Спасатель

 

Антошке четыре года, скоро пять. В церковь мама привезла его в коляске. Он, Антошка, скоро сам будет ходить, он уже ходил сам, вы не думайте! И скоро снова будет ходить сам, говорят доктора.

В церкви мама берет Антошку на руки чтобы он, Антошка, сам, своей рукой, поставил свечки. Он любит именно так — сам! И бабушка говорила всегда «самостоятельный мужик растёт». Свечки у него падают иногда, иногда воск капает на пол, за что ругается тётя Паша в длинной до пола юбке, которая продает эти свечки Антошкиной маме, но Антошка всегда требует «Я САМ!». А ещё тётя Паша называет его, Антошку, и маму его «антихристами» за то, что услышала, как Антошка, ставя свечку намолил «Спасителю дяде Серёже». И так каждый раз — Антошкины свечки Спасителю дяде Серёже за здоровье и бабуле за упокой. И каждый раз ругается-бурчит тётя Паша, но Антошкина мама её не корит, ведь тётя Паша не знает…

А не знает тётя Паша, что в тот морозный вечер в квартире козла-алкоголика Василия Палыча со второго этажа рванул газ. Антошка не помнит самого момента, он спал уже в кроватке, но слышал потом много. Маму его, какой-то чудесный случай, может тот самый материнский инстинкт, понес как раз в тот момент к нему, к Антошке. И оказалась мама аккурат в проёме двери между перекрытиями. И её, маму, вытащили из пыли и обломков одной из первых и почти невредимой. Не столько бинты и шины маме нужны были от врачей, сколько успокоительное женщине, у которой там, придавленными под плитами, остались лежать в разных комнатах мать и ребёнок.

Капитан МЧС Сергей руководил разборкой подъезда. Время поджимало — на улице минус 19, каждая секунда на счету, а коварная плита, прижавшая Антошку, лежала как детская качалка на остатках несущей стены. Поднимешь правую часть над Антошкой — идёт обрушение левого ствола. Там, где бабушка Антошки лежит. Поднимешь левую — раздавишь Антошку. Было бы лето, чёрт подери! Можно было бы дождаться подмоги, снять балласт, уравновесить, и после расчистки подходов двумя кранами поднять плиту. Часов семь, максимум восемь ещё. Но на улице минус 19 и шёл пятый час борьбы за жизнь тех, кого ещё можно было спасти. Решать некому, кроме него, капитана. Он не Спаситель конечно, но в тот миг именно он, в свои неполных тридцать три, был Его наместником на Земле, ибо решал вопросы жизни и смерти людской. И он принял это решение.

Антошка многого не помнит, но картину, когда из мрака снова возникло Небо и взорвался Свет, и через этот Свет крепкие руки дяди Серёжи запомнил на всю жизнь. Антошка не может помнить дядю Серёжу таким, каков тот на всех фотографиях — темноволосым. Антошка помнит дядю Серёжу таким, каким увидал — уже совершенно седым…

Антошке скоро пять. Он скоро сам будет ходить, он уже ходил сам. В церкви он слышал слово «Спаситель», а дома много-много раз слово «спасатель». И вот у Антошки по отношению к дяде Серёже два этих понятия слились в одно.

А тётя Паша просто не знает…

© Леонид Кальницкий