Картина маслом

Годы моего взросления совпали с годами его правления. Я все знал о Ленине, немного слышал о Сталине и почти ничего о Хрущеве. А вот с именем Леонида Ильича Брежнева я просыпался и засыпал ровно восемнадцать лет. В школе мы читали его «Малую землю», конспектировали «Целину», учили наизусть фрагменты «Возрождения». Из телевизора постоянно звучали его программные речи о мире во всем мире, в газетах печатались отчеты о его выступлениях на партийных конференциях и съездах, на собраниях обсуждалась мудрая политика партии во главе с ее Генеральным секретарем. Наши родители делали вид, что слушают, читают и одобряют, а по вечерам на кухнях за бутылочкой портвейна рассказывали друг другу анекдоты про Брежнева, потешались над его манерой говорить, над страстью к поцелуям и наградам. Прошло почти полвека как его не стало, а в памяти сохранился не самый лучший из тех анекдотов: «Большая советская энциклопедия сообщает: Брежнев Леонид Ильич. Мелкий политический деятель времен Аллы Пугачевой»

Я прожил свои двадцать счастливых лет не задумываясь о том, плох или хорош наш Генеральный секретарь. Он есть - значит так нужно. Он мне не мешал жить и делать то, что нравится. Я влюблялся, пил с друзьями вино, читал Сэлинджера и Стругатских, слушал Высоцкого и «Машину Времени», рисовал и занимался каратэ. Не знаю что делал Леонид Ильич в свободное от съездов и поцелуев время, нам тогда ничего не рассказывали. Мы жили в параллельных мирах и наши миры никогда не должны были пересечься.

По заданию партии

7 ноября 1982 года. Долгожданное воскресенье. Наша рота сбегала за зарядку, позавтракала и расселась в ленинской комнате для просмотра торжественного парада посвященного очередной годовщине Октябрьской революции. Привычная картинка - флаги, бравурная музыка, марширующие колонны разных родов войск, проезд техники и привычные лица наших руководителей на Мавзолее. Впервые за много лет я внимательно всматривался в лицо Брежнева и на то был повод.

Пару недель назад меня как художника штаба дивизии, вызвали к начальнику политотдела. Ну, думаю, опять будем обновлять наглядную агитацию и писать новые лозунги, не впервой, но зачем такой официоз с приглашением на высочайшую аудиенцию. Майор Поддубняк... Удивительное явление, те кто служил в армии, навсегда запомнили фамилии своих начальников... Так вот, майор Поддубняк усадил меня в кресло, налил чай и поставил на стол вазу с шоколадными конфетами. Сразу стало понятно - чего-то хочет. За полгода службы я уже много что сделал для него. Написал несколько копий с картин известных художников, которые он от своего имени подарил вышестоящему начальству, тайком таскал из автопарка бензин для его «Жигулей», хранил в своей мастерской канистры с техническим спиртом, которые он добывал у пронырливых прапорщиков из авиаотряда. Он отвечал взаимностью - еженедельно отпускал в город под видом закупки канцтоваров, разрешал звонить домой по спецсвязи и вообще закрывал глаза на всякие «нарушения устава» с моей стороны. За то, что я стал художником при штабе дивизии, тоже обязан ему. В мае, когда нас пьяных и испуганных новобранцев выгрузили из автобуса возле казармы и мы готовились ко «встрече» с дембелями, мимо прошел офицер, на которого никто не обратил внимания. Неожиданно он остановился, снял фуражку и протирая платочком пот на ободке, спросил:

- Сынки, кто-нибудь из вас рисовать умеет? 

Из толпы вышел я... С этого дня «Армия», во всей полноте этого слова, для меня закончились так и не начавшись.

- Послушай, боец, - задумчиво произнес майор Поддубняк, насыпая мне в стакан уже пятую ложку сахара, - а давай нарисуем большой портрет Леонида Ильича. У него 19 декабря день рождения. Покажем начальству свою мощь богатырскую.

- Что за проблема, давайте нарисуем...

- Нет, ты не понял, боец! - майор вскочил с кресла и зашагал по кабинету, расплескивая горячий чай, - Я хочу, чтобы портрет был не просто большой, а гигантский! Чтобы на всю стену штаба! Масляными красками на холсте! Что бы все ахнули!

По его затуманившимся глазам читалось, что майор Поддубняк где-то очень далеко в своих мечтах. И уже видит, как генерал смотрит задравши голову на портрет Генерального секретаря, роняет скупую мужскую слезу и присваивает отличившемуся начальнику политотдела очередное воинское звание.

- Товарищ, майор, - вернул я его обратно, - А где же мы такой огромный подрамник разместим? На улице нельзя, уже сыро... Красок нужен вагон, хороший брус для каркаса, холст, грунтовка...

- Не бзди, сынок, все порешаем. Ты только скажи, сможешь?!

- Смогу, - не задумываясь ответил я, хотя очень сильно сомневался, поскольку ничего подобного раньше не делал.

Привычное для тогдашних партработников слово «порешаем» похожее сегодня больше на отмазку, в то время означало, что все будет сделано как надо. Майор Поддубняк «порешал» очень быстро. Уже в понедельник огромное помещение музея боевой славы дивизии было «закрыто на ремонт», ребята из хозвзвода завезли туда брус и сколотили подрамник размером с два современных билборда. Я натянул холст, загрунтовал его и пока тот сох, помчался скупать во всех магазинах Днепропетровска наборы масляных красок. Вечером майор принес шикарную фотографию Брежнева, сделанную по всей видимости когда ему было лет пятьдесят.

- У тебя чуть больше месяца, - распорядился он, и кнопкой приколол фотографию к подрамнику, - Я уже доложил командиру дивизии. Работай, сынок. Не подведи.

Я на столько увлекся портретом, что не вылазил из музея по несколько дней, представляя себя Микеланджело, который расписывает Сикстинскую капеллу. Со стороны действительно было похоже - деревянные леса до самого потолка, лестницы, ведра с красками, внизу копошатся помощники, а ты сидишь на под крышей и миллиметр за миллиметром заполняешь холст, потом спускаешься вниз и сравниваешь с фотографией. А ведь похож!

Картина маслом

И вот в воскресенье, 7-го ноября, я устроил себе выходной. Портрет был уже почти готов, но торопиться с докладом майору я не хотел. Всё лучше чем лозунги о «Славе КПСС» писать. Сижу вместе со всеми, смотрю парад и ловлю себя на том, что постоянно сравниваю человека, стоящего на Мавзолее с тем, чей огромный портрет подсыхает в музее боевой славы. Сдал Леонид Ильич. Вяло так рукой машет, взгляд какой-то равнодушный и стоит, словно кол проглотил. Но в принципе, для своих 75-ти, еще и ничего. На моем портрете он получился по-моложе, но это привычная практика. Кто помнит Сталина таким, какой он был на самом деле? Все помнят его по парадным портретам - ни оспинки, ни морщинки, усы пышные, прическа идеальная, взгляд добрый. У меня Леонид Ильич получился не хуже - легкая улыбка, взгляд лукавый, брови пышные, вся грудь в Золотых звездах.

После выходного решил еще пару дней позаниматься доработкой деталей, а потом все-таки показать портрет майору Поддубняку. Мало ли что... Я ждал его 10-го вечером. Разобрал леса, вынес весь мусор, навел порядок и поставил два кресла в конце зала, чтобы можно было хорошо рассмотреть портрет издалека, но мой начальник не пришел. Утром после завтрака я позвонил из дежурки в штаб. Мне сказали, что начальник политотдела еще не приходил и пообещали как только он появится, сказать чтобы сразу зашел в музей. Идя по территории части я заметил какую-то нервозность. Повсюду бегали озабоченные офицеры, о чем-то переговаривались и не обращали никакого внимания на солдат. Около 12-ти открылась дверь и в музей вошел майор Поддубняк. Как пишут в книгах «на нем не было лица». Бухал наверное всю ночь, подумал я.

- Показывай, сынок, - угрюмо сказал он и уселся в кресло. Я стащил покрывало с портрета и сел рядом. Майор долго не моргая смотрел на него, потом достал из портфеля бутылку водки и раскладной стаканчик. Налил до краев и залпом выпил. Налил еще и протянул стакан мне.

- Товарищ, майор, мне нельзя.

- Пей, боец, сегодня можно. Леонид Ильич умер...

- Как умер? Он же в воскресенье на трибуне стоял, - забубнил я, - Он же парад принимал... А с портретом что теперь делать?

- Вот и я о том же..., - чуть не плакал майор, - Сколько деньжищ угрохали... Я же генералу пообещал...

- Но ведь готов же портрет...

- Да на хер он теперь кому нужен, - в сердцах выругался он, выпил мой стакан водки, и ушел хлопнув дверью. Через минуту вернулся и приказал заняться траурными мероприятиями - подготовить фотографию с черной ленточкой и оббить тумбу красным бархатом. Все к обеду должно стоять в штабе возле знамени дивизии.

Все солдаты сидели у телевизора во время трансляции похорон Брежнева. Когда его гроб с грохотом упал в могилу наверное у каждого по спине пробежали мурашки. Плохой знак... Но очень быстро суета закончилась. Отбегали, отгрустили, помянули. И только особисты расправили и без того широкие плечи - теперь их человек у власти. Теперь держитесь! Я в шутку спросил: "Так что, может быть теперь портрет Юрия Владимировича написать". И чуть было не залетел на 15 суток на гауптвахту.

Безвыходная ситуация

Шутки шутками, а у меня в музее стоял гигантский портрет лукаво улыбающегося Леонида Ильича, который выбрасывать было жалко, а что делать с ним не знал никто. Решение пришло неожиданно. Я снова сколотил леса, развел краски и начал работать. Через две недели позвал майора Поддубняка, снова усадил его в кресло и пошел стягивать ткань с обновленного портрета. Мне казалось, что мой начальник отреагирует моментально и ему понравится моя находка. Но прошла минута, вторая, а он всё смотрел и смотрел на портрет. Потом так же молча встал и ушел. Через несколько минут вернулся со своим заместителем. Постояли, посмотрели, ушли. Еще через несколько минут пришли с какими-то полковниками, среди которых я узнал только начальника особого отдела. Снова постояли, посмотрели, ушли. Так продолжалось несколько дней, пока в помещение не вошел командир дивизии генерал лейтенант Катин. Вся штабная челядь сгрудилась у него за спиной и затихла. Он долго и пристально всматривался в портрет.

- Кто рисовал! - во всю глотку гаркнул генерал. 

И меня тут же выталкали на середину зала. Я стоял перед этим суровым дядькой, прошедшим войну и понимал, что в лучшем случае отделаюсь дисбатом.

- Подойди ближе, - тихо сказал он.

С трудом передвигая ватные ноги я приблизился к генералу, а он взял меня своими ручищами за плечи, прижал к себе и тихонько шепнул на ухо:

- Спасибо, сынок, - потом развернулся к своим подчиненным и отдал приказ. - Что бы завтра к обеду картина висела на самом вином месте на территории части!

Секунду помолчал, окинул портрет взглядом сверху вниз, словно измеряя его и уходя бросил:

- Одного только не пойму, бараны, как вы это отсюда выносить будете.

И действительно, идиотская ситуация. Во всеобщем запале и эйфории никто даже и не подумал об этом. Занесли то в дверь брус и рулон холста, а выносить теперь нужно конструкцию размером шесть на девять метров. В принципе, обычная для нашей армии ситуация, в которой круглое переносили, а квадратное перекатывали. Не в коей мере не снимаю вину с себя и на «барана» тогда совсем не обиделся. Не знаю как другие...

Предложения озаботившихся проблемой офицеров были разные, вплоть до разбора торцевой стены музея. Приказ то нужно выполнять, а до завтрашнего обеда времени осталось мало. Пошумели, и ушли думать по своим кабинетам.

Я выматерился от души, позвал ребят из роты, взяли мы пилы и начали распиливать все параллельные брусья на несколько частей. В итоге сложили картину и утром аккуратно вынесли ее на плац, где развернули и заново скрепили брусья болтами. Пока мы занимались рамой, сварщики из хозвзвода варили стойки, кто-то рыл ямы, кто-то месил раствор, вокруг бесполезно вертелись офицеры, пытаясь возглавить работы. В общем к обеду всё было готово и гигантская конструкция была установлена рядом со штабом.

Лет пятнадцать назад я впервые после службы в армии оказался по делам в Днепропетровске. И после того как закончились все встречи, я попросил водителя отвезти меня в район парка имени Богдана Хмельницкого, помня что где-то рядом находилась наша воинская часть. Прошел дворами по знакомым тропкам, по которым солдаты ходили в самоволку, и заглянул через забор. На территории части почти ничего не изменилось, только деревья стали толще и выше. А самым удивительным было то, что на том же самом месте стояла та же самая металлическая конструкция, на которой висела написанная мною картина... Воин-освободитель на фоне поверженного Рейхстага. Каска, солдатская гимнастерка с боевыми орденами и медалями, на плече автомат. Обычный солдат, правда немного в возрасте. Но разве только мальчишки брали Берлин? Выдавал воина-освободителя знакомый многим овал лица, лукавый взгляд и пышные брови...                                                                                                                                                     Все мои книги можно найти на сайте https://stas-kanin.wixsite.com... или в книжном интернет-магазине Литрес https://www.litres.ru/stas-kan...