Последнее возвращение Тартарии (Светлана Горшенина)

Отрывок из: Светлана Горшенина "Изобретение концепта Средней / Центральной Азии: между наукой и гeoполитикой"

Конкретизация понятия Центральная Азия и вхождение в привычный словарь трех Туркестанов привели к постепенному исчезнове­нию самого названия Тартария во всех его исто­рических значениях.

В начале XIX в. Тартария постепенно про­пала со всех карт мира, а на ее месте стали обо­значаться империи. На первых порах замена производилась произвольно: в Атласе Сэмюэла Батлера (Samuel Butler) (1829) вся территория Тартарии была выкрашена в цвета Китайской империи, протянувшейся вплоть до Герата и Аральского моря[1]. Самым поздним примером использования топонима Тартария (в форме Татария), видимо, стала выпущенная в 1835 г. карта А. Лоррена (A. Lorrain)[2].

Напротив, в литературных текстах термин Тартария в то время вновь вошел в моду — это во многом произошло под влиянием записок ан­тичных и средневековых путешественников, ко­торые стали активно переиздавать в Европе в се­редине XIX в., что свидетельствовало о растущем интересе к этому региону[3]. Образ Центральной Азии, созданный первыми европейскими путе­шественниками, на долю которых выпало нема­ло испытаний на пути в неизведанное, усили­вал негативное восприятие Востока, и без того свойственное европейцам XIX в. В текстах, где истории о «чудесах»[4] сплетались с физиогноми­ческими и психологическими портретами центральноазиатских народов и рассказами о пе­чальных и неприветливых пейзажах, описывае­мые земли часто именовались Тартарией — этот термин сохранял те же негативные коннотации, что и в Средневековье, когда он был выдуман. Тартария окончательно утратила свой «регионалистский» смысл и почти освободилась от «этнического» наполнения, отсылавшего к татар­ским народам, отождествлявшимся с монголами Чингисхана (эти нюансы сохранились только у историков)[5]. Термин Тартария стал все чаще использоваться как метафора «варварства» и фанатизма, обозначение территорий, где все еще существует рабство, ставшее неприемлемым в «цивилизованной» Европе, которая готова с ним сражаться во имя «прогресса» и «цивилизации».

Слово Тартария, которое превратилось в одно из оправданий европейского экспансио­низма, в разных правописаниях[6] существова­ло во всех европейских языках, кроме русского, где не применялась европейская форма с буквой «р»[7]. Тем не менее россияне не остались в сто­роне от этого «цивилизаторского» движения. Если европейцы в XIX — начале XX в. называли Tartares варварские народы Центральной Азии и Тибета[8], в России предпочитали говорить о вар­варах, фанатиках и дикарях[9]. Этот терминоло­гический выбор, как мы показали выше, в первую очередь был связан с тем, что слово Тартария, как и Туран, в «эволюционистских» схемах мог­ло быть обращено против самой России. Так, Вамбери выстроил цепочку «татары — скифы — варвары — русские»[10] (порой в этот список так­же добавляли Гога и Магога, которых связывали со скифами). Подобные построения, конечно, были укоренены в традиции, восходившей к Геродоту, средневековой Европе[11] и даже к эпохе Просвещения. Хотя российские интеллектуалы и политики приложили массу усилий к тому, что­бы их родину перестали именовать Тартарией, в западном общественном мнении этот термин прочно пристал к Российской империи, как о том свидетельствует популярность Мишеля Строгова (1876) Жюля Верна.

Под влиянием этих факторов к началу XX в. слово Тартария окончательно вышло из употре­бления ученых и до 1930-х гг. сохранялось лишь в художественной литературе. В 1936 г. после путешествия в Синьцзян и Каракорум в компании со швейцаркой Эллой Майяр (Ella Maillart) корреспондент Times Питер Флеминг (Peter Fleming), брат Яна, создателя Джеймса Бонда, выпустил роман под названием News from Tartary: a journey from Peking to Kashmir (Новости из Тартарии: путешествие из Пекина в Кашмир)[12]. Там этот термин, несмотря на свою символическую нагрузку, все еще сохранял гео­графическую связь с древней Тартарией.

Напротив, в Il deserto dei Tartari (Татарской пустыне), романе, который четыре года спу­стя опубликовал Дино Буззати (Dino Buzzati), этот топоним предстает как символ вторжения, случившегося некогда в прошлом, а его реаль­ное географическое наполнение уступает мес­то аллегории — он предупреждает о скрытой опасности, исходящей откуда-то с севера[13]. На этой мрачной ноте Тартария, превратившаяся в олицетворение бед, которые сулит будущее, утратив какую-либо привязку к конкретно­му времени и пространству, казалось, сгинула навсегда (с тех пор ее можно встретить лишь у художников, склонных к поэтическим метафорам)[14].

Однако не столь давно еще одно воспо­минание о Тартарии появилось у Роже Брюне (Roger Brunet) и Вероник Рэ (Veronique Rey). Перифразируя Николая Гоголя, они охаракте­ризовали Евразию как пространство, протя­нувшееся от Богемии «к черту», и в несколько выспреннем духе добавили, что в контексте но­вой «Большой игры» в Центральной Азии «небо мрачнеет, а в водах Каспия вновь появились от­блески Тартарии»[15].

В постсоветском академическом мире, кото­рый все еще пребывает в поисках новых универ­сальных концептов, термин Тартария был вновь извлечен из запасников в 2011 г. в Улан-Удэ — столице Бурятии, где стал выходить интеллек­туальный журнал Tartaria Magna. Там Тартария означает «Хартленд» Евразии, территорию без четких границ и ясных характеристик, напо­минающую terra incognita[16]. В псевдонаучном и сильно окрашенном национализмом дискурсе Тартария предстает как «подлинное» название России, которое Запад из ненависти к ней попы­тался «придать забвению»[17].

Примечания:

[1] Lewis, Wigen. 1997. P. 278, n. 88.

[2] Carte physique et politique de l'Europe, 1835: Black. 2003. P. 98-100.

[3] См. выпущенное в 1859 г. Карлом Фридрихом Нейманом (Karl Friedrich Neumann) переиздание записок солдата Иоганна Шильтбергера (Johann Schiltberger), которые служат исключительно ценным свидетельством о Центральной Азии и о державе Тимуридов в XV в. (Schiltberger. 1879). См. также издания Плано Карпини и Рубрука, опубликованные Географическим обществом, а также обзорные труды Николая Северцова (Severtzow. 1890) и Сэмюэла Перчаса (Samuel Purchas. 1905-1907).

[4] Например, Дюбё (Dubeux) и Вальмон (Valmont) в книге Univers Pittoresque (1848. T. VI) приводят экзотические сведения о Тартарии (цит. по: Belin de Launay. 1882. P. XVII).

[5] Среди многочисленных примеров в литературе XIX в. можно упомянуть Бичурина, который писал о том, что мусульманские историки называли северных монголов «татарами», а южных — «монголами»: Бичурин. 1950-1953. Т. I. 1950. С. 227. В 1877 г. лейтенант Гуго Штумм тоже использовал термин Тартария и утверждал, что население Центральной Азии состоит из двух «главных рас»: тюрко- татарской и индо-персидской (Stumm. 1877. P. 632).

[6] Об использовании терминов Tatarei и Tartarei в германоязычном пространстве см.: Sidikov. 2003. P. 38-44.

[7] Одним из редких исключений был Бичурин, который в 1851 г. использовал этот термин, правда, лишь один раз (Бичурин. 1950-1953. T. I. 1950. C. 303). Кроме того, он фигурировал на нескольких картах, но они, как считается, были переводными.

[8] Как, например, отец Эварист Регис Гюк (Huc. 1850), Люси Аткинсон (Atkinson. 1863), Томас Уоллес Нокс (Knox. 1870) и Роберт Баркли Шо (Shaw. 1871). Об этих путешественниках см.: Gorshenina. 2003. P. 187, 335, 338, 356.

[9] См. расистские рассуждения Николая Пржевальского и их анализ: Brower. 1994; Schimmelpenninck van der Oye. 2001. P. 24-41.

[10] Vambery. 1882. P. 436 (цит. по: Sidikov. 2003. P. 40).

[11] Wolff. 1994. P. 11; Poe. 2000. P. 19-21.

[12] Fleming. 1936.

[13] Buzzati. 1989 [1-е изд. 1940].

[14] См. альбом с фотографиями, посвященными жизни киргизских и туркменских погонщиков верблюдов из Афганистана, выпущенный Роланом и Сабриной Мишо (Roland et Sabrina Michaud) под названием «Караваны Тартарии» (1984).

[15] Brunet, Rey. 1996. P. 4, 410.

[16] http://www.tartaria-magna.ru/

[17] См., напр., фильм «Marea Tartaria» (Светлана и Николай Левашовы, студия «Атакин», 2011).