ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ ДИНОЗАВРОВ

ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ ДИНОЗАВРОВ

Бесплатная газета, которую бросают в почтовые ящики вместе с рекламой и счетами за коммуналку, вдруг стала дефицитом.

Номер передавался из рук в руки, зачитанная до дыр статья обсуждалась на автобусной остановке, на детской площадке, в очереди в поликлинике. Мужики крякали, бабы качали головами.

Принято считать, что русские – народ сердобольный. У нас принято жалеть пьющих или попавших в тюрьму. Но русское умение прощать моментально испаряются, когда попадается на горячем мелкое начальство.

*** *** ***

Газета «За Калужской заставой» опубликовала маленькую заметку, где сообщалось, что директор средней школы попалась на оказании незаконных платных услуг населению. Молодой специалист, учитель русского языка и литературы, принятый на работу под руководством Кулиной Галины Федоровны, проводила в школе дополнительные занятия за деньги.

Отказавшиеся от платных занятий ученики быстро скатывались на двойки и тройки. Возмущенные родители написали жалобу в прокуратуру.

Скандал рванул великий и могучий, как уже давно покойный Советский Союз.

Сигнал подтвердился. Молодой специалист моментально уволилась. Никто из официальных лиц, само собой разумеется, не поверил в то, что о платных занятиях и шантаже родителей ничего не знала администрация школы.

Впрочем, старую директрису, возглавлявшую школу более сорока лет – с момента ее открытия, пощадили. Не отдали под суд, позволили быстро и незаметно уйти на заслуженный отдых. Без прощального банкета, без грамот и положенных по статусу отличника народного образования речей.

Удивительно, но на этот раз народ не злорадствовал. Молодежь крутила пальцем у виска по адресу редакции, среднее и старшее поколение, многие из которых само училось у Кулиной и выучило у нее же своих детей, ахало и охало, пожимало плечами. Но в вину директора никто не поверил.

Галина Федоровна была настоящим советским человеком, той старой закалки, которая сформировалась во время Великой Отечественной войны и почти уже не встречалась в советской действительности с семидесятых – восьмидесятых.

*** *** ***

Этим летом я закончила третий курс педагогического института и искала себе первое в жизни место работы по специальности. На факультете сказали, что мы уже имеет незаконченное высшее образование, а значит – право преподавать. Следовательно, пора приобретать опыт работы на земле, в качестве уже не практиканта, а реального учителя.

Впрочем, в институте нас предупредили, что до диплома работа в школе будет оценена как производственная практика.

Искать работу я решила самым простым путем – попросту обойти ближайшие к дому школы и предложить свои услуги непосредственно администрации.

Студентку не только без диплома о высшем образовании, но и без опыта работы не слишком охотно приглашали в штат.

И вот в третьей по счету школе меня проводили к директору: очень пожилой, за восемьдесят лет, даме, с жесткими химическими кудрями на голове и в крепдешиновом костюме неопределенного цвета покроя шестидесятых годов.

Дама скурпулезно изучила мои документы, подняла глаза на мою белую блузку и выдохнула:

- Могу предложить два девятых класса, русский язык и литература. Но предупреждаю честно: дети тяжелые. Один класс – коррекционный. И у всех последний год не было учителя русского языка. Согласны?

Мне не оставалось иного выхода, кроме как согласиться.

*** *** ***

Классы и в самом деле оказались очень непростыми. Двадцать пять человек «ашек» почему-то считались математическим классом. На самом деле, там просто учились все, у кого все было более или менее нормально и в семье, и с головой, и со здоровьем.

Первый же диктант показал, что некоторые, при полном незнании предмета, все же достаточно грамотно пишут благодаря широкому кругозору и начитанности.

«Бэшки» официально числились коррекционными, а в действительности в этот класс зачисляли всех, кто по каким-то причинам не мог или не желал учиться. Причины могли быть самыми разными: от болезни, которую тщательно скрывали родители, до мальчишек и девчонок с очень непростой судьбой.

В восьмой «Б» год назад пришла тихая, худенькая девочка из Грузии, почти не умевшая писать и читать по-русски. За одной партой с ней сидела подружка – беженка из Югославии.

Третья девчонка класса часто приходила заплаканная и засыпала прямо на уроках. Все знали: ее отец, алкоголик, опять напился и избил мать.

Мальчишки не отставали от женской половины класса: один из них жил с мамой и чередой постоянно меняющихся отчимов, каждого из которых он должен был называть «папой». Другого выгнали из трех вполне приличных школ – и не могли избавиться в этой, потому что здесь он учился по месту прописки. Третий в пятнадцать лет выглядел десятилетним пацаном, часто простужался и, по слухам, до сих пор мочился по ночам в постель.

Моей задачей было как-то подготовить девятые классы к выпускному изложению. Чтобы ликвидировать пробелы, мне отдали еще два часа мировой художественной культуры в каждом классе под русский язык и назначили два часа дополнительных занятий.

- Нам ничего за это не будет? – спросила я завуча.

- Отношение с отделом образования хорошие, они в курсе ситуации, - кивнула завуч, - Они в курсе ситуации.

Месяца через полтора, в конце первой четверти, Галина Федоровна посетила мои уроки и осталась довольна.

- Методически все правильно, программа выполняется, обстановка рабочая, - одобрительно заявила директор после уроков, - Вот только Вы их слишком часто хвалите. Запомните – детей вредно хвалить. Всегда надо прежде всего указать на недостатки и объяснить, что можно сделать задание лучше.

Вскоре после этого меня в первый раз позвали вместе со всеми учителями отмечать окончание четверти в кабинете директора.

- Соседняя школа провела чудесный вечер поэзии, - обратилась к коллективу директор, - Пятьсот человек присутствовали. А все почему? - Потому что у них организация. Раздевалку на замок – и все как миленькие прошли в актовый зал. А у нас… пока то и се, разговоры…

- Галина Федоровна, а что насчет психолога? – напомнил кто-то.

- Тоже ведь новое веяние, - поморщилась директор, - Прислали женщину после курсов. Я ее спрашиваю, что она будет делать? Отвечает – тесты в классах проводить, выявлять неблагополучных. Как будто мы своих детей сами не знаем! Задаю следующий вопрос: выявили – что дальше делать? Она говорит – корректировать и беседовать. С каждым лично. В кабинет приглашать. Эх, не метод это, не метод!

Вот, помню, в 1950-ом меня после учительских курсов в ФЗУ. Мне девятнадцать, парням – по семнадцать лет. Прихожу, представляюсь. Один из них с места – какая у вас коса красивая! А я ему сразу: встань! Как фамилия! Порядок должен быть, тогда и уважать будут.

*** *** ***

Сама Галина Федоровна любимую историю уже давно не преподавала. Ее советская душа не понимала и не принимала новых учебников и новой, иной трактовки событий. Впрочем, с чисто советской же осторожностью директор никогда на подобные темы подробно не высказывалась.

- Как же Вам удалось столько лет оставаться директором? – спросили как-то у нее.

Галина Федоровна усмехнулась и изобразила в воздухе зигзаг:

- Я всегда отслеживала линию партии.

Была и еще одна причина, о которой мне сообщили шепотом: оказывается, дочь Галины Федоровны долгие годы болела шизофренией. Это и заставляло мать держаться за работу: на две пенсии, да еще и в девяностые, едва ли можно было бы даже и есть досыта.

Несмотря на это, директор выступала категорически против любого платного образования, пусть полностью легального. Галина Федоровна не позволяла даже открывать платные кружки или сдавать помещение под коммерческие курсы иностранного языка. Как можно брать деньги за обучение – она искренне не понимала и не хотела понимать.

Говорили, что коллеги – директора соседних школ за глаза посмеивались над этой ее строгой убежденность и называли «советским динозавром».

*** *** ***

На пенсии Галина Федоровна не прожила и полгода. Через месяц после позорного ухода она споткнулась на ровном месте, упала и сломала позвоночник. Умерла она тихо, в больнице, на руках у старых подруг. Хоронили директора школы за государственный счет.