Вечером 21 сентября 1993 года внимание жителей созданного в 1991 году государства Российская Федерация было приковано к экранам телевизоров. Президент Борис Ельцин зачитал указ № 1400 о разгоне Верховного Совета и Съезда народных депутатов РФ и объявил в стране чрезвычайное положение.
Противостояние Ельцина и Верховного Совета привело к расстрелу Белого дома, кровопролитию на улицах Москвы и принятию новой Конституции. Прошла четверть века, но события тех лет до сих пор вызывают немало вопросов. По официальным данным, 3–4 октября погибло 147 человек и 372 были ранены, однако очевидцы говорят о сотнях и тысячах.
Накануне годовщины мы попросили фотокорреспондентов ТАСС, которые снимали события октябрьского путча, поделиться воспоминаниями и своими ощущениями тех лет.
"Этого не должно было быть"
Анатолий Морковкин, фотокорреспондент ТАСС с 1973 по 1993 гг.
"До того как на территории республик бывшего СССР начались военные конфликты, я снимал науку и медицину. И очень мне это нравилось. А в 1988 году случилось землетрясение в Армении, и после него пошли все войны: Карабах, Грузия, Абхазия, Грузия и Южная Осетия, Приднестровье. Я не помню, как я начал туда ездить. Насильно никогда не отправляли, всегда можно было отказаться. Но отказаться, когда тебе предложили настоящую мужскую работу, наверное, было стыдно. Когда я ехал в аэропорт, иногда появлялись сомнения — а зачем вообще мне все это нужно. Но добирался до аэропорта, садился в самолет, и все сомнения исчезали.
Не хотелось, чтобы кто-то выиграл или проиграл, хотелось, чтобы люди договорились и перестали стрелять друг в друга.
- Анатолий Морковкин
21 сентября я был в командировке Сочи, в аэропорту, вылетал в Москву после съемки грузино-абхазского конфликта. По телевизору в зале ожидания увидели, как Борис Ельцин объявляет чрезвычайное положение. Мне этот день запомнился еще и необычным холодом — в Сочи выпал снег.
Приехав в Москву, мы сразу начали снимать происходящее. В эти же дни мы узнали о гибели в Сухуми нашего коллеги, фотокорра ТАСС Андрея Соловьева. Затем были его похороны, мы ненадолго отошли от происходящих в стране событий.
А 2 октября уже снимали баррикады сторонников Верховного Совета на Смоленской площади. Помню, мы с женой и маленьким сыном шли по центру города. Когда проходили по Калининскому проспекту, обратили внимание на начавшиеся беспорядки. Я сказал: "Ну вот, началось, идите домой, а я пойду в фотохронику за аппаратурой".
3 октября снимал шествие по Садовому кольцу и прорыв манифестантов к Белому дому. Я тогда думал, что все изменится, потому что энергия протестующих сметала шеренги милиции.
Но поворотной точкой октябрьского путча стали события возле телецентра "Останкино", именно тогда я понял, что силы не равны. 3 октября на митинге возле Белого дома призвали брать штурмом телецентр "Останкино". К телецентру отправились две машины — в одну из них я сумел забраться. В ней ехали протестующие, молодые ребята размахивали флагами, кричали: "Долой Ельцина!"
Но чем ближе подъезжали к "Останкино", тем больше спадал кураж и тем тише становились люди. Те, кому было за 30, 40, 50 лет начали задумываться... Доехав до Останкино, машина заехала на парапет перед входом здание Телевизионного технического центра "Останкино", из которого шло вещание информационных каналов. К вечеру протестующие сели в машину и начали проламывать стекла первого этажа. Машина наполовину въехала в вестибюль здания. И после этого началась перестрелка. Внутри телецентр обороняло спецподразделение МВД, а с крыши корпуса телецентра, расположенного напротив, начали стрелять снайперы. Потом стреляли и по людям. Кто-то бежал, кто-то прятался за бордюр, мы легли на асфальт, пытались что-то снимать. Было уже достаточно темно, поэтому снимали со вспышкой. Потом поняли, что снимать со вспышкой смертельно опасно, снимали просто в темноте.
Спрятаться было совершенно негде, мы падали за бордюры, вжимались в асфальт, хотя бордюр 15 см. Рядом с нами ранило Владимира Сычева — фотокорреспондента из Парижа.
Раненым вызывали скорую. Раздавались крики: "Пропустите скорую!" Надо отдать должное врачам: несмотря на такую ситуацию, они выходили, забирали раненных и увозили.
Когда мы кое-как оттуда перебрались в безопасное место, перевели дух с благодарностью, что остались живы. Пешком дошли до редакции. Меня поразило тогда, что фотохроника работала как часы, все пришли на ночную смену, все фотографии обрабатывались и отправлялись по всему миру. Мы подремали несколько часов и в 7:30 пошли к Белому дому. Увидели танки на Кутузовском проспекте, а позже над Белым домом появился вертолет, начался расстрел здания…
4 октября снимали, как выводили из здания парламента… До этого можно было снимать все, нас отсекали, не подпускали близко.
До этого я много ездил в горячие точки, и в организме уже выработался рефлекс — когда слышишь стрельбу, начинает выделяться адреналин. Когда подходил к Белому дому услышал стрельбу, началось легкое опьянение. А уже после съемок наступало "похмелье". У меня было ощущение, что произошло что-то из ряда вон выходящее, очень неприятное и имеющее очень большие последствия. Опасные события я снимал за пределами России, поэтому не было такого ощущения вселенской наступающей катастрофы. А здесь все происходило дома, атмосфера была самая тягостная и жуткая, потому что и те, и другие — твои. Не хотелось, чтобы кто-то выиграл или проиграл, хотелось, чтобы люди договорились и перестали стрелять друг в друга.
Я помнил 1991 год, как Александр Руцкой и Борис Ельцин выступали вместе в августе, и вдруг они противостояли друг другу. Помнил эйфорию в первые годы после образования РФ, было ощущение, что мы станем цивилизованной страной, но после 1993 года эта уверенность развеялась. Политологи к юбилею, наверное, дадут свою оценку событиям, но я считаю, то, что произошло, было ужасно — для истории, для имиджа страны, для внутреннего состояния людей. Этого не должно было быть.
"Было неприятно, что огонь ведут прицельно и по своим"
Геннадий Хамельянин, фотокорреспондент ТАСС с 1983 по 2015 гг.
"После выступления Ельцина по телевизору я позвонил в редакцию выпуска и попросил выдать мне машину. Я помнил происходящее в 1991 году и подумал, что начинается гражданская война.
Снайперы стреляли по толпе и по окнам домов. В соседнем со мной номере милиционер снимал видео, его заметил снайпер из Белого дома — подстрелил.
- Геннадий Хамельянин
За мной, проявщиком Андреем Климовым и корреспондентом Валентином Кузьминым отправили машину. Мы приехали ночью к Белому дому, там уже были митинги, казаки записывались в ополчение, ходили люди движения Александра Баркашова. Каждый последующий день происходили какие-то события. В редакции, которая координировала работу репортеров, был радиопередатчик, который ловил милицейские волны, и когда мы получали данные, корреспонденты выезжали на места. На Смоленской площади ставили баррикады, на улицах били депутатов, доставалось и журналистам — тяжелое было время.
После обострения ситуации, 3 октября, я был у Белого дома и у здания мэрии. Снимал Альберта Макашева, который ходил в бронежилете, снимал, как "баркашовцы" с автоматами захватили здание мэрии. Потом Баркашов выступил и позвал народ идти на телецентр "Останкино". В редакции нам дали машину, и мы поехали следом. Автомобили "Урал" уже были возле здания телецентра. Вокруг было много корреспондентов. Сторонники парламента долго вели переговоры, а ближе к вечеру решили штурмовать здание.
Стеклянную стену телецентра протаранил автомобиль, затем кто-то выстрелил из гранатомета. После этого бойцы из отряда спецназа МВД "Витязь", которые сидели на крыше здания напротив, начали стрелять по толпе, не выбирая, корреспондент это, зевака или митингующий. Страшненько, конечно, было. Погиб иностранный корреспондент, не знаю, сколько точно людей тогда погибло. Мы разбежались. Я перескочил на правую сторону, ближе к железной дороге. И застрял там до поздней ночи. По улицам ездили БТРы, велась перестрелка. Я не знал, куда деваться. Зашел в жилой дом, чтобы позвонить от кого-то домой, что я жив-здоров. Было часа два-три ночи. Но народ не спал, стреляли во дворах, под окнами. Впустили меня не сразу, но впустили. А затем мне повезло — я встретил добровольца из афганцев, который развозил раненных. Он и довез меня до фотохроники. Коллеги, которые были со мной у телецентра уже были там.
А на следующий день начался штурм Белого дома. Я пришел, когда часть улиц уже была перекрыта. Поэтому занял точку на гостинице "Украина". Настроение было очень тяжелым — накануне мы похоронили нашего коллегу Андрея Соловьева (Андрей Соловьев — фотожурналист. Убит грузинским снайпером у Дома правительства в Сухуми 27 сентября 1993 года — прим. ТАСС). Его гибель очень сильно повлияла на всех нас, я был в полном шоке. Ведь я хотел поехать вместе с ним в Абхазию, но он выехал один.
Я снимал из номера на верхнем этаже, уже не помню, как прошел туда, — три года в горячих точках научили ориентироваться. Вероятно, я прошел вместе с милиционерами. Начали стрелять, первый выстрел был из маленького бронетранспортера, который стоял на набережной около гостиницы Украина. А потом уже пошли танки.
Снайперы стреляли по толпе и по окнам домов. В соседнем со мной номере милиционер снимал видео, его заметил снайпер из Белого дома — подстрелил. Я вел себя осторожно, знал, что пули подлетают близко, помогал опыт командировок с 1990 года в горячие точки — Абхазия, Приднестровье, Карабах.
Было такое же ощущение войны. С одной стороны, запомнилось впечатление: между 1991-м и 1993-м прошло довольно мало времени, но тогда мы все были едины, это казалось удивительным событием, было состояние патриотизма. А в октябре 1993 года происходил какой-то фарс — казаки, ряженные — насколько все было несерьезно.
С другой стороны, здесь было пожестче, чем в горячих точках: было очень неприятно, что это происходит в твоем родном городе, что огонь ведут прицельно и по своим.
"Мне тогда хорошо запомнились плакаты:
"Мы — русские! С нами — бог!"
Игорь Зотин, фотокорреспондент ТАСС с 1975 по 2017 гг.
"До этого я снимал выставку "Малая Родина". С 1989 по 1990 год ездил по деревням и малым городам центральной России. Были годы перестройки, тогда еще непонятно было, как именно будет развиваться ситуация, мы хотели высказаться, сделать репортаж о том, что происходит на самом деле, показать отношение к своей стране. При этом было ощущение, что мы расстаемся с прошлым. Так мы объездили 19 населенных пунктов. За этот проект я получил премию Союза журналистов СССР, последнюю премию, которую выдавал Союз.
Митинги и расстрел Дома Советов 1993 года для меня стали событием, своего рода компенсацией... Дело в том, что в дни августовского путча 1991 года, который фиксировали мои коллеги, я находился далеко от Москвы, был в отпуске.
К протестующим было больше любопытства, но сочувствия немного. Все уже случилось в августе 1991 года, многие понимали, что сейчас они обречены.
- Игорь Зотин
Вечером 2 октября на Смоленской площади проходил митинг сторонников парламента. Митингующие жгли бочки, мусорные баки, покрышки, на расстоянии 100 м от них стояло оцепление милиции, чтобы не пускать их к зданию МИДа и дальше. Мне тогда хорошо запомнились плакаты "Мы — русские! С нами — бог!", транспаранты представителей КПРФ из различных регионов России. Уже тогда было ясно, что им не прорваться, не одолеть силу сторонников президента, что попытка мятежа обречена.
У меня было ощущение, что жгли костры они скорее от отчаяния, от желания привлечь к себе внимание, никакой озлобленности не было.
Баррикады на Садовом кольце, 2 октября.
3-го числа днем начался митинг на Октябрьской площади. Многотысячная колонна пошла через Крымский мост, Смоленскую площадь, в сторону Белого дома. На этот раз они прорвали оцепление отрядов милиции на Крымском мосту. Столкновения сторонников парламента с милиционерами, вооруженными щитами и дубинками, я снимал с крыши здания рядом с мостом. Помню, произошел интересный эпизод — возглавлявшие шествие выронили красное знамя, с которым они шли впереди колонны. Я успел сделать этот кадр. Мой выпускающий редактор тогда сказал: "Это символ того, что они проиграют".
Придя в редакцию, я узнал из теленовостей, что сторонники парламента прорвались к Белому дому.
Я снова отправился к месту событий. У здания Верховного Совета к этому моменту уже собралась колонна грузовиков с митингующими, вооруженными щитами, я узнал, что часть митингующих отправляется к телецентру "Останкино". Я был одним из первых, кто сел к ним в машину. Помню молодые ребята, которые там сидели, пошутили: "Интеллигенция с нами".
Конечно, когда они приехали к "Останкино", никто не впустил их внутрь. На месте они устроили импровизированный митинг. Не помню, чтобы они были хорошо вооружены — у них были щиты, палки. Но, как они собирались штурмовать здание, было непонятно.
У меня закончились мои "боеприпасы" — пленка, поэтому я поехал в редакцию и застать штурм телецентра мне не удалось. На место к тому времени уже прибыли мои коллеги. Как я потом узнал, штурм отразили бойцы спецназа МВД "Витязь"…
Помню, когда возвращался от "Останкино", я был очень взволнован. В метро разговорился с женщиной, описал события. На это она ответила: "Все пройдет. Никакого переворота не будет". Большинство людей понимали, что сторонники парламента не смогут переломить ситуацию. Было ясно, что поддержки у них нет. К протестующим было больше любопытства, но сочувствия немного. Все уже случилось в августе 1991 года, многие понимали, что сейчас они обречены.
Однако в тот же вечер сторонникам Верховного Совета удалось захватить здание ТАСС. Вечером мой руководитель Александр Катков попросил меня и Романа Денисова пройти к зданию агентства. Мы хотели снять здание, зафиксировать, что там происходит, отразить момент. Но войти в него не смогли — путь преградил вооруженный мужчина в штатском. Потом от сотрудников агентства я узнал, что манифестанты зашли в кабинет тогдашнего генерального директора ИТАР-ТАСС Виталия Игнатенко и потребовали, чтобы им дали возможность сделать сообщение — режим Ельцина свергнут.
На другой день, 4 октября, утром я ехал на работу (тогда отдел фотохроники ТАСС находился на Брянской улице — прим. ТАСС). Почему-то решил выйти на Белорусской, услышал какие-то звуки и пошел по направлению к Белому дому. Там уже начался штурм. Внутренние войска разгоняли противников Ельцина. Они бежали от Белого дома. Я снял несколько кадров. Хорошо помню лежащего раненого молодого человека, которому перевязывали раны.
Вместе с тремя манифестантами я поднялся на крышу жилого здания рядом с Белым домом. К тому моменту уже вовсю шла перестрелка, внутренние войска стреляли от здания мэрии. Было опасно, совсем рядом слышался звук автоматных очередей. Я сидел на крыше с тремя ребятами, хотел снять вид столкновений сверху. Но основные действия шли в районе набережной Москвы-реки, я решил вернуться в редакцию. Когда дошел до метро "Баррикадная", там уже стояло оцепление милиции — они проверяли всех, кто выходит; посмотрев журналистское удостоверение, майор пропустил меня. Я сдал утренние снимки и вместе с коллегами мы опять помчались смотреть, как развиваются события у Белого дома. И вот тогда мне повезло — я нашел удачную точку для съемки — на крыше жилого дома, напротив гостиницы "Украина". Все крыши зданий возле Белого дома уже заполнили любопытствующие, в основном молодежь — все смотрели, как четыре танка с Ново-Арбатского моста обстреливают Белый дом. Надо сказать, на крыше тоже не очень безопасно было сидеть, иногда мы пригибались.
Вокруг меня сидели молодые ребята. Мне было интересно с ними пообщаться, но когда обращался к ним, они говорили: "Ты что! Снимай, снимай! Это же история". Они видели в этих событиях важное значение...
Моя точка для съемки действительно была очень удобной. В этом же здании, только с балкона, вели репортаж телевизионщики. Я снимал так, чтобы было видно и танки, и здание Белого дома. Уже ближе к вечеру мне удалось снять последний кадр разрыва снаряда. На кадре — белое облако дыма на фоне Белого дома, почерневшие от пожара окна фасада здания, длинные тени силуэтов танков… Этот выстрел оказался последним в штурме здания.
"Народ смотрел на происходящее как на цирковое шоу"
Роман Денисов, фотокорреспондент ТАСС с 1976 по 2003 гг.
"4 октября я вел съемку с Новоарбатского моста. На крышах домов, как на стадионах, толпились люди. Народ смотрел на происходящее как на цирковое шоу. Не было всеобщего волнения, энтузиазма, который был в 1991 году. Тогда Ельцина встречали с восторгом, но мы ведь не знали истину, не знали, что за люди приходят к власти. Ельцин казался тогда смелым человеком.
Смотрите также:
Первый флаг РФ, поднятый над Белым домом в Москве после путча, показали в "Ельцин Центре"
Ельцина ответила на заявления о якобы попытке мужа укрыться в посольстве США в 1991 году
Татьяна Юмашева: папа никогда не жалел о ключевых решениях, даже сложных и непопулярных
Горбачев допускает создание нового Союза в границах СССР
Сергей Шахрай: в 1991 году в Беловежской Пуще был остановлен распад СССР
Как распался СССР: 25 лет назад было подписано Беловежское соглашение
Тулеев: мнение регионов, услышанное во время "августовского путча", могло сохранить СССР
Оценили 11 человек
15 кармы