Союзное государство с Лукашенко разочаровывает Москву?

Союзное государство России и Белоруссии представляет собой определенный уровень интеграции с полным сохранением суверенитета каждой из входящих в него стран, а не государство в прямом смысле этого слова, заявил на прошлой неделе Владимир Путин.

Он добавил, что такая форма интеграции делает жизнь людей легче, предоставляет определенные условия для развития экономики, а также приводит к повышению общей конкурентоспособности.

Наверное, многих удивило это заявление. Ведь очевидно, что то, что задумывалось под проектом Союзного государства 22 года назад, имело несколько другую концепцию – восстановление разрушенных распадом СССР связей, причем не только экономических, но и политических. По сути, речь шла именно о государстве самое меньшее в форме конфедерации со своей символикой: гербом, флагом и гимном, наднациональными органами политического управления (парламент, правительство), единой валютой, армией и т. д.

Говоря откровенно, драйвером политической интеграции всегда выступала Москва, в то время как Минск всегда старался избегать самой постановки вопроса, пытаясь ограничиться интеграцией сугубо экономической, которая позволяла ему получать значительную выгоду от сотрудничества с Москвой, при этом не делясь с ней собственным суверенитетом.

И хотя сейчас в связи с самой острой фазой конфронтации с Западом за всю историю пространство для политического маневра у Александра Лукашенко заметно сузилось, Москва, как видно из слов российского президента, не собирается нажимать на союзника по поводу необходимости политических шагов. Из заявления Владимира Путина, сделанного – и это симптоматично – в день встречи с белорусским коллегой в Санкт-Петербурге (пусть и не на самой встрече), о том, что Союзное государство это и не государство вовсе, должно сделать вывод, что политической интеграции наших стран не будет? И что Россия согласна остановиться на той модели, которую предлагает Лукашенко?

Выходит, так. 20 с лишним лет мы строили единое государство, но приходим к некоему аморфному образованию по типу Евросоюза, которому в политической терминологии даже не существует четкого определения, ибо это нечто меньшее, чем государство, но уже гораздо большее, чем союз государств. Но и при этом В. Путин отметил, что «в Евросоюзе гораздо более глубокий уровень интеграции, чем у нас в рамках Союзного государства с Беларусью. Гораздо более глубокий. Там единая валюта, фактически очень мощный таможенный союз и так далее. И единое пространство, передвижение. Там всё есть, чего мы пока ещё не достигли».

Действительно, уровень интеграции в ЕС таков, что нам с Белоруссией до него – как до Китая пешком. Да, у ЕС было намного больше, чем 20 лет: объединение началось еще с Европейского объединения угля и стали в 1952 году и тогда едва ли кто мог представить себе, во что оно превратится на рубеже веков.

У нас этих 70 лет просто нет, к тому же политические процессы в наше время идут гораздо быстрее и интенсивнее, поэтому у Союзного государства, казалось бы, все карты в руки. Однако нам пока остается лишь приводить ЕС в пример того, как оно могло бы быть и должно быть у нас.

Евросоюз давно вышел за рамки таможенного, экономического и даже политического союза. У него, повторимся, единая таможенная, визовая и миграционная политика. У него – единый Центробанк и единая валюта, используемая большинством стран-участников объединения. У него – единая международная политика, объединение является субъектом международного публичного права, может от собственного имени заключать международные договоры. В ЕС – согласованная оборонная политика и политика в области безопасности (своей армии пока нет, но разговоры об этом ведутся, и, если бы не НАТО, процесс создания европейской армии давно бы завершился). Кроме того, постоянные дипломатические миссии ЕС во главе с послами существуют во многих странах, действуют представительства в таких международных организациях, как ООН, ВТО, в форматах G7 и G20.

В ЕС действуют внутренние наднациональные политические органы. И это не только ничего не решающий Европарламент, но и Евросовет, Еврокомиссия, Совет Евросоюза и даже Суд Евросоюза, которые обладают реальными политическими полномочиями в рамках объединения. Наконец, у ЕС есть флаг и гимн.

Согласитесь, россиянам и белорусам до всего этого далеко. Но ведь когда-то, 22 года назад, когда Союзное государство только задумывалось, планы были грандиозные – воссоздание единого политического, экономического, военного, таможенного, валютного, юридического, гуманитарного и культурного пространства. По сути, речь шла о воссоздании мини-СССР в рамках двух республик. А там, не исключено, предполагалось и подключение к СГ других постсоветских республик.

Предполагалась единая валюта. Предполагались единые наднациональные органы: парламент, правительство, суд. Разумеется, гимн, флаг и герб.

Можно сколько угодно спорить о терминологии: кто-то приводит в пример Швейцарию, которая из конфедерации превратилась уже в федерацию, кто-то – тот же Евросоюз. Но, по сути, речь изначально шла именно о ГОСУДАРСТВЕ! Ведь изначально главной тогда была именно политическая цель – ответ на дезинтеграционные процессы, продолжавшиеся после распада СССР. Это уже потом пришло увлечение созданием экономических и таможенных союзов (эта тенденция идет по всему миру последние 30 лет), что в итоге выразилось в создании ТС, а потом и ЕАЭС, которые во многом подменили так и не реализованный в реальности проект СГ.

Да, у нас нет границ (хотя поведение Минска, разрешившего в 2017 году безвизовый въезд граждан ряда государств ЕС и США в рамках заигрывания с Западом, едва не привел к их восстановлению). Да, у нас зона свободной торговли, возможность нахождения на территории друг друга до 90 дней без дополнительных регистраций, возможность работать, взаимное признание документов и в целом общие права граждан. Но опять же многое из этого реализовано и в рамках ЕАЭС, зачем тогда нужно СГ? К тому же за 20 лет мы настолько привыкли ко всему этому, что воспринимаем как нечто естественное. И логично, что люди ждут дальнейших шагов по интеграции, в первую очередь политической.

А она давно и безнадежно застопорилась.

Многие эксперты не без основания считают, что всему виной амбиции белорусского лидера. Да, именно он стоял у истоков самой идеи создания конфедерации с плавным превращением в федерацию. Однако было это в конце 1990-х, когда, по мнению экспертов, Лукашенко мог рассчитывать на занятие поста главы этой федерации. Безусловно, у него были шансы: на фоне тогдашнего российского президента Бориса Ельцина он смотрелся куда выигрышнее, многие россияне откровенно желали видеть своим лидером именно Лукашенко. Но приход к власти в России куда более яркой и сильной политической фигуры – Владимира Путина – явно перечеркнул такие планы.

Уже в середине нулевых Лукашенко начинает вслух высказывать разочарование в Союзном государстве. В 2007-м после повышения Москвой цены на газ он заявил, что «от нас требуют вступления в состав России… Я не хочу похоронить суверенитет и независимость моей Беларуси…» Надо заметить, что пассаж о защите суверенитета, на который якобы покушается Москва, с этого момента становится любимым ответом Батьки на любые попытки российской стороны намекнуть на углубление интеграции и фактически его рычагом давления на Москву. Такая же риторика стала использоваться при любых экономических противоречиях, таких как споры вокруг цен на энергоносители, «молочные войны» и т. д. Как только Москва, не дождавшись от Минска практических шагов, говорила: не хотите интегрироваться, давайте торговать по рыночным ценам, Лукашенко сразу же включал «старую песню о главном» – о защите суверенитета.

Понятно, что равноправной политической (как и экономической) интеграции добиться невозможно ввиду огромных различий в объеме и структуре экономик России и Белоруссии, количества населения и т. д. И Минску придется поделиться суверенитетом в значительно большем объеме, чем Москве. Но ведь это было ясно с самого начала, однако Лукашенко активно продвигал риторику о создании полноценного Союзного государства. Для чего? Действия белорусского лидера в последние годы на этот счет не оставляют сомнений – чтобы по всем возможным каналам получать от России экономическую помощь, позволявшую ему укреплять режим собственной власти.

Один лишь пример: Москва все эти годы пытается побудить Лукашенко поделиться активами предприятий, на которых тот неплохо зарабатывает, т. е. фактически лишить его не только части властных полномочий, но и бизнеса, что для Батьки неприемлемо. Приемлемо это было бы в случае, если бы он таки возглавил СГ. Но роль главы Белоруссии как фактической республики в составе РФ его категорически не устраивает. Поэтому-то Минск занял позицию, смысл которой в выбивании как можно большего количества экономических преференций, тормозя при этом политическую интеграцию.

Все эти годы процесс интеграции то ускорялся, то замирал совсем. Два года назад на фоне 20-летнего юбилея СГ вновь активизировались разговоры о необходимости углубления интеграции, для чего правительствами двух стран были разработаны и подписаны «дорожные карты». Впрочем, далеко не все из них были одобрены – к концу года согласовали лишь 23 из 31. Причем наибольшие противоречия вызвала 31-я карта, содержание которой не было раскрыто, однако известно, что там идет речь о создании наднациональных политических органов. Ее согласование отложили, как тогда говорили, возможно, до 2023-2024 гг.

После этого в наших отношениях вновь случился глубокий кризис из-за недовольства Минска ценой на газ и нефтяным налоговым маневром, что вновь отложило интеграцию в долгий ящик. Потепление началось лишь в конце лета после президентских выборов, когда Москва оказалась едва ли не единственным, кто поддержал Лукашенко на фоне стремительно развивающегося кризиса отношений с Западом.

Несмотря на уверенность ряда экспертов в том, что сегодня возможности продолжения политики многовекторности для Минска закрыты, Лукашенко явно не демонстрирует готовности согласиться на условия Москвы. Скорее наоборот. Недавно главный идеолог восстановления отношений с Западом глава МИД Владимир Макей снова заявил о том, что Минск не откажется от многовекторности, несмотря ни на что. Какое уж тут возможно Союзное государство?

Настрой Минска для Москвы очевиден, и его, конечно, не мог не принять во внимание В. Путин, заявляя, что СГ – это не государство. И, судя по всему, экономической интеграцией почти четвертьвековой путь и ограничится.

Дмитрий Родионов