Забытый

Многие уже забыли, а большинство и не знает, кто такой Алексей Стаханов, но наверняка почти всем известны словосочетания «стахановское движение», «стахановскими темпами» и «работать по стахановски». А еще было понятие — жить по стахановски, то есть, жить хорошо. Все, кто помнит то время, изучал ли в школе, читал или смотрел фильмы о первых пятилетках, завидовали необразованному шахтеру, который в одночасье стал всенародным героем и любимцем Сталина. Завидовали его славе, его обеспеченности и вседозволенности. Ведь только он мог без предварительной записи попасть на прием в Кремль, только ему было позволено жениться на 14-летней девчонке, только его никто не одергивал за беспробудное пьянство и только он мог, установив рекорд по добыче угля, больше никогда не опускаться в шахту, но при этом оставаться самым выдающемся шахтером современности. Это была его жизнь. Таким он и остался в памяти целого поколения. Но оказывается была и друга жизнь Стаханова - та, о которой знали единицы - та, о которой не писались книги и не снимались фильмы - жизнь забытого и брошенного героя. Хотя, то как он жил, трудно назвать жизнью.

Когда передо мной оказался список с сотней предполагаемых персонажей для цикла документальных фильмов об истории Советского Союза, я почему-то остановил свой взгляд на строчке со знакомой с детства фамилией - Стаханов. Мне стало интересно узнать об этом человеке как можно больше и первым откровением стал тот факт, что последние годы жизни он провел не в обласкавшей его Москве, а в маленьком шахтерском городе, который был назван в честь человека из-за которого жизнь народного героя сделала крутой поворот. Но обо всем по порядку...

Славный... Вернее сладкий период жизни Стаханова закончился в 1957 году, когда приехавший в гости к Хрущеву французский коммунист Морис Торез поинтересовался у Никиты Сергеевича, а где же Алексей Стаханов, с которым мы так славно выписали в Кремле. Хрущев не долго думая, взял да и ляпнул, что он живет в Донбассе, работает на шахте, мол в следующий раз будешь у нас — организуем встречу. Когда Морис Торез уехал, Хрущев позвонил министру угольной промышленности и спросил, где Стаханов, жив хоть. Министр ответили, что Алексей Григорьевич здесь, работает в министерстве в отделе социалистического соревнования и наград. Хрущев был краток — через 48 часов Стаханов должен был в Донбассе...

Мы проделали огромный путь до тех мест, где начал и где закончил свою жизнь Алексей Григорьевич. Человеку, не знающему специфику небольших городов и рабочих поселков Донбасса трудно было бы воспринимать все то, что мы увидели. А тут еще такая зима, с дождем и непролазной грязью. Мы заехали в поселок Теплогорск, бывшее Ирмино, где работал Стаханов. С трудом нашли место где раньше была шахта «Центральная-Ирмино». От нее остался только бетонный копёр. Жители рассказали, что шахту в 90-е затопили, а потом взрывали несколько раз, всё вокруг превратилось в труху, а копёр так не рухнул. Так он и стоит среди угольной грязи и руин как немое напоминание о прошлом.

Потом был город Стаханов, бывшая Кадиевка, где сразу после своего рекорда молодой Алексей получил в подарок небольшой дом. Здесь все обставлено по парадному: музей с огромной экспозиций, посвященной неродному герою и добродушной директрисой, которая готова рассказывать о нем с утра до ночи без перерыва на обед; площадь с величественным памятником Стаханову, который «гордо шествует с отбойным молотком навстречу новым рекордам». Наталья Будкова, тот самый директор музея Стаханова рассказала: «Когда этот монумент только готовили к установке и он долгое время лежал на земле в горизонтальном положении, то «добрые горожане», отдавая дань уважения своему земляку, каждый вечер приходили к нему группами по три человека, а утром рабочие, занимающееся установкой памятника, с трудом выковыривали из бетонной ладони лежащего на спине Стаханова пустой стакан. Ведь не зря за глаза, да и в глаза тоже, Алексея Григорьевича все называли Стаканов»

Именно стакан и его содержимое буквально за год превратили статного мужчину в неузнаваемого запойного бомжа. Со дня приезда в Торез он каждый день ждал, что именно сегодня прибежит почтальон и принесет срочную телеграмму из Москвы, где будут извинения и просьба немедленно приехать в столицу, что это, мол, была ошибка и что без него ни как. Но дни шли, а телеграммы все не было. Последней каплей стал окончательный отказ жены и детей переехать к нему. Стаханов сорвался. Он беспробудно пил, дебоширил, не ходил на работу, как говорили тогда, «начал морально разлагаться». Его уволили с должности начальника треста, выселили из гостиничного номера и отправили жить на окраину Тореза, дав незначительную должность на отстающей шахте.

Дни превращались в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. В полном забвении и одиночестве он провел почти десять лет, пока в лежащем под забором пьянице один из молодых шахтеров не узнал Алексея Григорьевича Стаханова и не рассказал об этом журналисту газеты «Комсомолец Донбасса» Игорю Авраменко.

Мы разыскали Игоря Петровича. Он долго не хотел ничего рассказывать, но потом махнул рукой, вытер слезы и выложил всё, что держал в тайне почти сорок лет: «Мне тот мальчишка говорит, - моя мама была стахановкой и мне сейчас очень больно, что тот человек, которого я боготворил, сейчас лежит обоссанный под забором. Вы же журналист, сделайте что-нибудь. Я быстро собрался и мы поехали туда. Подходим, а Стаханов лежит там же, под забором и у него мальчишки лазают по карманам, а один потом расстегнул штаны и стал на него мочиться. Мы отогнали их. Подняли Алексея Григорьевича и поволокли в дом. Пытаемся открыть дверь на веранде, а она не открывается. Навалились, открыли, а вся веранда завалена жужолкой, это то, что остается, когда уголь сгорает в печи. Он эту жужалку даже на улицу не выносил, высыпал прямо на веранде. Заходим в комнату, а там почти ничего нет — ржавая кровать без матраца с лежащей прямо на сетке грязной фуфайкой, пустой шкаф с картоном вместо зеркала и повсюду пустые бутылки. Больше ничего нет — он все пропил. Мы прибрались немного в комнате, потом его искупали, поехали в универмаг купили ему белую нейлоновую рубашку, брюки и новые туфли»

На следующий день Игорь Авраменко вернулся в Донецк и из редакции позвонил Константину Петрову, тому самому Петрову - парторгу шахты «Центральная-Ирмино», вместе с которым Стаханов шел на рекорд в далеком 1935 году, который этот рекорд и придумал. Теперь он был первым секретарем горкома партии в Кадиевке. Через несколько часов Петров приехал в Торез. Он не мог поверить рассказам журналиста и решил сам все проверить. Во всех официальных источниках говориться, что Петров и Стаханов при встрече обнялись и долго вспоминали молодость. Но на самом деле все было иначе, и свидетелем той встречи был Игорь Авраменко: «Сначала Стаханов долго его не узнавал и требовал бутылку, а потом накинулся на своего старого друга с кулаками и обвинил его в том, что тот сломал ему жизнь. В том, что его сначала подняли до заоблачных высот, а затем швырнули в пропасть. В том, что за несколько дней до рекорда Петров исключил его из членов ВКП(б) за вопиющую политнеграмотность. Напомнил об аресте и расстреле начальника шахты, который сомневался в рекорде. А когда речь зашла о странной смерти первой жены Стаханова Евдокии, которая неожиданно умерла после подпольного аборта, Алексей окончательно потерял контроль над собой и снова бросился на Петрова с кулаками. Потом, когда Алексей Григорьевич немного успокоился, мы его привели в нормальный вид и повезли в Донецк. Там в кинозале обкома партии ему показали хронику прошлых лет — как он ставит рекорд, как его потом в Москву везут, а он держится за поручень вагона, ветер ему светлый чуб треплет, на каждой остановке цветами забрасывают... Я сам волнуюсь, когда вспоминаю... А когда включили свет, то рядом со мной сидел плачущий старик»

Директор музея города Стаханов Наталья Будкова рассказала: «После долгих лет безразличия Константин Петров решил помочь Алексею. Он вспомнил, что в медпункте одной из торезских шахт работает сестра его покойной жены Антонина и что в юности она была безответно влюблена в Алексея. Правда были свидетельства, что в 16-ть лет он изнасиловал эту Антонину, а она в него влюбилась. И есть еще один факт, который никто и нигде не упоминает — Антонина, будучи молоденькой медсестрой, делала тот самый подпольный аборт первой жене Стаханова, посте которого та и умерла. Но она все-таки приехала к нему, ухаживала и жила с ним. Может быть в отместку, может быть от сильной любви»

Но на этом история не закончилась. Корреспондент донецкого телевидения Владимир Бешуля рассказал журналисту московского радио Матвею Гноринскому, который сделал радио передачу, где сетовал на то, что сегодняшние передовики за перевыполнение планов получают награды и звание Герой Социалистического Труда, а вот тот человек, благодаря которому это движение началось, живет где-то в рабочем поселке в Донбассе и никакого звания не имеет. Эту передачу услышал Леонид Ильич Брежнев. Он, как и все, был убежден, что Стаханова уже давным давно нет в живых, но его больше поразил не тот факт, что Стаханов жив, а то, что он так никогда и не был награжден золотой звездой Героя Труда. Брежнев дал указание разыскать Стаханова, привезти в Москву и наградить.

Шел 1970 год. Страна отмечала столетний юбилей Владимира Ильича Ленина, а в августе исполнялось 35 лет стахановскому движению. К этой дате и решили наградить Стаханова Золотой Звездой и вторым Орденом Ленина. Но когда Алексей Григорьевич узнал об этом, то наотрез отказался ехать в Москву. Первый раз в жизни пошел наперекор воле партии: «Пусть приезжают сами. К ним не поеду». И начальство приехало в Торез во главе с Первым секретарем ЦК КПУ Петром Шелестом. Когда Стаханову вручали Звезду, он с горечью прошептал: «Долго же ты ко мне шла, дорогая...»

Но в Москву все же съездить пришлось. Делегация из Донбасса была приглашена на торжества в честь юбилея стахановского движения. В Кремлевский дворец съехались передовики со всей страны, в том числе и те кто в 30-е годы начинал это движение. Все обнимали друг друга, вспоминали прошлые годы, смеялись. И только Стаханов стоял в стороне. Сопровождавший его Игорь Авраменко вспоминает: «Я ему говорю, смотрите, вон сестры Виноградовы, Бусыгин. Давайте подойдем. А он, мать-перемать... И не захотел. Ему было стыдно. Они вот удержались, а он со своей слишком размашистой забулдыжной русской натурой сам себя уронил. Тут он понимал свою вину»

Теперь журналисты искали возможность попасть к Стаханову, чтобы взять интервью. Правда лишь единицы знали как нужно поступать, что бы этого добиться. Одним из тех, кому удалось поговорить с Алексеем Григорьевичем был Владимир Бешуля, благодаря которому о Стаханове узнал сам Брежнев: «Я тогда работал на донецкой студии телевидения. Взял свой «Репортер 2» пятикилограммовый и поехал в Торез. Нашел ту улицу и дом где он жил. Это был небольшой коттедж на две семьи. Стучу, никто не открывает, стучу еще раз, смотрю из-за занавески показалось лицо Алексея Григорьевича. Он впустил меня. Я поставил магнитофон, настроился. Я знал, что Стаханов на разговоры очень тугой и я написал на листочке вопросы и ответы. Я задаю вопрос, а он должен читать и якобы отвечать, что вот я живу хорошо, работаю на шахте. А Алексей Григорьевич мыкнул что-то и ничего не получилось. Я снова, - да вы не волнуйтесь. Опят включаю магнитофон — ничего не получается. Помните, как «Кролики»... Я час битый с ним возился — ни одного стахановского слова на пленке. Потом он разозлился, встал и убежал на кухню. Слышу скрипнул холодильник и что-то забулькало. Через несколько минут он вернулся порозовевший такой и говорит — давай, включай свой мотор»

Стаханову было тяжело возвращаться к прежней жизни, а люди которые еще вчера обходили его стороной навязывались с приветствиями. Первый секретарь Ворошиловградского обкома партии Владимир Шевченко, который в 1957 году отказался пускать Стаханова в Ворошиловград, сказав что этот пьяница ему не нужен, теперь назойливо зазывал его в гости. Каждый хотел побыть рядом с героем, послушать его рассказы о стахановском движении и естественно каждый хотел с ним выпить. Во время таких встреч к Алексею Григорьевичу прикрепляли специальных людей, которые следили, чтобы тот не упал в грязь лицом в прямом и в переносном смысле.

Одним из них был Владимир Бешуля: «Как-то мы с инструктором политчасти донецкого УВД должны были привезти Стаханова домой после очередной встречи. Усадили его в машину. По дороге едем, а я пытаюсь с ним поговорить, спрашиваю, вы вот там со Сталиным встречались. Расскажите, как все было. А он так приподнимается, тянется рукой в задний карман и говорит, - еще раз спросишь про Сталина, застрелю. Приехали молча домой, выходит жена, посмотрела на Алексея Григорьевича и говорит, - везите его туда, где напоили и закрыла дверь изнутри. В ту ночь поле приступа белой горячки у Стаханова случился инсульт. Мы его долго возили по разным больницам, пытаясь привести в чувство»

В конце концов ему поставили диагноз — рассеянный склероз с частичной потерей памяти и речевых функций. Последним его пристанищем стала психиатрическая больница в Донецке. Наталья Будкова частенько бывала в гостях у Алексея Григорьевича: «Ему выделили там специальную комнату, обвесили ее коврами, поставили телевизор... Вернее, он лежал в отдельной палате, а это была комната, куда его приводили, когда приезжали всякие делегации или журналисты. Его прилично одевали и заводили в эту комнату, рассказывая, что вот у нас на лечении Герой Соцтруда Стаханов. В полусознательном состоянии он выслушивал рапорты командиров строительных отрядов, принимал в пионеры, вручал знамена, ставил подписи под всевозможными обращениями»

В таком состоянии он встретил и 40-летие стахановского движения и свое 70-летие. Владимир Бешуля вспоминает: «Приближался очередной юбилей — 60-летие Октябрьской Революции. Мы привезли Алексею Григорьевичу пиджак с орденами и медалями. В красном уголке собрались врачи, медсестры, ну и больные, которые способны были что-то воспринимать. И вот ввели Стаханова. Он идет бледный, осунувшийся и смотрит в одну точку. По-моему он и не соображал куда его ведут и зачем. Но в президиум сел сам, это же его любимое место, он всю жизнь там просидел. Смотрит куда-то в даль. Ему хлопают, цветы вручают. И вдруг что-то мелькнуло в глазах, как-будто сознание вернулось. Он встал, поднял руки и поприветствовал всех. Вечером к нему приехал Константин Петров с сыном и они долго разговаривали, вспоминали молодость, а когда они ушли, доктор сказал мне, — это добром не кончится. И действительно, ночью случился приступ. Стаханов разгромил всю палату. Кричал, ругался, бил медработников»

Только два укола успокоительного смогли остановить разъяренного Алексея Григорьевича. К утру его палату привели в порядок, пациенты позавтракали и потянулись в красный уголок смотреть телевизор, за ними побрел и Стаханов. Никто не заметил как он поскользнулся на мокром полу в коридоре, упал, ударился головой и потерял сознание. Через два дня Стаханова не стало. Его похоронили на городском кладбище Тореза.

В конце 90-х молодой шахтер, приводивший в порядок захоронение родственников, обратил внимание на заброшенный участок. Он выкорчевал траву, собрал сухие ветки, очистил от грязи табличку и не поверил своим глазам — это была могила Алексея Стаханова, забытого героя эпохи строительства коммунизма. Человека с искореженной судьбой, последнее пристанище которого оказалось обречено на забвение, также как и вся его жизнь.

Все мои книги можно найти на сайте https://stas-kanin.wixsite.com... или в книжном интернет-магазине Литрес https://www.litres.ru/stas-kan...