22 ИЮНЯ... Вся правда о войне в одной фотографии

Это июль 41-го.

Только на мгновение представьте себя на месте этой, судя по всему, молодой женщины, крепко прижавшей к себе ребёнка, закрывая от неминуемой смерти. Что она в этот миг говорила своему чаду? Успокаивала, говоря о том, что это такая игра и нужно просто закрыть глазки, а может быть пела последний раз колыбельную или говорила: "Не бойся, я рядом, мы вместе"???

Мы никогда не узнаем, как не знаем их имён и где их могила...

 За каждой такой фотографией, за каждым подобным кадром - всегда реальные люди. Их жизнь и смерть.

Но здесь больше. Здесь боль страны. Здесь правда о нашей войне. Правда о том, как нам далась Победа.

Здесь полное понимание того, с какой мразью мы воевали, какой ад они устроили на русской земле. В буквальном смысле. Потому что 22 июня 1941 года на нашу землю пришли нелюди. Пришло зло.

В этом кадре ответ на вопрос "на чьей стороне была правда в той войне". Один кадр сразу опровергает всю ложь, которую мы слышали о нашей войне последние годы.

В одном этом фото все нужные смыслы.

И потому  -

день 22-го июня для нас так важен -  это всё ещё болит и кровоточит.

Но мы их помним. А если забудем, значит, всё было зря.

Значит, мы всё же проиграли войну. И предали Родину. И незачем нам вообще быть.

И необходимо помнить всегда, что День Победы начался 22 июня.

И через четыре года поступок нашего солдата, пришедшего в Берлин, пройдя через страдания, боль и потери.

Кусочек хлеба

Враги вошли тихонько, воровато,

Когда ещё в саду дремал июль,

Подперли двери, подпалили хаты,

Кто спасся из огня – погиб от пуль.

Сожгли жену, дочурку, кроху сына...

Он лез под пули – смерть свою искал,

Стал, словно лунь, и часто под рябиной

Странички полустёртые читал.

Храня у сердца карточки родные,

Европу невредимым прошагал,

Лишь на груди медали боевые

Рассказывали, как он воевал.

И вот Берлин. Война истёрла ноги.

Горящий танк, недобрые глаза,

И вдруг мальчишка, прямо у дороги,

И тоненькие ручки, как лоза.

Измученный, стоял он у забора

В обносках, что оставил старший брат,

И лишь глаза – пугливые озёра –

Смотрели на висевший автомат.

И этот взгляд – клочок чужого неба –

В груди огромный айсберг растопил.

Раскрыл рюкзак, достал кусочек хлеба,

В озябшую ладошку положил.

И задрожала детская ручонка,

И то ли вздох раздался, то ли стон,

И слёзы потекли из глаз ребёнка,

И робко прошептал он: «Данке шон».

Геннадий Шеховцев