СОВЕТСКИЙ КРЕСТ

Трава на старом пепелище всегда растет яркая и бурная, словно природа старается как можно скорее залечить нанесенную рану, закрыть черную язву буйством цветов и красок.

Двадцать пять лет назад в нашем поселке сгорело богатое и крепкое хозяйство: большой рубленый дом, сараи, баня, беседки. Очертания прежнего великолепия выделяются среди зарослей кустарника и остатков сада, потому что крапива, лопухи и борщевик вымахали на золе выше человеческого роста. Этот зеленый ковер не может спрятать только один предмет – высокий, потемневший от дождей и ветров, деревянный православный крест.

Впервые увидев его, гости высказывают соображения о том, как он там оказался и что обозначает. Многие думают, что крест установили на месте православной церкви, иные высказывают предположение, что когда-то здесь находилось деревенское кладбище.

Местные жители крест побаиваются и избегают о нем говорить. Если же чужак оказывался настойчивым и любопытным, его ждало жестокое разочарование, потому что с крестом не связано никаких легенд. Четверть века назад его установили вдова и сыновья на месте дома, который построил их отец.

*** *** ***

История хранит только имена гениев, правителей, святых или великих злодеев. Простые люди забвенны. Лет через пять после похорон память о них живет лишь в сердцах родных и друзей, да и те, что греха таить, поминают лишь по особым поводам.

Дядю Гришу спустя четверть века после смерти часто вспоминают очень многие. Личностью незаурядной и по-своему могучей Григорий проявил себя еще в детстве. Учителя скрипели зубами при одном упоминании его фамилии и прочили ему уголовное будущее. Гришка, голубятник и хулиган, еле-еле тянувший школу на одни троечки, не стал долго испытывать терпение педагогического коллектива. После восьмого класса он наотрез отказался учиться и самостоятельно устроился на завод учеником плотника.

- Ну и черт с тобой, - махнула рукой мать, - Хоть копейку в дом принесешь.

Вопреки прогнозам учителей, мастера на Гришку нарадоваться не могли: руки у парня оказались золотыми, глаз – верным. У парня оказался редкий дар – он видел красоту дерева, и обычный кухонный табурет выходил у него настоящим произведением искусства.

В армию Григорий уходил не плотником, а краснодеревщиком высшей категории, и руководство сильно огорчилось, когда узнало, что служить парню выпало целых четыре года – он попал на Северный флот.

Из армии к матери и на завод приходили только благодарности за воспитание отличного матроса, Григория даже вступили в комсомол, но после дембеля выяснилось, что служба не пошла парню на пользу.

На флоте Гришку приучили к спирту. Пил парень запоями, не выходя на работу по нескольку дней, а со временем стал уходить в штопор и на пару недель. А щедрые попойки в ресторанах, в обществе друзей и красивых женщин, плавно сменились банальным «соображением на троих» под винным магазином.

Мать несколько раз правдами и неправдами устраивала его в наркологическую больницу, таскала сумки, дарила подарки врачам, унижалась и плакала, выгораживая сына перед начальством, но лечение удерживало Гришку на месяц, много на два.

- Женится – перебесится, - обрадовалась мать, когда Григорий привел знакомиться невесту, очень худенькую белокурую девушку ростом едва ему по плечо.

Свадьба Гришки повергла в уныние добрую половину женского населения поселка, все высказывали самые невероятные предположения, чем вызвано это событие, но ни молодая жена, ни родившийся через год сын не заставили мужика изменить привычки. Денег в семье никогда не хватало, мать, жалея невестку и внука, выбивалась из сил.

На заводе Гришку тоже пытались воспитывать: объявляли выговоры, несколько раз лишали премий, отодвинули в очереди на квартиру. Все меры не возымели действия.

Гришку вызвали на товарищеский суд и пропесочили как следует. Мужик отмалчивался, и было видно, что все происходящее ему смертельно надоело и исправляться он не собирается.

Комсорг цеха внес предложение исключить пьяницу и прогульщика из комсомола. Решение об исключении из рядов вынесли единогласно.

Еще через месяц, после очередной Гришкиной пьянки на рабочем месте, терпение начальства лопнуло, и мужика перевели в грузчики.

Денег в семье стало еще меньше. Гришка повадился выносить вещи из дома. На толкучке его остановила милиция. Парень оказал сопротивление.

За разбитый нос представителя власти Гришку доставили в отделение. Запахло уголовным делом, или, в лучшем случае, перспектива вылететь из рабочего поселка за сто первый километр.

Мать отправилась на завод в партком просить за сына. Неизвестно, что она говорила за закрытыми дверьми, но произошло чудо: начальство дало пропащему мужику последний шанс и взяло Гришку на поруки. Мать сразу же снова отправила его в больницу.

Ходили слухи, что ответственность за это решение взял на себя заместитель директора завода, бывший однополчанин и друг Гришкиного отца, который погиб в сорок пятом, за несколько дней до Победы.

*** *** ***

Вернувшись домой, Гришка завязал пить.

Многие считали, что парня заставил взяться за ум страх перед тюрьмой, но соседи по коммуналке излагали и иную версию. Через день после возвращения из больницы Гришка курил на балконе и услышал, как во двора дразнят сыном алкаша его Сашку, худенького, болезненного шестилетнего мальчика.

Не помня себя от ярости, Григорий выскочил во двор в чем был. Соседи, игравшие в карты на лавочке у подъезда, схватили его под белы руки и спасли от расправы скандальную бабу, мать одного из приятелей сына в детском саду.

Робкая жена Григория, которая обычно не решалась перечить, на этот раз презрительно и брезгливо заявила, никак не обращаясь к мужу:

- А ты бы зенки не заливал – и повода языки чесать у людей не было бы. А ты только кулаками махать можешь.

С тех пор Григорий не опрокинул ни одной рюмки. На все предложения поддержать компанию коротко отвечал: не пью. Вскоре его вернули в цех, через несколько лет дали квартиру – хорошую двушку на троих.

Если в цех поступал спецзаказ изготовить двери для здания обкома партии или собрать мебельный гарнитур лично для товарища очередного, дядя Гриша – так Григория теперь уважительно величал весь завод, - не только делал самую сложную работу, но и лично контролировал весь процесс, от отбора древесины до установки фурнитуры.

И все же начальство не слишком его жаловало, хоть и угождало сильным мира сего с помощью умелых рабочих рук. Дядя Гриша бывал строптив. Если ему не нравились эскизы, он запросто мог отказаться выполнять заказ. В таких случаях дядя Гриша долго и задумчиво курил, а затем делал все по-своему, так, как ему подсказывал опыт и талант настоящего мастера.

Однажды на этой почве чуть было не возник крупный скандал с непредсказуемыми последствиями, но, к счастью, выполненный по наитию дяди Гриши рабочий кабинет привел заказчика, армейского генерала, в полный восторг. Начальство выдохнуло – все обошлось.

В свободное время дядя Гриша мастерил деревянные игрушки, оправы для зеркал и картин, полки, шкатулки, сундуки и чудесные инкрустации – картины из разных пород дерева. Под слоем лака со стены глядела то плакучая ива над водой, то маленькая деревенская церковь на крутом берегу, то парусник на гребне океанской волны.

Мать дяди Гриши продавала его работы через сложную систему сарафанного радио, только проверенным людям, которые не сдадут ОБХСС.

Подросший Сашка гонял во дворе на велосипеде и хвастал, что батя копит на жигули. Жена пополнела и похорошела, носила теперь импортные зимние сапоги – аляски, лисью шубу и золотые серьги, а мясо и овощи брала только на рынке. Семья жила лучше многих других.

*** *** ***

На дворе уже стояли восьмидесятые годы. Благосостояние советского человека выросло настолько, что правительство решило выдать горожанам по шесть соток под огороды. Конечно, не в собственность, и разумеется, что под садоводческие товарищества колхозы выделили только залежные земли – старые вырубки, заболоченные пустоши.

На этих крошечных кусочках, которые надо было еще осушать и освобождать от камней, корчевать пни и расчищать непролазные буреломы, родная партия разрешила народу построить сарайчики для хранения инвентаря и возвести маленькие щитовые домики, размером не больше чем шесть на шесть метров.

Правда, руководящая и направляющая сила на этот раз почему-то не указала, как народу строиться в стране, где нет ни компаний, занимающихся строительством частного сектора, ни строительных рынков. Наверное, в Политбюро запамятовали за более важными делами. Может быть, решили, что это и так любому дураку понятно.

Удивительно, но благодарный народ радостно принял инициативу правительства и немедленно принялся строить не коммунизм, а свой личный рай на своих персональных шести сотках.

Дядя Гриша обрел смысл жизни. Ему было сорок лет.

В моментально образовавшемся дачном братстве дядя Гриша пользовался непререкаемым авторитетом. Если учесть, что в СНТ нарезали шесть тысяч участков, то численность населения в летнее время не уступало количеству жителей полиса в Древней Греции. При истинной народной дачной демократии дядя Гриша, можно считать, стал одним из отцов-основателей и патриархов.

Участок семья освоила раньше всех. Дядя Гриша отлично понимал психологию и возможности пьющих людей. До конца жизни он не потерял интерес к их обществу и находил в нем своеобразное удовольствие. Но угощал он только при условии помощи на огороде, хотя иногда и наливал в долг, если у несчастного горела душа и тряслись руки.

Тут надо честно признать, что дядя Гриша воровал строительные материалы. Списывал, мухлевал, коммуниздил все, что плохо лежало, от гвоздей до саморезов. Иной раз вывозил на участок целый грузовик.

В поселке об этом знали, и это никак не подрывало уважение общества к Григорию Дмитриевичу. Ведь дядя Гриша воровал только у государства, ни от кого этот факт не скрывал, добродушно отвечая на все намеки:

- Все вокруг колхозное – все вокруг мое. Партия не обеднеет.

На цитату из популярного фильма «Тебя посодют – а ты не воруй!» дядя Гриша философски пожимал плечами:

- И в тюрьме люди живут, тем более – с моими руками, - тут он обычно предъявлял их собеседнику, - Чем ты меня пугаешь? Я честный советский трудящийся. Рабочий класс, а он, как известно, у нас гегемон. Выше ты меня все равно не поднимешь, а ниже не опустишь.

В такой жизненной позиции, наверное, и заключалась тайна его бесстрашия перед любым начальством.

Соседей примиряло с человеком, который так явно «сидел на дефиците», поразительная щедрость дяди Гриши, которые всегда был готов дать в дол без отдачи кому ящик гвоздей, а кому и кубометр вагонки. Он охотно помогал советом, и, случалось, бросив свои дела, проводил полдня на чужом участке, показывая, как правильно класть полы или устанавливать рамы.

Несмотря на царские возможности, дом дяди Гриши долго оставался недостроенным, так как хозяин не только предъявлял самые высокие требования к материалам, достойным его детища, но и всегда искал творческие решения самых обычных задач.

Соседи ох как удивились, когда однажды застали дядю Гришу восседающим в мягком удобном кресле, установленном прямо посреди улицы, с чашкой крепкого кофе в одной руке и сигаретой в другой.

Дядя Гриша только что закончил первые два пролета забора, единственной во всем поселке оградой из штакетника, у которой одна длинная жердь чередовалась с двумя короткими. Да еще и покрасили забор не в синий или зеленый, как принято у людей, а в желтый канареечный цвет.

Соседи пожали плечами, а дядя Гриша и не думал останавливаться на достигнутом. Колодец он возводил месяц, установив не только деревянный ларь для грязного белья, стойки для ведер и полочки для посуды. Под высокую крышу хозяин установил настоящие оконные рамы, без стекол, но с форточками и настоящими ставнями.

Тут уж соседи молчать не стали.

- Эй, Гриша! – ехидно спросил при встрече Николай Ильич, - У тебя там вода в колодце святая, что ли?

-Здорово, Григорий! Я смотрю, ты в водяные подался? Будешь жене из колодца через форточку воду стаканами подавать? – повис на заборе старый приятель.

Дядя Гриша угрюмо отмалчивался, играя желваками, а на другое утро снял рамы и убрал их в сарай. Позже они пригодились для теплицы.

*** *** ***

Перестройка пошла дяде Грише на пользу: один из его учеников, которому удалось выйти в небольшое начальство, организовал мебельную фабрику. Сманив своего мастера, он сразу же положил ему оклад в три раза выше, чем платило государство в лучшие времена, и назначил человека с семью классами образования начальником цеха.

Дело процветало. Дядя Гриша быстро достроил дом, сменил старый советский автомобиль на новую иномарку, - и перенес неуемную жажду деятельности на весь дачный поселок.

На автобусной остановке он сам установил удобную деревянную скамью, вытесанную из сухой корабельной сосны. В следующем году трудами дяди Гриши рядом появилась беседка, где вечерами собиралась молодежь.

На пятачке у своего дома дядя Гриша построил сказочную детскую площадку с песочницей, надежными высокими качелями, игровым домиком в виде избушки на курьих ножках, деревянными фигурками сказочных персонажей и лесных зверей. Детский гомон под окнами дяди Гриши не смолкал с утра до вечера. Глухое недовольство жены было быстро подавлено восторгами внучки.

*** *** ***

Пожар не пощадил ничего.

Милиция установила: преднамеренный поджог.

Соседи качали головами и бурно обсуждали, получит ли семья какие-то деньги по страховке, оформленной еще в начале восьмидесятых. Всем было ясно, что участок надо восстанавливать с нуля, и никто не сомневался, что у хозяев хватит денег и упорства.

Дядя Гриша умер через три дня после пожара от острого инфаркта.

После похорон вдова и сын даже не стали расчищать пожарище. В поселке они с тех пор появились лишь однажды – установили на месте дома деревянный крест. За четверть века он даже не покосился.