ТГ канал "Седьмая печать" пишет:
Чуть не ежедневно нам в телевизоре и в соцсетях рассказывают, что всё неприятие народом правительственных мер по его спасению от вируса идет от его невежества. Часто в виде доказательства тыкают носом в холерные бунты 30- х годов XIX века.
Только уж если их и вспоминать, то начинать надо с Севастополя.
Где всё было очень непросто.
В 1828 году в Севастополе чумы не было, а карантин был.
Для профилактики. В 1829 году чумы всё также не было, но карантин был ужесточен. Каждый, кто хотел выехать из города или въехать в него, должен был просидеть в полной изоляции от 14 до 19 дней. Народ перестал ездить. Возникли перебои со снабжением. На борьбу с эпидемией были выделены деньги из царской казны. В результате чиновники закупали у своих поставщиков за откаты продовольствие по завышенным ценам, а горожанам отдавали самое худшее.
Естественно, в продолжении этого праздника были заинтересованы все, кто наживался на эпидемии, в первую очередь чиновники и врачи.
Все случаи заболевания любой болезнью объявлялись чумой.
"Карантинная контора старается все обыкновенные болезни показать чумными", писал служивший в это время в Севастополе контр-адмирал Сальти. Адмирал Грейг свидетельствовал:
«В течение 5 месяцев люди не слышали, чтобы болели и умирали естественной смертью, а кто бы ни заболел в командах или на дому, объявлялись за чуму».
Всех заболевших свозили в бараки на Павловский мысок, где они содержались в таких условиях, что быстро умирали.
В беднейших районах города применялась дезинфекция хлором. То есть горожан ещё и подтравливали. При этом «дезинфекторы» получали 2,5 рубля в сутки – 75 рублей в месяц при условии ежедневной работы. Карантинные комиссары – по 5 рублей, главврач и инспектор карантина – по 10 рублей в сутки. Начальное жалованье обычного военного врача в то время составляло 171 рубль в год.
Для повышения заболеваемости доктора устраивали жителям морские купания в холодной воде. Женщин под предлогом осмотра насиловали, угрожая отправить на Павловский мысок.
В итоге, в июне 1830 году жители беднейших районов города не выдержали и восстали, гарнизон встал на сторону восставших. Губернатора Столыпина, его чиновников и врачей толпа растерзала. Восстание быстро подавили, но "эпидемия" в Севастополе по удивительному совпадению сразу прекратилась.
В подробностях с этой историей можно ознакомиться в "Севастопольской страде" Сергеева-Ценского.
****
Детально:
Севастопольский бунт 1830
Итак, Севастополь, конец 1829 года.
Россия ведёт очередную справедливую освободительную войну с Турцией (и наши им опять накидают, конечно).
Источники сообщают, что в некоторых областях Османской империи начались вспышки чумы.
Власти принимают разумное решение принять охранительные меры в ряде приграничных городов.
Решения принимаются наверху, а исполняются на местах: жадность, глупость, желание выслужиться, жестокость и равнодушие - это тоже смертельно опасные болезни.
Главный санитарный врач Севастопольского порта доктор Ланг предпринимает ряд жёстких и энергичных мер, направленных на недопущение инфекции в город:
Всех въезжающих и выезжающих обязали проходить двухнедельный карантин.
Всех заболевших, подозрительных по чуме - изолировали, члены из семей и прочие, контактировавшие с больными также подлежали изоляции. Система вообще была придумана неплохо: отдельные бараки для больных, отдельные для изолированных, отдельные для выздоравливающих, кладбище для умерших.
Казалось бы, всё по уму, да? Вот и в Санкт-Петербург писали, что у нас всё огонь, боремся тут, заразу давим, все герои.
Но.
Но карантин в неотапливаемом бараке за городской чертой почему-то напрочь отбил у крестьян желание возить провизию в Севастополь.
*Но цены на рынках мигом взлетели как в осажденном городе, только осаждали свои же - солдаты городского гарнизона.
*Но после того, как город "сел в осаду" значительная часть населения потеряла источники дохода: ограничил работу порт, закрылись многие частные лавочки, опустел рынок, запрещены богослужения и вся жизнь городская стала очумевшая.
*Но в "подозрительные по чуме" попадали все подряд: с кашлем, с высокой температурой, с поносом и прочая, и это в январе месяце, в условиях нехватки дров и бескормицы!
*Доктора ходили по домам, производя осмотры населения, и неудачно кашлянувший в сопровождении конвоя заезжал на чумной барак, а его семья в полном составе со стариками и малыми детьми - в фильтрационный барак. Там и безо всякой чумы можно было двинуть кони - слово очевидцам:
Больные нижние чины были доставлены на фрегат "Скорый", нарочно назначенный под временный госпиталь. На нем ничего не было надлежащим образом устроено. По числу больных не доставало ни тюфяков, ни одеял, ни тёплых халатов. Необходимой посуды, перевязочных материалов и припасов не отпускали, приказали обходится всем имеющимся на фрегате "Эривань", а на фрегате же всё давно было израсходовано. Вследствие этой неурядицы было то, что в течение одной недели на фрегате из восьмидесяти брошенных туда больных, умерло шестьдесят, остальные же были взяты в лазарет.
....всех подозрительных больных собирали в пещеры Инкермана, на старые суда-блокшивы, в неприспособленные здания. Многие умирали там от бесчеловечного обращения и дурных условий. Из-за плохого продовольственного снабжения среди матросов Севастополя распространились желудочно-кишечные заболевания"
Теперь представьте себе эту атмосферу ненависти в городе: блокада, угроза голода, безработица, рейды докторов, после которых кого-нибудь да уводили.
Народ роптал, народ терпел.
А теперь самое главное: по совокупности свидетельств очевидцев можно с уверенностью утверждать, что чумы в городе не было.
Нет блин, прочитайте ещё раз, вложите больше эмоций: при всем при этом чумы в городе не было. Высокая смертность в фильтрационных бараках, вызванная скученностью "пациентов", страдавших различными инфекционными заболеваниями, низким качеством медицинского обслуживания, холодом и голодом не вызывала вопросов: у нас же эпидемия тут, вот и потери среди населения.
«Лицо умершего было вздуто, синевато-темного цвета, глаза закрытые, рот полуоткрытый, губы вздутые, синие, уши синие, шейные вены наполнены кровью, цвет кожи от стечения крови был синий. Явственно и несомненно, что тут «apoplexiasanguinea» и ничего больше». Доктор Закревский, осмотр мертвого матроса.
Однако доктор Ланг и его приверженцы отказались признать, что матрос умер от кровоизлияния в мозг, настаивая на том, что скончался он от чумы и к тому же, поспешили отправить в чумное отделение его жену и дочь.
Население, впрочем, было вполне уверено (и в этот раз не слишком-то ошибались), что это врачи-гады морят народ, проявляя чудеса изобретательности:
Чума – болезнь весьма скоротечная, но там умудрялись держать «подозрительных» даже и по два месяца, а был тут и такой случай, когда держали целых пять месяцев! Большинство умирало там, так как не все же были такие исключительные здоровяки, чтобы выдерживать режим карантина месяцами. А так как туда отправлялись не только подозрительные по чуме, но и их семейства полностью, до грудных детей и глубоких старцев, то часто вымирали там целые семьи. Наконец, кем-то из старших врачей изобретено было, как предупредительная мера против заражения чумою, поголовное купанье в море жителей Корабельной и Артиллерийской слободок и «Хребта беззакония»!
И это подневольное купанье продолжалось всю зиму, благо вода в бухте не замерзала. Как же можно было не заболеть от этого всеми простудными болезнями! А чуть человек заболевал, он уже становился «подозрительным по чуме».
«Хребет беззакония» — это великолепное, шикарное название центрального городского холма Севастополя, сосредоточения городской нищеты, лачуг и лабиринтов грязных улочек. Артиллерийская и Корабельная слободки — место проживания действительных и отставных матросов и военного люда, членов их семей, мелких лавочников и прочего «низшего класса».
Именно на «лечение» этих людей и были направлены основные усилия администрации города.
Не питающиеся должным образом люди в зимнее время, особенно в условиях нехватки тепла в жилищах, да ещё и регулярно ходящие на море купаться - автоматически означают не самую благоприятную эпидемиологическую обстановку. Люди болели массово, и никакие, самые решительные меры ничего не могли с этим поделать.
А что делать, если не помогают самые решительные меры? Предпринять меры экстраординарные, самые-самые решительные!
*В феврале 1830 г., в соответствии с доктриной усиления натиска на чуму и борьбы с инфекцией город был полностью закрыт на 21 день, все передвижения по улицам запрещены, жителям предписано запастись продуктами на два дня (как будто их было откуда запасать) и не покидать домов. Зато автоматически отменились водные процедуры, а то сил же уже никаких нет!
~Продовольственное снабжение, на котором и раньше неплохо так поднимали местные чиновники, полностью монополизировала администрация.
~Отощавших без сена лошадей за бесценок скупали для перепродажи за кордон, продовольствие закупалось ненадлежащего качества, в недостаточном количестве, по завышенным ценам и только у надежных людей. Не хватало даже дров и воды! При этом в городе активно действовал «черный рынок», источником продуктов на котором была всё та же администрация.
~Местные жители между собой называли происходящее «карманной чумой», то есть просто способом для чиновников набивать себе карманы на карантинных мерах.
Ещё до начала «активной фазы» блокады, правительство направляло в город особую комиссию, под руководством флигель-адъютанта Римского-Корсакова (одним из членов комиссии был Фаддей Беллинсгаузен, знаменитый мореплаватель).
Комиссия указала в отчете, что «по Севастопольскому порту допущены весьма важные злоупотребления, приказы Главного командования насчёт провианта и провизии вовсе не исполняются», но главком ЧФ, вице-адмирал А.С. Грейг никаких мер не принял, а комиссию вскоре одернули из Санкт-Петербурга — чтобы она не мешала бороться с эпидемией.
11 Марта как пролог последующих событий:
в Артиллерийской слободке матрос отказался идти вместе с женой и дочерью в чумной карантин, а когда его попытались взять силой - застрелил лейтенанта - адъютанта флотского начальника. После этого случая власти города распорядились изъять у населения всё оружие, и всё, что может быть использовано как оружие. Для хранения заняли одну избу, и поместили туда всё реквизированное у населения - можно сказать сами, своими руками подготовив для "граждан с активной позицией" арсенал и цель номер один.
Карантин продлевали ещё несколько раз, и, наконец, в мае кордоны вокруг города сняли: Севастополь был признан не чумным городом. С бедных кварталов оцепление должно было быть снято через семь дней, но произошло несчастье:
в Артиллерийской слободке 31 мая умерла матросская вдова Зиновья Щеглова. По правилам Щеглову должен был освидетельствовать врач, поэтому в слободку был командирован штаб-лекарь Шрамков. Он был явно мерзопакостной личностью, одной из причин бунта в Севастополе: из девятисот женских показаний, отобранных после бунта, практически каждое имело фразу:
«Претерпевала истязания от штаб-лекаря Шрамкова».
Шрамков объяснил смерть Щегловой чумой, и жители слободки были раздосадованы (мягко говоря) — до свободы оставалось всего три дня!Когда мортусы приехали забирать тело, жители слободки — в основном женщины, так как мужчины были на службе и на кораблях — тело не отдали, подняв бунт, и кинувшись избивать докторов и чиновников.
Все матросы, которые находились на кораблях при своих обязанностях, взбурлили, так как на берегу были их жены, дети, родственники. Контр-адмирал И. С. Скаловский, командующий морскими силами, и губернатор Н. А. Столыпин решили послать воинские команды для успокоения беспорядков, Корабельная и Артиллерийская слободка были оцеплены.
В ночь на третье июня на соборной колокольне ударили в набат, и толпа пошла прорывать оцепление. Восставших возглавила и скоординировала так называемая "Добрая партия" – совет, в который вошли мещане Т. Иванов, Ф. Пискарев, К. Шкуропелов, а также фельдфебель Петр Щукин, слесари Матвей Соловьев и Яков Попков.
Охранявшие слободки солдаты сочувствовали населению, и когда с фронта на них поперла толпа, а с тыла атаковали вооруженные матросы флотских экипажей, отступили, в свалке и сумятице «случайно» убив своего полковника.
Дом губернатора взяли штурмом, самого губернатора забили насмерть, как и нескольких «чумных» чиновников и докторов.
*Адмирала И. С. Скаловского избили, сорвали с него эполеты и требовали выдать расписку об «отсутствии в городе чумы и карантина».
Такую расписку под давлением восставших выдал комендант города, исполняющий после гибели Столыпина обязанности военного губернатора, генерал Турчанинов:
Объявляю всем жителям города Севастополя, что внутренняя карантинная линия в городе снята, жители имеют беспрепятственное сообщение между собой, в церквах богослужение дозволяется производить, и цепь вокруг города от нынешнего учреждения перенесена далее на две версты.
Через три дня в город вошли части 12-й дивизии генерала Тимофеева, окончив бунт: пришло время собирать камни.
В ходе бунта было убито несколько десятков человек, причем главный санитарный врач успел вовремя встать на лыжи.
Следственная комиссия под руководством генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии графа М.С. Воронцова рассмотрела дела около 6000 человек. Были казнены 7 человек, возглавивших восстание — руководители «Доброй партии» и унтер-офицер Крайненко. Различным наказаниям подвергли 497 гражданских (из них 423 женщины), 470 мастеровых рабочих экипажей, 27 матросов ластовых экипажей, 380 матросов флотских экипажей, 128 солдат, 46 офицеров. Наказания им определили от битья линьками до 3 тыс. ударов шпицрутенами с последующей каторгой.
Около 4200 штатских были депортированы в другие города. Офицеры получили дисциплинарные наказания. Генерал Турчанинов, «прогнувшийся» под требования восставших был лишен всех наград, должностей, разжалован в рядовые и умер вскоре после решения суда.
****
Но чума странным образом куда делась и больше на возвращалась.
Оценили 56 человек
73 кармы