Олежка

Утро на коммутаторе выдалось какое-то бешеное. Почти сразу после развода всем приспичило куда-то звонить. Причем, по таким позывным, что у меня ум за разум заходил при попытках вспомнить схему связи.

Неожиданно все прекратилось. Не веря своему счастью, я достал «Астру», закурил и налил в банку воды из канистры для кофе. Курить на коммутаторе, вообще-то, было запрещено, но при высокой нагрузке на телефониста на это дело закрывали глаза.

Солдатским чутьем уловив какое-то шебуршание за дверью, я повернулся. Дверь медленно отворилась и в комнату вошло нечто… Передо мной стоял незнакомый солдат. Ростом 185, примерно 44 размера в плечах, наверное 42 в талии и одетый, конечно же, размера на четыре больше. Кроме этого, при движении он выворачивался так, что казалось, будто он просто переламывается. А если посмотреть на него сбоку, то по всему выходило, что солдат какой-то двумерный. У него были высота и ширина, но отсутствовала толщина.

— Бляяяяя… Только и смог я выговорить.

Следом за ним зашел начальник штаба.

— Так. Это ваш новый боец. Переведен в наш батальон. Зови замка или Палыча. Пусть оформляют, как полагается. Кстати, где Палыч?

— Недавно вышел. На территории где-то.

— Знаю я, как он на территории. Или спирт в санчасти пьет, или за грибами пошел.

— Не, товарищ капитан. Он до 18.00 ни-ни…

— Ну ладно. Я пошел.

Палыч — это наш командир взвода. Уже, можно сказать, дембель. На пенсию ему через года полтора. Отличный специалист, максимум чего достиг — звания старшего лейтенанта. Просто когда ему в очередной раз присваивали капитана, он это дело отмечал с таким размахом, что через пару дней его снова делали старлеем. А капитана ему пытались дать раз 5−6.

— Олег, — протянул мне тонкую и длинную руку новичок и уставился на меня огромными, грустными глазами. Не надо было смотреть в его личное дело, чтобы определить его национальность. Передо мной стоял чистокровный еврей.

— Костя, — ответил я. В этот момент снова заверещал коммутатор.

— Включи кипятильник. Чай, кофе, сахар в шкафу. Перекусить там тоже есть. И я сразу же забыл о нем.

На следующий день мы думали, куда пристроить Олежку. Как-то сразу получилось так, что все стали звать его таким уменьшительным именем.

Дел у нашего взвода было невпроворот. Поэтому первое, на что решили его направить, была линия. Аккурат мне и была предложена «почетная» обязанность научить Олежку лазить по столбам. Благо, неподалеку от части здорово провис наш кабель.

Взяв когти, телефон и нехитрый инструмент, мы вдвоем вышли за ворота. Добравшись до нужного столба, я стал показывать Олежке, как надевать когти. Затем, подойдя к столбу, показал, как на него надо залезать. Сначала как обычно, когда создается впечатление, будто идет себе человек по горизонтали, а потом вдруг начинает идти по вертикали. А затем медленно, чтобы показать, как и чем цепляться. Олежка вроде все понял.

Понять не значит сделать. Обхватив столб, Олежка поставил на него одну ногу, затем вторую. Чуть не упав, перехватился руками и подтянул ноги. Далее чуть подумал и снова переставил ноги выше. И еще раз. Но руками не перехватывался. Он застыл на высоте примерно метра в причудливой позе: руки держат столб, ноги почти прижаты к рукам, тощая задница свисает вниз. В такой позе обалдевшего лемура он провисел несколько секунд, затем посмотрел на меня глазами, в которых отражалась вековая скорбь всего еврейского народа, и обреченно рухнул вниз. Ему элементарно не хватило сил подтянуться.

Таким образом мы перепробовали на Олежке все направления деятельности нашего взвода. Единственное, что он мог отлично делать, это дежурить на коммутаторе. Но при его дежурстве из-за его манеры разговаривать ничего не могли делать офицеры штаба. А после одного случая ему вообще запретили садиться за пульт на срок дольше получаса и только на подмену.

А дело было так. Звонок командира части. За коммутатором Олежка.

— Соедини меня с командиром четвертой роты.

— А таки нет его на месте. Вышел куда-то.

— Найди его.

— Не, товарищ майор, дел много. Давайте я вам замполита дам?

Опешивший от такой наглости комбат, не нашел ничего другого, как спросить:

— А зачем мне замполит???

— А зачем вам командир четвертой роты? — не менее резонно заметил Олежка.

ТА-57 — хороший телефон. Он отлично выдержал бросок в сейф. А комбат с тех пор начал скрежетать зубами, услышав жмеринский акцент.

Как ни странно, Олежка сам себе нашел дело. За нашим взводом числилась уборка территории. Как-то мы разбежались по делам еще с развода, и Олежка остался один убираться на территории. К вечеру приштабную территорию было не узнать. Олежке самому это дело так понравилось, что на следующий день трава была аккуратно пострижена, еще через день пострижены кусты, потом побелен бордюр. За такую красоту комбат простил Олежке его национальные особенности и даже стал втихаря снабжать того сигаретами.

Олежка от нечего делать даже сделал симпатичную клумбу из цветов, которые накопал в лесу и посадил выкопанные там же елочки.

Целый день его можно было видеть с метлой, ножницами или лейкой. А территория просто преобразилась. Казалось, что человек нашел свое место.

Беда пришла как всегда неожиданно. Мне позвонил знакомый из штаба бригады и сообщил, что нач. связи бригады собрался на днях проверить нашу работу ключом на Р-102. Это был удар поддых…

Дело в том, что этой станцией мы пользовались только в качестве приемника и иногда как телеграфной станцией. Работать ключом никто из нас не умел. Было понятно, что за такой пробел в связи нам несдобровать…

Несколько дней мы мучительно пытались освоить азбуку Морзе, сидя в классе ЗОМП в окружении муляжей, показывающих что бывает при поражении теми или иными веществами. Но всем нам было понятно, что ничего толкового не получится. Проблема была не в том, чтобы передать, а в том, чтобы принять…

В назначенный день все мы, включая ком. взвода и нач. штаба, набились в радиостанцию. Грустно глядя на выключенную пока панель, нач. штаба спросил:

— Ну, кто упадет на амбразуру?

Желающих не нашлось. В самой глубине около двери стоял Олежка, также грустно глядя на станцию. Время приближалось. Неожиданно Олежка тихо произнес

— Можно я тогда, раз никто не хочет?

Палыч, ком. взвода, только махнул рукой, проглотив обычное выражение про то, кого и где можно.

Олежка сел на сиденье, как обычно скрючив свое худющее тело, и стал разглядывать станцию.

Неожиданно я понял, что он смотрит на нее не с точки зрения «с чего бы начать», а смотрит как на старого знакомого, что он когда-то ее видел и знает ее отлично. А сейчас он просто здоровается с техникой.

Олежка повернулся и спросил:

— А где журнал связи?

— А что это за журнал?

— Ну… туда записывается время начала и окончания сеанса и еще всякая ерунда

— Да хрен знает. Может в ящиках. Посмотри.

Олежка достал журнал и обратился к нач. штаба:

— Его нужно пронумеровать и прошить.

— Зачем?

— Так положено.

Олежка отложил журнал, пару раз щелкнул ключом и быстрыми, точными движениями включил станцию.

— Пусть прогреется. Дайте кто-нибудь ручку…

В назначенное время запищала морзянка. Олежка взялся за ключ, ответил, дал настройку и сделал первую запись в журнале.

В этот момент мы поняли, что эту проверку наш взвод пройдет.

Олежка пододвинул к себе лист бумаги и тут началась передача. Лично я не смог разобрать ни одного символа, а Олежка, подперев голову рукой строчил на бумаге странные знаки. Как потом оказалось, он просто стенографировал…

Передача закончилась, Олежка переписал все на нормальный язык и протянул лист нач. штаба.

— Это вам. Только тут бред какой-то…

НШ взглянул на лист и взялся за телефон:

— Кодировщика, быстро!

Через несколько минут вернулся кодировщик:

— Товарищ капитан, это условный текст, на него надо ответить вот это. И протянул НШ другой лист бумаги.

— А тот я во входящие занес…

— Хорошо. НШ протянул принесенный текст Олежке.

— Передавай вот это.

То, что произошло дальше, никто не ожидал. Выйдя на связь, Олежка начал передачу…

Звук ключа слился в сплошной какой-то гул, неонка, прикрепленная на фидере под самым потолком, не мигала в такт ключу, как обычно, а светилась ярким, ровным светом. Самым интересным было то, что при такой скорости передача была четко структурирована.

Выпулив текст за какие-то секунды, Олежка стал ждать ответ.

— RPT.

— Хм… сказал Олежка и повторил медленнее.

— RPT.

Еще медленнее…

— RPT.

Еще медленнее передавал Олежка…

В конце концов, после очередного повтора, дождавшись нового RPT, Олежка четко и внятно передал — DLB и сообщил о закрытии связи. Этот DLB мы все приняли «на ура» и откровенно заржали. Было понятно, что Олежка превосходит, и еще как превосходит, любого связиста штаба бригады.

Тут зазвонил телефон. Стоящий рядом НШ снял трубку и чуть не отбросил ее в сторону — из трубки лился сплошным потоком отборнейший мат!

Дождавшись паузы, НШ вежливо поинтересовался, с кем он говорит. После очередных порций матюков выяснилось, что это начальник связи бригады.

— А я начальник штаба, капитан ххх. И я буду требовать собрания суда офицерской чести, так как вы посмели меня не только оскорбить, но оскорбить в присутствии моих подчиненных. Но сначала я напишу на вас рапорт в политотдел корпуса. На том конце провода стали мямлить что-то неразборчивое.

Как выяснилось, начальник связи бригады решил лично размяться — он считался большим специалистом по ключу. Поэтому он сильно удивился, когда Олежка с первого раза принял все, что он передал, и совсем обалдел, когда сам перестал успевать за Олежкой. Сильно краснея, он передавал просьбу о повторе. А уж когда услышал мнение далекого абонента о своих способностях и такое бесцеремонное закрытие связи, просто чуть не сошел с ума…

Мы стали потихоньку расходиться. Олежка выключил станцию и побрел к выходу.

— А куда это вы, товарищ ефрейтор? — спросил НШ.

— Я там подмести до конца не успел. И я не ефрейтор…

— Уже ефрейтор. И это, — НШ обвел рукой вокруг, — твой пост. Это. Твоя. Радиостанция. А уж кому подметать, мы всегда найдем…

Олежка обалдело огляделся и ответил:

— Ну я тогда пойду журнал прошью…

P. S. Все было очень просто. Олежкин дед был коротковолновиком. Много раз его с рацией забрасывали в тыл врага во время войны. Отец тоже стал коротковолновиком. Поэтому Олежка всю эту технику видел сызмальства. Писать и работать ключом он начал буквально одновременно. Выступал на каких-то соревнованиях, что-то успешно завоевывал.

В последующем он неоднократно нас выручал, умудряясь выходить на связь из таких мест, где связи и быть не могло.

При этом, не имея специального образования, ни разу не слышав ни об Остроградском, ни о Гауссе, ни тем более, о роторах и дивергенциях, он буквально чувствовал радиосвязь.

А то, что он никому не говорил о своих знаниях, он объяснил просто — так вы же не спрашивали…

Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы Михаил Крюков

© Михаил Крюков