Полоцкие князья в Византии XII в.

В древнерусских летописях встречается любопытное свидетельство о нахождении полоцких князей в византийской ссылке вместе с семьями в течении десяти лет (1129 – 1139 гг.): «В год 6638 (1129)… в тот же год сослал Мстислав полоцких князей в Грецию за то, что преступили крестоцелование». В другом месте летописи названы и имена изгнанников: «В год 6648 (1139)…

В тот же год вернулись из Царьграда два [полоцкие] княжича [курсив мой – С. К.], которых сослал Мстислав… и послал за кривицкими князьями, за Давидом, Ростиславом, Святославом и двумя Рогволодовичами [Василием и Иваном], посадил их в три лодки и сослал в Царьград за непослушание». [3, с. 32; 19, с. 94-95] При том, что в каждую такую ладью могло входить до сорока человек. Скорее всего, вместе с князьями были изгнаны и их семьи. По византийскому протоколу в русских посольствах на одного знатного человека приходилось по двое слуг. Вряд ли в данном случае с изгнанием, «почетной ссылкой», эта цифра была сильно изменена.

Вполне вероятно, что у изгнанных полоцких князей уже в Византии родились дети, это были люди в основном еще молодые. Известно также, что Иоанн II Комнин послал их в составе императорских войск на войну с «сарацинами», т. е. или с арабами, или, что вероятнее, c турками-сельджуками. А через десять лет двое сыновей Ростислава Рогволодовича Давил и Мовкольд вернулись на Родину и их приняли на княжение вильняне. [8, с. 180-188; 14, с. 466-467] Сразу возникает вопрос: «Почему эти молодые люди вернулись только в 1139 г., тогда как инициатор их изгнания умер в 1132 г.?». А затем и еще один, наверное главный: «Какой же была или могла быть судьба у полоцких князей в далекой Византии?».

Ответ на первый вопрос мы находим в хитросплетениях политики того времени. Конечно, известие о смерти Мстислава очень скоро достигло ушей василевса, на Руси были его шпионы, что отражено в византийских военных трактатах Х в. Остальные жители Константинополя, кому это было интересно, должны были ждать ежегодный торговый караван с севера.

Интересно другое, то что княжичи отправились на Родину в то самое время, когда власть в Киеве получил Всеволод Олегович, сын другого знаменитого изгнанника в Византию – Олега Святославича, известного по «Слову о полку Игореве», как «Гореславич». Дружественные и союзные отношения между домами Комнинов и Ольговичей начинаются с основателей этих династий: Алексея I Комнина и Олега. Последний был сослан в 1079 году своим дядей Всеволодом Ярославичем в далекую империю, где правил тогда Никифор III Вотаниат, союзник Всеволода. Два года Олег провел под фактическим арестом на острове Родос.

Перемены в его судьбе начались с приходом к власти в 1081 г. Алексея Комнина. Новый василевс перевел Олега в столицу и выдал за него Феофано Музалон, представительницу знатного византийского рода, правда из гражданской знати (в первой половине XIII в. представители этого рода будут стоять у вершины власти в Никейской империи). Алексей ни в коей мере не был филантропом, он был политиком и стремился заполучить стратегически важные для безопасности империи месторождения боспорской нефти, необходимой для изготовления «греческого огня».

И Олег пришелся здесь как никогда кстати. Уже в 1083 г. Олег и Феофано находятся в Тмутаракани, откуда успешно изгоняются Давид и Володарь, отнявшие в свою очередь город у Всеволода Ярославича. Без сомнения, в этом предприятии Олег пользовался широчайшей поддержкой византийцев, возможно даже и военной. [15, с. 501-505] Новый этап сближения Комнинов с Ольговичами приходится именно на 1139 г. Дело в том, что после первоначальной конфронтации между Алексеем Комнином и Владимиром Мономахом отношения Комнинов с Мономаховичами нормализуются, а Иоанн II Комнин не хотел портить их. К сожалению, месторождений нефти на Полоцкой земле нет. Полоцкие княжичи были отправлены на Родину для поддержки Всеволода Олеговича. Возможно даже по инициативе василевса.

В это время политика Византии в отношении Руси приобретает маневренный избирательный характер: она стала различной относительно разных русских княжеств, варьируясь от тесного союза до открытого разрыва в зависимости от перемен в соотношении сил на Руси и перемен во внешнеполитической обстановке. Угроза нападения русских на империю в XII в. практически исчезла, и византийские дипломаты стремились использовать Русь в борьбе с врагами Византии в Центральной Европе и на Балканах.

Византийская империя стремилась, по возможности, сохранять дружественные связи с Киевским княжеством, как старшим в иерархии древнерусских княжеств, одновременно увеличивая связи с Галицким княжеством. Причем важность союза с последним была столь большой, что превосходила традиционные византийско-киевские связи. Дружественными были и византийско-суздальские связи. Так, в войне Византийской и Германской империй против сицилийских норманнов и Венгрии в 1147 – 1158 гг. Суздаль и Галич были на стороне имперской коалиции, а Киев и Волынь – на стороне ее противников. [4, с. 498, 509; см. 15]

Обратим внимание в отрывке летописи на то, что вернуться пожелали только двое из младшего поколения изгнанников – «княжичи». Остальные или не смогли, или не пожелали покидать Византию, где у них, по-видимому, уже наладилась новая жизнь. Конечно, дело не в том, что все остальные полоцкие изгнанники покинули этот мир, а в том терпимом и лояльном отношении к чужеземцам, которое бытовало в Византии еще до эпохи Комнинов.

В XII в. это отношение значительно еще более изменилось в лучшую сторону для них. Если в XI в. полководец Кекавмен призывает императора предельно осторожно относиться к иноземцам на византийской службе: «Если они будут служить за одежду и хлеб, знай, что будут исполнять службу верно и преданно, посматривая на длань твою и ожидая нескольких номисм и хлеба. А когда ты удостоишь иноплеменника более высоким титулом, чем титул спафарокандидата, с того момента он будет небрежен и перестанет служить тебе верно». [11, с. 299-301; 16, с. 132-133]

То в правление Комнинов в среду византийской аристократии вливается значительное число иноземцев, получавших и высокие чины, и земельные владения. Все это сильно раздражало представителей византийской константинопольской чиновной знати, оттесненной Комнинами от руля государственной власти. Вообще, при этой династии в византийской элите процент собственно «византийских» славян незначителен, в основном мы видим славян – выходцев из Восточной Европы, Болгарии и Сербии. Источники свидетельствуют о некоторых «русских» в составе имперской элиты.

Так известен по печати некий Иоанн Русский, который носил титул протовеста. При Мануиле I Комнине князья Василько и Мстислав Юрьевичи, изгнанные своим дядей Андреем Боголюбским в 1162 г., получили земельные владения: Василько – четыре города у устья Дуная, переданные впоследствии «тавроскифскому [т. е. «русскому» – С. К.] династу Владиславу» в 1165 г., который «с детьми, с женой и всеми своими людьми добровольно перешел к ромеям», а Мстислав – «волость Отсклану».

В этом же году в Солуни был отравлен Иван Ростиславич Берладник, неутомимый соперник Ярослава Осмомысла. Известна надпись на кресте-энколпионе (XII в.), хозяин которого называл себя «Феодором, русским, из царского рода». К числу этих свидетельств мы можем отнести и захоронение в церкви св. Даниила Столпника в Македонии Ксении Брячиславны (возможно она принадлежала к числу полоцких изгнанников или их потомков; по крайней мере, имя Брячислав распространено именно среди Полоцких князей). [4, с. 56, 67; 12, с. 186-187; 9, с. 40]

Есть еще одна важная для нас особенность: никто из выходцев из Восточной Европы не сумел подняться на самый верх византийской иерархии. Единственное исключение – это венгерско-русская семья Каламанов, Καλαμάνος, потомков венгерских королей и Владимира Мономаха, породнившаяся непосредственно с самими Комнинами. Каламаны насчитывали пять представителей, упоминавшихся в византийских исторических сочинениях. При Иоанне и Мануиле Комнинах они достигали высокого титула «севаст», принадлежали к военной аристократии и имели земельные владения (пронию).

Если в X – XI вв. выходцы из Восточной Европы составляли в основном варяжско-русский корпус (после окончания своей службы они возвращались на Родину), то в XII в. они уже входят в военную элиту империи, получают земельные владения и постепенно смешиваются с византийской знатью. XII в. – это век власти военной провинциальной знати в Византии. Об этом свидетельствует «реформа» византийской титулатуры, ставшая символом разрыва Комнинов с предыдущей традицией государственного управления. Постепенно из оборота исчезают старые титулы, связанные со временем господства столичной чиновной аристократии: анфипат, патрикий, магистр, протоспафарий.

Титул «магистр» исчез после 1117/1118 г., титул патрикия – после 1118 г., титул «протоспафария» – после 1115 г. К ним на смену приходят новые титулы: «севаст», «паниперсеваст», «протосеваст», «севастократор» и другие. Эта новая система титулов была тесно связана с родственными отношениями носителей титулов с правящей династией Комнинов, чем ближе они к правящей династии, тем выше их титулы. Так титул севастократора предназначался для сыновей василевса, протосеваста – для ближайшего из племянников, севаста и гамброса – для мужей царских сестер и племянниц. Для второстепенной знати остались старые титулы новелисима, куропалата, проэдра (в X в. они жаловались лишь царским родственникам, прочим высшим чиновникам только в порядке исключения). Рядовое чиновничество было поставлено вне рамок новой системы чинов. [6, с. 60-61, 96, 112, 139, 171, 197, 200, 202-204, 216-217; 20, p. 6-20, 28-34]

Старые рода провинциальной аристократии, такие как Склиры, Фоки, Аргиры, постепенно отходят в тень и лишаются тех прав и привилегий, которые были получены ими от Никифора III Вотаниата. В первую очередь потому, что они потеряли большую часть своих земель, занятых турками-сельджуками. Во вторую, потому что опорой новой династии стала провинциальная знать средней руки, связанная с Комнинами узами родства и свойства. Именно эти homines novi, вышедшие из числа катафрактов Х в., созданных XXII новеллой Никифора II Фоки об увеличении стоимости стратиотских наделов до 12 литр золота, обогатившихся в результате успехов т. н. «византийской реконкисты», получали новые чины, императорские выдачи из казны, ежегодные ренты. [19, с. 37-39] Основной материальной опорой династии Комнинов становится фонд домениальных земель.

Эта реформа чинов является составной частью общегосударственных реформ династии Комнинов. Становится менее громоздким государственный аппарат: все секркты-министерства подчинены одному лицу – «логофету секретов» или «великому логофету». Происходит консолидация системы провинциального управления. Вместо малых пограничных фем XI в. на отвоеванных у турок-сельджуков землях создаются новые административные единицы «хоры», во главе с командующими – дуками, принадлежащими к клану Комнинов. Дуки-наместники контролировали и военную, и гражданскую власть в провинции, более того, в их компетенции находился и сбор налогов.

Старые чины фемной администрации, такие как стратиг, претор, катепан отходят в прошлое. С другой стороны, Комнины сконцентрировали в руках центральной власти военное командование армией и флотом. В армии широко распространяется система привлечения наемников на службу империи. Старое крестьянское ополчение перестает существовать: сам термин «стратиот» в XII в. обозначает уже не воина-земледельца, держателя стратии – участка земли и обязанного за него военной службы, а феодала-землевладельца, находящегося на службе у императора и владеющего пронией, условным владением с правом сбора налогов. Русские, норманны, аланы, печенеги, куманы, англосаксы становятся постоянными участниками экспедиций византийских императоров в XII в.

Привлекаются к военной службе и расселяются на византийской территории некогда пленные венгры, сербы, турки-сельджуки, печенеги, половцы. Они получали свободу, наделялись землей и заносились в специальные воинские списки. Подобная система способствовала освоению пустующих земель и должна была привести к постепенному врастанию новых поселенцев в общность ромеев. Иноземные фамилии составляли в XII в. до ¼ всех семей высшей аристократии Византии. Военные получали в свое распоряжение земли в виде пронии, которая как военное пожалование сформировалось при Мануиле IКомнине. [4, с. 12-13]

В XII в. γένος – «род» и αίμα – «кровь» определяли место человека в аристократическом сообществе Византии Комнинов больше чем его должность и богатство. Во всех памятниках византийской литературы этого века присутствуют черты аристократичности. Родовитость рядополагается, как правило, не богатству, а личным достоинствам – уму, опыту, мужеству. Казалось бы, что именно знатность определяет (в идеале) эти положительные черты и воинскую доблесть. Но все же не родовитость определяет природные достоинства аристократа, а напротив, его личные достоинства возвеличивают его род. Для гиперболизации сверхчеловеческой силы, ловкости, выносливости аристократии служат изображения и образы хищных животных, как реальных (лев, медведь), так и мифических (дракон, грифон).

Подобные «зоологические» сравнения по отношению к императору и знатным военачальникам обычны для Византии XII в. Звери олицетворяли мощь, силу и власть средневековых владык. В XII в. постепенно кристаллизируются относительно устойчивые геральдические эмблемы византийской феодальной знати. Так эмблемой рода Комнинов становится двуглавый орел, изображения которого украшали одеяния придворных и царя. Правда, первоначально, символом рода был одноглавый орел, чье изображение украсило надгробие основателя династии Комнинов Алексея I. [10, с. 158]

Поскольку в XII в. у власти стояли военные, то и соответствующим был и их идеал. В это время среди военной элиты империи приобретает огромную популярность эпос «Дигенис Акрит» в котором центральным был образ пограничного военачальника-аристократа. Эпос получил широкое отражение в светском изобразительном искусстве Византии XII в. С Дигенисом сравнивали императора Мануила Комнина и он с удовольствием принимал подобные восхваления. Создававший образ идеального воина Никифор Вриенний сконцентрировал эти аристократические атрибуты в личности Алексея Комнина, своего тестя: «…хорошего воина отличает не высокий рост, не суровый и сильный голос, но душевное благородство и стойкость в перенесении трудностей».

Здесь же Вриенний вкладывает в уста Алексея характеристику настоящего воина: «Увидев зеркало, Алексей усмехнулся, а принесший недоумевал – почему. Алексей же сказал, что негоже мужчинам, да еще воинам, смотреться в зеркало. Этим пристало заниматься только женщинам…. А мужчину-воина красит оружие и простой, суровый образ жизни». [4, с. 59] Византийская военная фемная знать относилась к богатству довольно сдержанно. Человек для них значил гораздо больше, чем его деньги: «Пусть сила твоя будет не в деньгах твоих, а в разуме твоем». Семья в понимании византийского провинциального военного аристократа – это настоящая крепость, замкнутый мир межличностных отношений. Глава семьи, с одной стороны, имеет непререкаемый авторитет у близких, но, с другой стороны, он несет ответственность за их материальное и духовное благополучие. [11, с. 237]

Из многочисленных источников известно, что представляло собой воспитание в семьях военной аристократии. До 5-7 лет ребенок находился под наблюдением матери и бабок, в знатных семьях за ними присматривали «дядьки» – педагоги. Обычным было такое явление, когда дети аристократии воспитывались то в городе, то в загородном имении. Бывало, что по нескольку лет дети жили в семье родителей своей невесты или жениха, в семье влиятельного столичного друга отца, а иногда даже в семье самого императора.

Василевсы создавали из знатных детей свиту наследника престола. Те, кому выпадало такое счастье, находились потом всю жизнь в особых отношениях «филии» с императором. Им предоставлялись особые права, и по службе продвинуться было легче. [13, с. 186-189]

В зависимости от положения молодой человек мог получить службу в гвардейских столичных тагмах. Многие из этих отрядов к 70-80 гг. XI в. прекратили свое существование. Михаил VII Дука, Никифор III Вотаниат и Алексей IКомнин были вынуждены восстанавливать вооруженные силы империи практически с нуля. Михаил Дука восстановил одно из самых привилегированных подразделений – этерию, а Алексей Комнин – тагму архонтопулов (т. е. «сыновей архонтов»), численностью в 2000 человек.

Попадая в состав этих отрядов, молодые люди получали не только военную подготовку, но и образование: «…он упражнял их и… научил всякому военному делу. Они могли уже твердо скакать на коне и ловко владели оружием. Но дав им образование внешнее, Константин [командир этерии при Михаиле VII – С. К.] образовал, кажется, и их души». Обучение же это проходило в загородном дворце императора – Филопатионе. Теоретическая же часть изучалась в расположенном рядом Студийском монастыре. К молодым людям были приставлены опытные наставники (педагоги и педотривы). Обучавшиеся здесь молодые аристократы в будущем составляли свиту императора и его наследника. [4, с. 14-15]

Помимо военных навыков, военная аристократия стремилась вырабо­тать у своих детей такие качества, как невозмутимость и сдержанность в проявлении чувств. Бурно радоваться, ударять себя по бедрам от удивления – значит выдать свое низкое происхождение. С середины XI и особенно в XII веке провинциальные магнаты особо ценят физическую силу, выносливость, отличное владение мечом, копьем, палицей, луком, искусство верховой езды, знание стратегии и тактики, умение управлять людьми и поддерживать дисциплину в войске. Воинские упражнения для юношества отнюдь не являлись безобидной забавой: так сын Никифора II Фоки погиб во время воинской игры со своим родственником от копья, попавшего ему в голову. Охота, воинские упражнения и игра в мяч становятся времяпрепровождением наиболее достойным для военного аристократа. [1, с. 383; 13, с. 189]

В XII веке в Византийском искусстве расцветает прославление воина-аристократа, воплощенного в образе Дигениса Акрита, героя византийского эпоса. С ним сравнивается император Мануил I Комнин, которого иногда считают одним из прототипов Дигениса, причем императору импонирует когда Продром его называет «Новым Дигенисом». Сам Мануил становится символом византийского военачальника, чтящего кодекс чести, подобный рыцарскому.

Император делил со своими воинами все тяготы походной жизни, первым бросался на врага во главе войска, за что в юности был выпорот своим отцом Иоанном II Комнином. Мануил – любитель турниров, рискованных охот, светской музыки и пения. Когда он вступил на престол, то продолжил активно привлекать на византийскую службу иноземцев, в том числе и из Западной Европы.

Во 2-й половине XII в. на Западе появляется роман Кретьена де Труа «Клижес», в котором главная роль принадлежит таким рыцарственным византийцам, противостоящим традиционному укладу жизни империи. Образ Мануила очень подходит для прототипа и Клижеса, и его отца Александра. [18, с. 212-414] При Комнинах в распорядке жизни двора византийских императоров произошла разительная перемена. Император все время теперь на войне, он не сидит в канцелярии, чтобы подписывать пурпурными чернилами бесчисленные циркуляры, а по приставной лестнице врывается в осажденную крепость, спешит сквозь дождь и снег, днем и ночью, вдогонку за врагом.

В эпоху Комнинов в культуре византийской знати получают распространение мотивы, отражающие мировоззрение общественного слоя, который в XII в. встал у руля управления империей. Популярность героического эпоса «Дигенис Акрит» достигает невиданных высот, несмотря на то, что действие его происходит в IX-X вв. В XII в. актуальность этой темы определялась восточной политикой Комнинов, целенаправленно оттеснявших турок-сельджуков вглубь Малой Азии до катастрофы при Мириокефале в 1176 г.

Восточные походы «нового Юстиниана» или «Нового Акрита», как называли Мануила I, охватывают те же регионы, где действовал Василий Дигенис Акрит. [6, с. 121] Конечно, нельзя отождествлять эпический образ византийского героя, с византийским василевсом полностью. Правда, в некоторых списках эпоса упомянуты военные врачи, должность которых появилась в византийской армии лишь при Комнинах. Народный эпос живет во времени и впитывает в себя знаменательные события, преломляя их самым причудливым образом. Так и черты императора-рыцаря Мануила Комнина, при котором Византия вела активную внешнюю политику, могли быть приданы главному герою эпоса.

Естественно, полоцкие князья, оказавшись в Византии, не могли подняться на самые верхние ступени власти, как упоминаемые выше Каламаны. Скорее всего, они получили титулы второстепенной византийской аристократии и пронию в соответствии со своим княжеским статусом архонтов и вошли в состав византийской провинциальной военной аристократии среднего уровня. Естественно, что младшее поколение изгнанников получило традиционное для византийской военной знати воспитание. Мы попытались обрисовать ту социальную среду, в которой протекала жизнь изгнанников. Возможно, потомки изгнанных полоцких князей разделили трагическую судьбу военной знати Византийской империи в конце XII века.

источник