День Дажьбога (7 января) - Рождество Христово

У каждого из двенадцати великих праздников своя тайна. Сейчас нас интересует один из величайших – тот, чье празднование тысячелетиями совершается в ночь на 7 января.

В эту святую ночь православные празднуют Рождество Христово, когда Пресвятая Дева родила Младенца, Спасителя. Родила ночью – и вот мы веселимся ночь напролет.

Под елкой оставляем подарки маленьким детям. В память о том, что Новорожденному явились поклониться “вол­хвы с востока”, и принесли эти таинственные первопоклонники Младенцу дары: золото, ладан, смирну.

Согласно древнему церковному канону, за две недели до 7 января богослужения начинают строится таким образом, что ход их как бы предвосхищает празднование пришествия в мир Сына Божия. Читаются места из Ветхого и Нового Завета, толкующие о Боговоплощении.

А что и как праздновали в святую ночь на Руси раньше – за века и тысячелетия до Владимирова крещения?

7 января, а по древнему еще стилю – это будет 18 студеня.

День этот называли днем Дажьбога или днем Дажьбожьим. А главное величальное имя Дажьбога – Спас. Еще его называли Свет Миру и Солнце Истинное.

Дажьбог испокон ведом всем народам русова корня. Ему поклонялись не одни только восточные славяне, но и славяне западные (он у них назывался Дакбог), а также южные (они его звали Дабог). И всюду его знали как бога распинаемого и воскресающего.

Хотя 18 студеня именовали днем Дажьбога, а более всего славили в этот день Рода и Рожаниц. Пекли пироги роженицам. Носили гостинцы повивальным бабкам: блины и каши. Где праздник сохранился по старинному чину и до сего времени, так и называют его: Бабьи Каши. Веселые торжества начинались в ночь на 7 января и продолжались “до белу свету”.

Причем за две недели до этого справляли иной, как бы предуготовляющий праздник. Канон его был такой: волхвы приготовляли дары и с этими дарами отправлялись как бы в некое путешествие. А чтили за две седьмицы до дня Дажьбожия трех: Деву Златогорку, Лада и Богумира. И символами их были, соответственно: золото, ладан, смирна.

Так совпадают христианский обычай, которому следуем и теперь, – и древний ведический канон. И в точности та же самая дата праздника. И соотносятся все ключевые частности... Как если бы существовало некое вечное братство священнослужителей, превысшее исторических различений. Братство, передающее от самого праистока неущербно чин праздника...

Есть, впрочем, и некоторые существенные различия. Причем они все могут быть сведены к следующему. На что старинный канон лишь прикровенно указывает как на ожидаемое, грядущее, имеющее свершиться – то нынешний обычай открыто прославляет как уже совершившееся. И видим обе стороны порубежья. День Дажьбога – празд­ник-Ча­яние. Светлое Рождество Христово – празд­ник-По­хва­ла.

Первопоклонники Христа есть, воистину, таинственные фигуры. Предания называют их иногда волхвами, а иногда царями. Иоанн Ориген сообщает имена их такие: Авимелех, Охозат, Фиколь. Однако средневековые западные источники указывают, чаще всего, совершенно ничем не сходные имена: Каспар, Бальтазар, Мельхиор. Источники сирийско-несторианские обнаруживают еще одну различающуюся версию: Хормизд, Йездигерд, Пероз... О чем говорит подобная разноголосица? О том, что уже века как никому доподлинно не известно, кто были на самом деле те трое, откуда они пришли. Нить ведения оборвалась и место твердого знания заняли разнообразные домыслы. Поэтому схоласты позднего средневековья толковали волхвов с востока в основном лишь как аллегорию: некие обобщенные цари трех основных рас человечества явились поклониться новорожденному Царю царей. Тогда установился обычай изображать одного из трех чернокожим. Конечно, аллегорическое толкование правомерно и исполнено смысла. Но аллегория не позволяет проникнуть в тайну волхвов. А тайну первопоклонников Иисуса раскрывает Влесова Книга. Точнее, Дощечка II, 16 – как понумеровали современные исследователи.

Понятие празд­ник-Ча­яние теперь почти незнакомо. Мы более привыкли отмечать памятные даты, то есть большинство наших празднований представляют похвалу совершившимся уже событиям. Что и естественно: мы ведь живем в эпоху, когда большинство старинных пророчеств уже сбылись, – в эпоху, ожидающую Итог Истории. (По крайней мере, никто не будет отрицать, что два последних тысячелетия эсхатологические настроения очень сильны. А в наши дни даже постоянно находятся горячие головы, обещающие светопреставление прямо завтра, – забывая, что сказано: не вам знать времена и сроки.) В предшествующие эпохи основной пафос праздников был иной. Античная феерия представляла собой, как правило, тор­жест­во-упо­ва­ние. Развертывалось действо предвосхищающее. Собравшихся вдохновляла вера, что суждено произойти некоему Событию. И для События этого даже предуготована уже определенная дата – “день, егоже сотворил Бог”. Мистерия состояла в том, что чаемое Событие изображали как бы уже свершающимся. То есть – развертывалась теургия, богосотворчество. Или, говоря словами Апостола, со-ра­бо­танье Богу. Конечно же, такое не могло быть делом рассудка. Требовалось особенное тонкое и восхищенное состояние души, пребывание ее в Духе. В противном случае мистериальное действо служило бы лишь к соблазну. Особенное это состояние восхищенности всегда было доступно только немногим. Поэтому феерии древности имели как бы два уровня. “Не­бес­ный” (ура­ни­чес­кий) – уровень круга внутреннего. А также уровень всенародный, где основная идея празднества лишь намечалась прикровенно, сообщаемая в доступных для всеобщего понимания символах. Этот последний уровень был никак не менее важен. Им достигался широкий круг вовлеченных, надежное основание пирамиды. Празднование предвосхищаемого, регулярное, оказывалось таким образом культурным основанием жизни общества в целом. И это сообщало древним цивилизациям неповторимый пафос. Специалисты по древнейшей истории даже оперируют термином homo feriens – человек празднующий. Причем едва ли сложнейшая символика и церемониал предвосхищающих празднеств имели в виду лишь способствовать произойти смене сезонов. Некоторые исследователи, как, например, В.Н. Топоров, убеждены в существовании в глубочайшем прошлом некоего “пер­во­празд­ника”, лишь производными от которого являются торжества сезонные и т.п.

источник