Господство Китая будет незаметным

КНР берет верх над конкурентами. Сорок лет назад дальневосточная супердержава впервые решила открыться миру. После этого путь человечества изменился навсегда.

«Мы испытываем невероятную гордость за китайский народ, который сотворил чудо… Достижения не упали с неба и тем более не были подарены нам другими… В руках китайского народа невозможное стало возможным…» — так сказал сегодня председатель Си Цзиньпин на праздновании сороковой годовщины Третьего пленума ЦК КПК 11-го созыва. И действительно. Этот пленум (18-22 декабря 1978-го) — один из поворотных пунктов в китайской и мировой истории. До него Китай с древних времен существовал отдельно от остального человечества, лишь время от времени открываясь перед очередной волной завоевателей, а затем снова замыкаясь в себе.

В декабре 1978-го китайский руководящий класс предписал своему народу освоить западные достижения и включиться в мировую жизнь. Сейчас мы видим, что к подлинной вестернизации это никоим образом не привело. Китай остался собой, но в XXI веке это, возможно, не помешает, а даже поможет ему брать верх над конкурентами. Причем «брать верх» не в европейском, а в своем собственном понимании этих слов.

Но сначала об уже достигнутом.

В 1978-м Китайская народная республика, с ее миллиардом жителей, обладала примерно десятой экономикой мира и уступала Соединенным Штатам раз в пятнадцать (если определять ВВП в текущих долларах и по номинальному курсу). Сегодня китайское хозяйство меньше американского всего в полтора раза. Если же вычислять ВВП по паритетам покупательной способности, то Китай превосходит США в 1,2 раза. КНР — это первое в мире промышленное производство, первый в мире экспорт и вторые в мире военные расходы. Еще в начале девяностых Китай обошел по экономической мощи нашу державу, в следующем десятилетии — Францию, Британию и Германию, а затем, в 2010-м, — и Японию. Уровень жизни в супергосударстве, население которого приближается к 1,4 млрд, поднялся примерно до среднемирового. И хотя это по-прежнему ниже стандартов богатых стран, Китай именно сейчас переходит черту, за которой должен будет заново сформулировать свои цели.

С древних времен интеллектуалы и народ Китая стремились к сяокану (малому процветанию), но по-настоящему воодушевляющей общественной мечтой считали датун (великое единение — что-то вроде земного рая).

В начале двухтысячных китайские вожди объявили первое двадцатилетие XXI века временем построения сяокана, перетолкованного ими как общество среднего достатка. И сейчас эта задача близка к решению — с какой меркой ни подходи, сяокан почти достигнут. Значит, пора определяться, куда идти дальше. Датун всегда считался утопией, но ничего не поделаешь: стоять на месте нельзя — неизбежны какие-то шаги к гармонии более высокого уровня.

Поэтому вовсе не на голом месте родился новый курс председателя Си, сформулированный им за последние пять лет, ведущий к усилению централизации и контроля над людьми и носящий название «китайская мечта».

Но сперва — пара слов о старом курсе, начало которому положил тот самый Третий пленум ЦК КПК 11-го созыва и лично Дэн Сяопин.

Этот пленум, помимо прочего, постановил реабилитировать и вернуть на руководящие посты миллионы старых номенклатурщиков (так называаемых ганьбу), попавших в опалу во время культурной революции. Созданный таким способом режим назову для простоты термидорианским, то есть таким, в котором наследственную, а отчасти и потомственную монополию на власть удерживают функционеры революционной в прошлом партии, которые не подпускают людей со стороны и одновременно препятствуют выдвижению единоличного диктатора, мешающего знати жить спокойно.

Ясно, что такой режим должен был, с одной стороны, подавлять низовые выступления, что он и сделал в 1989-м на площади Тяньаньмэнь, а с другой — поддерживать регулярную сменяемость первых лиц, которая обеспечивалась вплоть до прихода к власти Си Цзиньпина. Менее очевидной была способность этого правящего класса не только сладко жить, но и несколько десятилетий подряд возглавлять революционное обновление экономики и общества. Но номенклатурщики-ганьбу сумели сыграть и эту роль, результатом чего и стал построенный к сегодняшнему дню сяокан.

Тем самым задачи, поставленные великим пленумом, были выполнены, мечта Дэна осуществилась в полном объеме, и термидорианским порядкам настало время быть свернутыми. Именно это сейчас и происходит. Притом ничего, похожего на демократию, на их месте не возникает. Председатель Си держит власть тверже, чем кто-либо со времен Мао Цзэдуна, и главным своим достижением считает ожесточенную борьбу с коррупцией на всех этажах — «бить и по мухам, и по тиграм». Правящее сословие охвачено страхом.

Что же до общества в целом, то к легендарному «Великому китайскому файерволлу» (стене, ограждающей державу от всего нежелательного во внешнем интернете) с его двумя миллионами контролеров добавляется сейчас «Система социального рейтинга» (намеченная к повсеместному внедрению в 2020-м), то есть использование анализа больших данных для отслеживания повседневного поведения каждого человека и выставления ему оценок. Обладателям низких рейтингов грозит превращение в изгоев, не допускаемых к должностям, к работе в госструктурах, к социальным преимуществам и т.п.

Понимать ли это как прорыв к общественной гармонии или же просто как организацию тоталитаризма нового уровня? И чего ждать внешнему миру от нынешнего высокоуправляемого и как никогда могучего Китая, оставляющего позади миролюбие эпохи Дэна? Не рывка ли к глобальной гегемонии? Владимир Малявин — самый, на мой взгляд, проницательный из современных российских китаеведов, считает, что в китайских координатах противоречия между социальной гармонией и начальственным надзором просто нет: «Сегодня многие на Западе проецируют антиутопию тотального контроля на Китай, где власти хотят косвенно воздействовать на население через мониторинг его покупок: поощрять тех, кто обнаруживает признаки общественно полезной деятельности, и мягко утеснять тех, кто живет только для себя. В рамках китайского мировоззрения это совершенно разумно, поскольку человек в Китае достоин своего звания в той мере, в какой он привержен нравственному совершенствованию…»

И он же прогнозирует, что растущая китайская мощь в ход, пожалуй, пойдет, но особым образом: «На военные действия Китай может решиться только при наличии подавляющего преимущества, когда они будут „незаметными“… Китайцы не ищут точку опоры, чтобы перевернуть мир. Их идеал — позволить свершаться всем переменам в мире и скрытно их направлять… Китай следует — если следует — западным правилам игры не „вынужденно“, а с целью овладения стратегической инициативой. Примерно так, как актер совершенно искренен в исполнении своей роли и поэтому имеет успех…»

Можно с этим соглашаться, можно — нет, но новейшие китайские цензурные, манипуляторские и авторитарные новации сегодня не выглядят таким уж отклонением от демократического и либерального магистрального пути человечества, какими они смотрелись бы еще двадцать-тридцать лет назад. Где он теперь, этот путь?

Не то что в нашей державе — даже на Западе нынче мало кого удивит интернет-цензура, злобный идеологический диктат, осуществляемый не столько даже властями, сколько агрессивным общественным активом, упадок либерального духа в режимах, сохраняющих пока еще вид формальной демократии. Китай не сделался Западом. Зато сегодняшний Запад как никогда ему созвучен, хотя до полного слияния далеко.

Двадцать первый век уже преподнес много неожиданностей и обещает еще больше. Веком Китая он вряд ли станет, как не было раньше ни всецело британского, ни советского, ни американского века. Но великий симбиоз Китая и остального человечества, начало которому было положено сорок лет назад, будет продолжаться и приносить удивительные плоды.

Автор Сергей Григорьевич Шелин — политический аналитик, журналист, обозреватель ИА «Росбалт».