежащие к римско-католической церкви, изгонялись из парижского университета. Им запрещалось читать лекции, «как закрытые, так и публичные». Среди тех, кто остался без места, был и Рамус. Опять надо было бороться, отстаивать свои права.

Бороться за то, чтобы ему разрешили заниматься наукой, которой он посвятил жизнь. Рамус пишет письмо влиятельным сановникам, церковным иерархам, стремясь восстановить справедливость. Он пытается с помощью логических доводов убедить их, что не является «отступником», как это пытались представить его противники. Он верный христианин, даже в мыслях не помышлявший о том, чтобы выступать против христианской религии. Увы, на свои письма и прошения он получает отказ. Ему запрещено преподавать в университете, запрещено заниматься преподавательской деятельностью. Он был обречен на молчание. И хотя король сохранил за ним звание королевского лектора, хотя он продолжал числиться главой коллежа, за что ему регулярно выплачивалось жалованье, он был отстранен отдел. Впрочем, даже королю оказалось не под силу отстранить Рамуса от науки. В сложнейшее для себя время ученый не прекращает работать, он занимается переводами научных трудов, пытается систематизировать науки. Как обычно, в пять часов утра он занимает место за письменным столом. После пяти часов работы — короткий перерыв, небольшая прогулка, завтрак, а затем снова за книги. Рамус не сдавался под ударами судьбы.

4

Осень 1572 года была последней в жизни Пьера де ла Раме, известного под именем Рамуса. Он словно предчувствовал это, торопясь закончить начатые труды. Почти все свое время он проводил за рабочим столом, стараясь не показываться на людях.

До него доходили слухи о том, что католическая лига вновь поднимает голову, все резче выступая против протестантов. И хотя до открытых столкновений дело не доходило, было ясно, что в ближайшее время религиозные распри вспыхнут с новой силой.

У Рамуса была возможность уехать из Парижа. Ему предложили место в посольстве, отправлявшемся в Польшу. Но он отклонил это предложение. Он не желал прерывать свою научную работу. Это решение было для него роковым.

В ночь на 24 августа в Париже началась массовая резня гугенотов. Ее организаторы во главе с королевой-матерью Екатериной Медичи и вождями католиков Гизами — могущественным аристократическим родом, не случайно выбрали ночь под праздник святого Варфоломея. В Париж съехались гугеноты со всей Франции, чтобы принять участие в свадьбе Генриха Наваррского с сестрой короля Маргаритой. Удачнее ничего и придумать было нельзя, чтобы нанести непоправимый удар по протестантам. Екатерина Медичи убедила короля в том, что гугеноты замышляют против него заговор, и он дал согласие на расправу.

Рамус слышал топот кованых сапог, доносившийся с улицы, слышал истошные крики жертв неистовствовавших убийц, уничтожавших таких же, как и они, христиан с именем бога на устах. Они не вспоминали библейскую заповедь «не убей», распаленные жаждой мести. Рамус понимал, что пришел и его час.

Ночь прошла без сна. Наутро, спустившись вниз с пятого этажа, он узнал от привратника о кровавой резне, которую пережил Париж. Он вновь поднялся к себе и весь день не покидал жилища, продолжая работать, будто все происходившее в городе его не касалось. Чем он мог помочь несчастным жертвам? Удивляло лишь одно: что расправа миновала его самого.

Следующая ночь была такой же тревожной. Католики не могли успокоиться, пока не были уничтожены все известные им отступники от «истинной веры». Со шпагами наголо, с кинжалами в руках рыскали по домам группы людей. Они шарили по подвалам, выволакивая оттуда перепуганных насмерть людей, которые рассчитывали спрятаться от убийц. Под ликующие вопли опьяненных кровью фанатиков совершалась жестокая расправа. Рамус вновь не сомкнул глаз, и только тогда, когда наступило утро, он прилег отдохнуть. Неужели и на этот раз судьба хранила его?

Сквозь дремоту он услышал тяжелые удары в деревянную дверь и понял: они пришли за ним. Он спокойно встал на колени и начал молиться. Скрипела под тяжестью людей деревянная лестница. Летели на пол какие- то тяжелые предметы, раздавался скрежет железа. Толпа, ворвавшаяся в дом, крушила все на своем пути. Наконец, сорвав дверь с петель, убийцы ворвались в кабинет. Рамус встал, распрямил спину, в упор глядя на тех, кто принес ему смерть. Подняв руку, он сказал: «Господи, смилуйся надо мной и этими несчастными, которые не ведают, что творят». И тут же раздались выстрелы. Две пули почти одновременно прострелили ему голову, а острие шпаги вонзилось в грудь. Рамус покачнулся и медленно сполз на пол.

А беснующаяся толпа подхватила его тело и вышвырнула в окно. Однако и этого было мало. По свидетельству очевидцев, тело Рамуса потащили за веревку на набережную Сены. Потом от него отделили голову, а тело бросили в реку. Христианин Петр Рамус погиб от руки христиан...

Прошло время, и люди воздали должное мыслителю, которого А. И. Герцен назвал «погибшим в борьбе». Он действительно провел жизнь в борьбе против догматизма и косности, стараясь открыть путь к познанию природы, к постижению сокровенных тайн мироздания. Во дворе Коллежа де Франс, выходящего на парижскую улицу Сент-Жак, среди скульптурных портретов самых именитых ученых, преподававших в этом учебном заведении, стоит и бюст Петра Рамуса. Этот скромный памятник — дань уважения человеку, который честно и прямо шел к цели, ибо верил в правоту своего дела.

Автор: А. Белов.

::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Матвиевская Г.П. Рамус. Книга доктора физико-математических наук Т.П. Матвиевской посвящена жизни и творчеству Пьера Рамуса, одного из наиболее ярких ученых Франции XVI в. - философа, математика, педагога, страстного борца за реформу системы образования. Рамус выступал с резкой критикой средневекового аристотелизма и схоластических традиций, сковывавших развитие науки, был выдающимся пропагандистом науки, автором многочисленных учебников по математике, логике, грамматике.







Дополнительно:

Через костры и пытки. Александрийская трагедия. 

Через костры и пытки. Узник монастырской тюрьмы. 

Через костры и пытки. Вечный скиталец. 

Через костры и пытки. Небесные врата Улугбека. 

Через костры и пытки. Последний путь Мигеля Сервета. 

Через костры и пытки. Великий паломник. 


Философия Аристотеля. Ч. I. Критика идей Платона и гносеологические взгляды


Философия Аристотеля (рассказывают С.Месяц, В.Петров, А.Павлов, А.Россиус)


Философия. Философия Аристотеля.


«Это будут решать уцелевшие»: о мобилизации в России

Политолог, историк и публицист Ростислав Ищенко прокомментировал читателям «Военного дела» слухи о новой волне мобилизации:сейчас сил хватает, а при ядерной войне мобилизация не нужна.—...

Прогноз для Тбилиси: жаркое лето, циклон с Запада

Вся прошлая неделя прошла под знаком обострения ситуации в сопредельном и важном для России государстве — Грузии. Так что это было и что последует дальше? Очередной всплеск активности оп...

Логика глобальной депопуляции (читай – геноцида)

Или: чего хотят Швабы? Клаус Шваб в представлении не нуждается, он уже стал символом, (хотя пока дышит и̶ ̶п̶р̶о̶и̶з̶в̶о̶д̶и̶т̶ ̶С̶О̶2̶), потому сразу к делу. Шваб и его многочисле...

Обсудить
  • А сказки про невинно убиенного учОнго Бруно будут? Очень жду и чтоб обязательно с уклоном в косность церкви и прямым текстом мол попы все устроили!
  • Аристотеля-схоласта замордовал и стал изобретателем новой схоластики: пуританской. Диалектику уконтрапупил из двух предпосылок и одного заключения и воздвиг на её месте троицу из архетипов с энтипами и эктипами. Тот ещё мазурик был "богоподобный". Типа невинная овечка божеская, а сам раскол церковный обеспечил своими дьявольскими, схоластическими манипуляциями и создание на основе своих философских методов ещё одной, уже пуританской секты новых христианских гопников. Как бы за что боролся, на то и напоролся. Иначе и быть не может. Религиозное мракобесие всегда к резне между сектантами приводит.
  • Интересно и познавательно!