Сотрудник Одесского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, к. м. н. Борис Яворский — о снятии побоев и болезненных праздниках, плохо прожёванном мясе и банальной бытовухе, лихих 90-х и «неучтённых» трупах 2 мая, нюансах нового УПК и трансплантации органов.
— Расскажите о себе. Какие цели и мотивы побудили вас выбрать столь необычную профессию?
— Особо переломных моментов в моей биографии не было: начиная со старших классов школы, я уже твёрдо знал, куда именно буду поступать. Одноклассники до сих пор хихикают — вспоминают анатомические атласы, которые я притаскивал в школу и пугал всех вокруг. Всё это интересовало меня с детства. Во-первых, устройство человеческого организма, самого отлаженного и совершенного создания природы — это ужасно интересно, очень хотелось разобраться, как устроена взаимосвязь между различными органами и их системами и т. п. Во-вторых, собственно судебная медицина: каждый случай со смертельным исходом — это, прежде всего, задача, которую нужно решить: разобраться, оценить степень значимости тех или иных факторов, проанализировать полученные результаты.
В этом, кстати, и заключается сущность работы любого эксперта, а судебно-медицинского — в наибольшей степени: наша профессия предполагает осторожный критический анализ информации (часто довольно фрагментарной и разрозненной) со скептическим недоверием ко всему, когда под сомнение можно поставить достоверность любого утверждения, явления или факта.
Эксперт, по сути, является полной противоположностью исследователя-естествоиспытателя. Последний ограничен в поиске решений и ответов рамками собственной фантазии и эрудиции, может использовать любые доступные методы исследования и идти на риск, а эксперт, напротив, руководствуется исключительно проверенными и консервативными методами работы. Подобная практика помогает поддерживать когнитивные функции разума в максимальной строгости — ну и вообще, так сказать, кондиционирует сознание.
Руководствуясь всеми этими соображениями, по окончании школы я и поступил в Одесский медицинский институт. Помнится, друзья и приятели даже заключали пари — получится у меня или нет?! Причины для сомнений, безусловно, были: я вырос без отца, мать всю жизнь проработала в цеху и, кроме медали «Ветеран труда», никаких сбережений не имела. Кем я только не подрабатывал в свободное от учёбы время — и переплётчиком, и в слесарной мастерской — собственно, на эти деньги мы и жили. Так что варианты «за деньги» или «по блату» со всей очевидностью отпадали, а поступить в медин честно, согласно общепринятому убеждению, было положительно невозможно. Но в итоге пари выиграли оптимисты, поверившие в мои силы!
В качестве профильных предметов нужно было сдавать химию и биологию, однако, как оказалось впоследствии, в моём случае решающей роли эти предметы не сыграли — ключевым моментом стало сочинение по русской литературе об исторической памяти. Во время последнего экзамена со мной случился приступ вдохновения, я торопливо исписал сразу набело целую тетрадь — с черновиком, пожалуй, не уложился бы в отведённое время. В итоге один из членов приёмной комиссии, как выяснилось позже, бегал по институту и потрясал моим опусом перед коллегами: смотрите, дескать, какая у нас смена подрастает!
Хотя вообще поступление в одесский медин стало в некотором смысле вынужденным шагом — в глубине души я мечтал о питерской Военно-медицинской академии, которая славится своей школой судебной медицины. Но увы — судьбоносные для страны события 91-го года не позволили реализовать эти амбициозные планы. В общем и целом шесть лет обучения в медине пролетели как один миг, затем распределение, интернатура — и жизнь плавно покатилась по судебно-медицинским рельсам. Буквально через месяц, в июне этого года, буду отмечать юбилей — 20-летие работы в Одесском областном бюро судебно-медицинской экспертизы.
— В чём заключаются основные аспекты вашей профессиональной деятельности?
— Самое интересное, что трупы, вопреки широко распространённому мнению, отнюдь не являются основной частью практики судебного медика. В нашей работе есть несколько основных направлений. Первое — экспертиза живых лиц: то, что в народе называется «снятие побоев». Это, можно сказать, передний край, самый большой, тяжёлый и неприятный пласт работы. Люди, приходящие к нам после бытовых ссор и драк с поножовщиной или приводимые в наручниках сотрудниками полиции, зачастую пребывают в нервном возбуждении или же наоборот, крайне угнетённом и подавленном состоянии духа, высказывают различные претензии в отношении оценки степени тяжести полученных увечий, поэтому работать с ними достаточно тягостно.
Второе — участие в работе оперативно-следственной группы, которая выезжает на место преступления при обнаружении там трупа с подозрениями в насильственной смерти — вроде беспорядка в личных вещах, свидетельствующих об убийстве с целью ограбления, и т. п. Такая группа включает, помимо сотрудников полиции, эксперта-криминалиста и кого-то из наших. Задача судебного медика в подобных ситуациях — помощь следователю в осмотре и описании трупа и места его обнаружения, сбор необходимых образцов для дальнейших лабораторных исследований, имеющих целью установить причину и обстоятельства смерти. Третье направление работы — исследование трупов: разрезать, осмотреть, взвесить, описать, обдумать, заранее предусмотреть ответы на всевозможные вопросы, которые могут возникнуть у следствия и родственников покойного.
Помимо перечисленных видов деятельности, к компетенции судмедэксперта относятся и другие — участие в комиссионных экспертизах, а также лабораторные исследования по целому ряду направлений: токсикология, гистология, генетика, иммунология, криминалистика и т. д.
— Какова на сегодняшний день статистика смертности в нашем городе — от чего чаще всего умирают одесситы?
— Сразу стоит оговориться, что существует два понимания насильственной смерти: обывательское, предполагающее, что кто-то кого-то убил или забил до смерти, и юридическое, более широкое, как его трактуем мы — всевозможные случаи, когда смерть наступила не от естественных причин, т. е. старости и болезней. Сюда относятся, в том числе, суициды, несчастные случаи самого различного характера и т. д. Лидирующие позиции среди насильственных в юридическом, но не общепринятом смысле смертей занимает механическая асфиксия, наступившая в результате утопления, повешения, а также связанная с попаданием пищи в дыхательные пути. Последняя абсолютно типична для распития алкогольных напитков с последующим торопливым закусыванием.
Виной всему — нарушения глотательного рефлекса: если в повседневной жизни он надёжно защищает дыхательные пути от проникновения посторонних предметов, то алкогольное опьянение достаточно часто приводит к сбоям в этом механизме. В результате, к примеру, плохо прожёванный кусок мяса застревает в гортани, перекрывая доступ воздуха в лёгкие, и человек начинает задыхаться. В таких случаях необходимо срочно принимать меры — чему, как вы понимаете, обычно совсем не способствует царящая вокруг расслабленная атмосфера: окружающие плохо соображают, что происходит, максимум, на что они зачастую способны, — похлопать по спине и спросить: «Петрович, ты чего?». Ну а к тому времени, когда «расчехлятся», — Петрович уже синий лежит под столом.
Если же говорить о насильственной смерти в более узком, обывательском смысле, то тут самой распространённой причиной является механическая травма: удар тяжёлым предметом, рукой, ногой и т. д. в ходе внезапно возникшей ссоры. 9 из 10 случаев такого рода представляют собой банальную бытовуху. Причём динамика подобных смертей практически не меняется с годами: на неё не оказывают серьёзного влияния ни уровень жизни в стране, ни градус накалённости общественно-политической обстановки.
Что же касается естественной смертности, то здесь львиную долю составляют различные сердечно-сосудистые патологии — ишемическая болезнь сердца, которую в народе зовут грудной жабой, стенокардия и т. д. Ежегодные пики смертей от такого рода заболеваний приходятся на праздники: плотно набитый желудок для сердечников — суровое испытание, которое не всякий способен выдержать. Таким образом, во избежание скоропостижной смерти не следует злоупотреблять не только выпивкой, но и закуской: еда — один из основных факторов риска для человеческого здоровья. Далее идут некоронарная сердечная смерть — кардиомиопатии, в том числе алкогольная. Вообще сердце — ключевой момент в структуре современной смертности, поэтому его необходимо беречь особенно тщательно.
Стоит отметить, что приведённая мной статистика отнюдь не является репрезентативной по городу и носит весьма специфический характер, обусловленный поступающим в судебно-медицинский морг контингентом. К нам, например, не направляют трупы лиц, умерших от длительных тяжёлых заболеваний, вроде онкологии, пожилых людей, наблюдавшихся в поликлиниках, и т. п., если на то нет никаких особых оснований. Поэтому вышеизложенное — всего лишь мой субъективный взгляд на существующее положение вещей.
— Существует распространённое мнение, что по уровню криминогенной обстановки Украина вообще и Одесса в частности в последние годы медленно, но уверенно скатываются к показателям лихих 90-х: разгул уличной преступности, значительный рост количества краж, грабежей, убийств и т. д. Как бы вы могли прокомментировать подобные утверждения?
— По моим ощущениям, пока с эпохой малиновых пиджаков и бандитских разборок мы ещё не сравнялись, хотя тенденция есть — если так пойдёт и дальше, вполне можем догнать и перегнать. Если в период относительного затишья общественно-политической жизни в стране — с 2005 по 2013 годы — огнестрельные ранения были в нашем учреждении редкостью, то в последнее время подобные травмы, как и в 90-е, перешли в разряд обыденности и повседневной реальности.
Сложившаяся ситуация является следствием целого ряда факторов, главный из которых — наличие на руках и свободное хождение по стране огромного количества незарегистрированного огнестрельного оружия. Повсеместное распространение нелегального огнестрела имело место и 20 лет назад, но в гораздо меньших масштабах; кроме того, тогда в ходу было больше «самоделов», изготовленных кустарным способом. Вероятность серьёзного кровопролития в случае обострения ситуации усугубляется по сравнению с 90-ми ещё и возможностью координации действий различных группировок с помощью интернета. С другой стороны, общественность также имеет возможность осуществлять какие-либо согласованные действия, собирая сторонников в социальных сетях, что, разумеется, является ключевым специфическим отличием нынешнего времени от эпохи лихих 90-х.
— Бытует мнение о том, что 2 мая в Одесском Доме профсоюзов погибло значительно больше людей, чем считается официально: до сих пор ходят слухи о 50, 60, 100 и более трупах, которые вывезли, сожгли, похоронили где-то за городом, хотя подобные досужие вымыслы неоднократно развеивались в пух и прах экспертами и журналистами. Напомните нашим читателям, почему подозрения такого рода являются несостоятельными?
— У меня есть три аргумента против подобных инсинуаций. Во-первых, ранним утром 3 мая 2014 года сгоревшее здание Дома профсоюзов тщательно осматривали люди, не заинтересованные в сокрытии количества жертв и при этом заслуживающие, с моей точки зрения, абсолютного доверия. Во-вторых, сотня обгоревших трупов — это порядка 6-7 тонн дурно пахнущего и крайне неудобного для транспортировки груза, для работы с которым потребовались бы немалые силы и средства — грузовики, рабочие руки и несколько часов тяжёлого труда. Вокруг места трагедии на протяжении всех последующих дней постоянно находилось множество зевак, общественников и журналистов — так что подобная возня и суета просто не смогли бы остаться незамеченными. И в-третьих, каждый труп — это пропавший без вести человек: чем больше таких исчезновений — тем больше обращений поступило бы от друзей и родных в соответствующие инстанции.
Причём ко мне как к сотруднику морга в поисках пропавших без вести обращались бы в первую очередь — но ничего подобного не было. Можно было бы предположить, что десятки «неучтённых» трупов — это и впрямь те самые российские диверсанты и приднестровские боевики, о которых так много рассказывали после трагедии первые лица страны и области: по ним, разумеется, не было и быть не могло никаких заявлений. Однако подобная версия при ближайшем рассмотрении выглядит ещё более надуманной и несостоятельной: если бы среди погибших имелся хоть один иностранный гражданин — его смерть не то что не пытались бы утаить, а, напротив, — о ней трубили бы на каждом углу! На мой взгляд, вышеперечисленных аргументов вполне достаточно, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос.
— Если все погибшие на Куликовом поле действительно скончались от удушья и ожогов, почему до сих пор не опубликованы результаты вскрытия? Ведь отсутствие чёткого и однозначного ответа на вопрос о том, отчего умерли люди, порождает не меньшее количество слухов и домыслов — от применения в стенах ДП боевых отравляющих веществ до предположений о смерти большинства «куликовцев» вовсе не в огне, а от рук сторонников Евромайдана…
— Как человек, принимавший непосредственное участие в работе с телами, я могу констатировать: все погибшие в Доме профсоюзов, исследованные нами, ушли из жизни либо в результате отравления угарным газом и продуктами горения, либо от ожогов дыхательных путей и всего тела. Ни на одном из тел не было механических повреждений, которые могли бы стать причиной смерти — исключительно мелкие увечья, синяки, ссадины. Механические травмы стали причиной смерти лишь тех людей, которые выпали из окон горящего здания, но и в этих случаях мы не видели повреждений, характер которых исключал бы возможность их получения при ударе об землю.
Так что слухи о том, что половину жертв забили до смерти наиболее «мирные» футбольные болельщики, — бездоказательны. С одной стороны, упорным нежеланием правоохранителей публиковать результаты экспертиз я удивлён не меньше представителей общественности — все исследования были завершены и переданы следствию в конце мая — начале июня 2014 года, и я не вижу в них ничего такого, что могло бы оправдать подобное упорство. С другой стороны, никогда не стоит подозревать злонамеренный умысел, если происходящее можно объяснить банальной безалаберностью и боязнью как бы чего не вышло. Никто не хочет брать на себя ответственность, связанную с преданием гласности этих данных — во всяком случае, ни один из тех чиновников, к чьей компетенции относятся подобные вопросы.
А с другой стороны, стоит ли удивляться, если даже список погибших был составлен исключительно силами журналистов региональных интернет-изданий, в том числе ТАЙМЕРА, но никогда не публиковался официально — например, на сайте МВД или прокуратуры…
— Полгода назад в Украине вступил в силу новый УПК, отдельные нормы которого содержали массу неясностей в плане правоприменительной практики и потому стали предметом горячих споров и бурных дискуссий. В частности, наиболее остро обсуждался вопрос хранения «криминальных» трупов на время вынесения судьёй постановления о проведении судебно-медицинской экспертизы. Расскажите о том, как в конечном итоге разрешилась данная ситуация?
— Незадолго до принятия этого скандального документа экс-советник министра внутренних дел Антон Геращенко заявил, что «следователи на местах вместе с судмедэкспертами найдут способ решить этот вопрос». Так и случилось — по принципу «кто во что горазд»: в разных регионах страны придумали свои способы обхождения и игнорирования наиболее спорных и неоднозначных норм нового кодекса. Разница заключается в подходах: в одних регионах решили вернуться к «портновскому» УПК 2012 года, в других — к практике УПК УССР 1961 года.
В рамках «портновского» кодекса уголовное дело возбуждается по факту любой смерти, и уже в зависимости от её причин впоследствии либо закрывается, либо идёт дальше, а все трупы, которые нуждаются во вскрытии, сразу же отправляют на экспертизу постановлением следователя.
А вот уголовно-процессуальный кодекс советских времён предполагал две формы работы с телом — судебно-медицинское исследование и судебно-медицинскую экспертизу, которые производились по разным документам. Исследование трупа проводилось по направлению следователя, а его результаты фиксировались в документе под названием «Акт судебно-медицинского исследования». В случае установления факта насильственной смерти возбуждалось уголовное дело, и уже в рамках его расследования следователь выписывал постановление и назначал судебно-медицинскую экспертизу, итогом которой был другой документ — «Заключение эксперта». То есть, логика советского УПК была вполне правильной и разумной — отсеять людей, умерших ненасильственной смертью, и сфокусировать внимание на тех случаях, которые того действительно заслуживают.
В некоторых областях, насколько мне известно, попытались было строго соответствовать букве закона и работать именно так, как велит новый УПК, но уже в самом скором времени столкнулись с предсказанными проблемами: десятки ожидающих погребения тел и сотни обозлённых и раздосадованных родственников.
В Одессе на сегодняшний день выработан компромиссный, смешанный вариант: тело поступает к нам с направлением на исследование, устанавливается причина смерти, выписывается соответствующее врачебное свидетельство, а следователь тем временем добывает «ухвалу» от судьи, везёт её к нам и таким образом «догоняет» новый УПК. При этом следует понимать, что подобный выход из положения — отнюдь не панацея, и наверняка он будет иметь свои неприятные последствия.
Процессуальные нарушения, которые неизбежно возникают при таких методах работы, могут, к примеру, впоследствии сыграть на руку недобросовестным адвокатам и дать им возможность хорошенько потоптаться по результатам экспертиз в суде. Вообще подход к любому делу по формуле «мы налажали, но на местах найдут способ решить этот вопрос», озвученный упомянутым народным депутатом, подозрительно напоминает очередной гвоздик в гроб украинской государственности.
— Совсем недавно Верховная Рада приняла закон о трансплантации органов, в котором многие одесские обыватели увидели определённые риски и угрозы для собственной жизни и здоровья. Как бы вы могли прокомментировать данную законодательную инициативу и её последствия?
— В нашей стране каждый закон претворяется в жизнь в две фазы. Первая — декларативная: большую часть текста очередного закона занимают, как правило, уверения в том, насколько чисты помыслы его создателей, какими благородными целями они руководствовались во время сочинения, и как именно этот закон будет поддерживать всё хорошее и бороться против всего плохого — с минимумом конкретики, разумеется. Этот закон обсуждается, этим законом гордятся — и этот закон торжественно принимают.
А после принятия наступает вторая, дискриминативная фаза: в недрах профильных министерств тихо, без лишней суеты создаётся нормативно-правовое оформление — инструкции, правила и прочие мелочи, наполняющие закон практическим содержанием. И вот тут-то становится понятно, кого именно дискриминирует данный закон, проще говоря, против кого сейчас дружат различные кланы и группировки, которые и провели его в жизнь. И закон о трансплантации в этом смысле не стал исключением: пока что, на первой стадии, он выглядит просто замечательно, а как именно его будут использовать — во многом зависит от подзаконных актов, которые наполнят сухие прокламации реальным содержанием. Конечно, сырость и непроговорённость многих моментов вызывает определённую настороженность, но никаких явных и неприкрытых злодейств я на сегодняшний день в нём не вижу.
— Какие курьёзы имели место в вашей богатой практике?
— Лет десять назад нам пришлось вплотную заниматься вопросами инопланетного разума и лазерного оружия! Вышло это так: умерла старушка лет 90, долгое время прикованная к постели, с огромными пролежнями и множеством старческих заболеваний. Хоронила её 70-летняя дочь, которая категорически отказываясь верить в естественность смерти. С её точки зрения, пролежни на самом деле были вовсе не пролежнями, а следами применения лазерного оружия, которым инопланетяне сожгли её бедную маму. Поскольку судебные медики не торопились поддерживать данную точку зрения, женщина решила, что врачи тоже замешаны в заговоре и подло покрывают преступления инопланетян, и принялась писать жалобы в соответствующие инстанции. В итоге к нам на протяжении нескольких лет приезжали комиссии из самых разных вышестоящих и проверяющих органов, чтобы в очередной раз «поднять документы» и удостовериться — точно ли это не были следы боевых лазеров коварных марсиан.
Все действующие лица данной комедии прекрасно понимали абсурдность ситуации, но не отреагировать на сигнал система не могла. Никакой законной возможности провести психиатрическое обследование человека без его согласия не существует, а сумасшедшие, как правило, твёрдо уверены в своём психическом здоровье и абсолютной нормальности. История, конечно, забавная, но при этом она как нельзя лучше иллюстрирует весьма любопытный факт: государственная машина, способная раздавить, втоптать в грязь, исковеркать судьбу любого человека, оказывается совершенно беззащитной перед умалишёнными сутягами…
— Что бы вы могли напоследок пожелать нашим читателям?
— Помнить о смерти, уважать и не бояться её! Современный человек, разбалованный успехами медицины, социальной сферы и атомизации общества, в повседневной реальности всё реже сталкивается со смертью, а медиасфера, как правило, фокусирует внимание исключительно на случаях насильственной и массовой смерти. В связи с этим понимание естественности и неотвратимости данного процесса уходит из человеческого сознания, а на смену ему появляются представления о том, что любая смерть — результат чьего-то осознанного злодеяния или, в крайнем случае, преступной халатности.
Не стоит забывать, что смерть — то единственное, что точно есть в жизни любого индивида. Образование и увлечения, работа и образ жизни, семья и дети — всё это вариабельно, и только смерть объединяет и уравнивает всех, потому что непременно рано или поздно приходит за каждым из нас. А осознание конечности собственной жизни дисциплинирует человека и мотивирует его — чтобы успеть как можно больше за оставшееся отпущенное время. С моей точки зрения, это весьма позитивная жизненная философия…
Беседовал Дмитрий Остапов
Оценили 28 человек
33 кармы