Большинство заключённых российских колоний имеют право на длительные свидания с близкими родственниками. Их количество зависит от вида режима, но не более четырёх раз в год. Поскольку ФСИН весьма часто отправляет арестантов отбывать наказание за много километров от мест их жительства, то для близких свидание начинается с длительной тяжёлой поездки. Однако физические трудности несопоставимы с психологическими и моральными унижениями, которым подвергаются родственники осуждённых, переступая порог колонии. Ниже будут свидетельства нескольких женщин, приехавших на свидание к своим сыновьям в ОИК-36 (объединение исправительных колоний) Красноярского края.
Мария Петрова (имя и фамилия изменены по этическим соображениям и в целях безопасности заключенных): «ОИК-36 – объединение трёх колоний. Под одним забором – туберкулёзная колония, особый режим, строгий режим. При этом, комнаты для длительных свиданий для всех – одни и те же. С 1-го по 10-е – туберкулёзники идут. У нашей колонии № 5, где мой сын сидит, свидания начинаются с 16 числа по 30-е. Обрабатывают они помещения после туберкулёзников или нет, никто не знает (прим.: всяко нет, кому это нужно?!), но мы все боимся заразиться.
Во всех колониях Российской Федерации комнаты свиданий расписываются заранее. Заключенный написал заявление, хочет на свидание, ему разрешили и сообщают дни, когда это свидание будет. У осуждённого есть возможность позвонить родителям или написать в письме об этом. И родственники осуждённого едут, зная, что у сына есть разрешение и если заключённый не попал в ШИЗО (штрафной изолятор), то свидание состоится в назначенное время.
По приезду – никакой очерёдности. Приезжают все хором. И я приехала ровно 16 числа, а попала на свидание только 18-го июня (прим.: даже не представляю себе, как такое вообще возможно?! То есть либо на свидание ставится заведомо большее число людей (рассчитывая на то, видимо, что кто-то из родственников не приедет), либо кого-то пускают на свидание вне очерёдности. В любом случае – это явное нарушение). Там 13 комнат, а приезжает человек 20 родителей, например, и вот 13 человек пропустили, а семерым говорят: «Идите до дома». Родственники, чтобы попасть на это свидание, целую неделю, бывает, ездят. Если из другого города приехали, то пропускают, а местным отказывают, якобы делают такую поблажку приезжим. Но это же не выход из положения, правильно?
Как всё это происходит? Приезжаешь туда в 6 утра, занимаешь очередь. Где-то в 9 часов приходит инспектор, приносит отпечатанные бланки, пишешь заявление. Дальше ждём до часа дня, до трёх иногда. Хотя этот день уже идёт как свидание. Они должны часов в 9-10 привести заключённых, а мы где-то в обед или даже позже туда только заходим (прим.: здесь какая-то ошибка, мне кажется, так как, согласно ведомственной инструкции, должно быть ровно наоборот – в начале в комнаты длительного свидания заходят родственники и только потом туда должны заводить осуждённых. Неужели в данном случае всё иначе?!). И идёшь ведь не с пустыми руками – сумки затягиваешь туда.
Прежде чем попасть в комнату свиданий, заходишь в огромную комнату, где стоят столы, и тебе говорят: «Доставайте продукты из сумки». А у меня, например, 10 сумок с собой было. На свидание ведь количество продуктов не ограничивается. При этом, если положена передача заключённому, то 20 кг он может взять после длительного свидания с собой на зону.
Всё-всё-всё достаёшь на стол. На этом огромном длинном казарменном столе 3 инспектора-женщины одновременно проверяют у троих приехавших. Смотрю, одна мамаша, её передо мной запустили, возбухает конкретно: «Вы что делаете, изверги?! Вы чего перевернули всё?» Человек идёт на свидание на 3 дня, у него же с собой и свои личные вещи разные есть, в том числе, например, туалетные принадлежности, средства гигиены, шампунь, зубная паста… И, представляете, заставили всё вылить/выдавить в целлофановые пакеты.
То есть не важно – себе или заключённому все эти шампуни, кремы, зубная паста – всё-всё выливай в полиэтиленовый мешок. Причём пакеты для этого нужно с собой приносить, их колония не даёт. Каждый уже знает и несёт сразу рулон.
И эта мамаша говорит: «И что я с этим шампунем буду делать?» А сотрудница ей отвечает: «Ну сделайте дырку в этом полиэтиленовом мешке и заливайте потом назад в бутылку». Она говорит: «А зубную пасту?» Сотрудница опять: «Ну ничего, из пакета можно брать и чистить». Вот на что деньги тратишь, чтобы они всё в пакеты вываливали?! И главное – зачем, в чём смысл?!
Овощи – всё режется. Ещё у них какие-то деревянные палки, они ими протыкают помидоры. Потом начинают рыться этими палками в сгущёнке, потом эту сгущенку тоже нужно переливать в пакеты, мёд тоже в пакеты льют…
На столе лежит грязная тряпка и одна доска, на чём резать… Одним ножом режется мыло, этим же ножом режется мясо, этим же ножом режутся овощи… Потом нож протирается грязной тряпкой и опять на стол кидается. У меня были таблетки, которые мне нужно каждый день принимать, так они эту коробку всю разодрали, давай в ней рыться.
Я говорю: «Господи, неужели у вас нельзя сделать, как в аэропорту, рентген?! Зачем всё это?!»
Сумки текут. Все же мясо везут, чтоб в эти 3 дня готовить, ребёнка накормить нормальной едой и самим надо кушать. Начиная с марта месяца копчёная колбаса не принимается, принимается только сырокопчёная. Сырокопчёная стоит не рубль, а там – мамы-пенсионеры. Потом мясо в вакуумных упаковках сырокопчёное… Они это всё давай резать – упаковка нарушена, всё разгерметизированно. Плюс ведь ещё и вещи же несёшь. А потом говорят: «Всё, собирайте!» – и руками пододвигают всё в одну кучу – одежду, постель, томат, колбасу, всё перерезанное – всё вместе. И стоишь потом час, разбираешь, что куда запихивать. Сгребли кое-как и так несём в комнату свидания».
Ирина Сидорова: «Все продукты перерезали – колбасу в вакууме перерезали, проткнули огурцы, помидоры. Одним ножом помидоры, огурцы, колбасу резали, а в йогурты палочки деревянные опускали, мешали в бутылочках. Мы мясо привезли и сырокопчёную колбасу. Про мясо спросила – да, можно в вакууме. Срок годности у него месяц, но после вскрытия – 3 дня. Представляете, а мы 3 дня там находились. У нас в комнате свидания холодильника не было, за окном – лето, в комнате жара, и все вскрытые/проткнутые/разрезанные продукты – колбаса, ветчина, помидоры, огурцы – всё, что за 3 дня не съели, всё пропало. На две с лишним тысячи продуктов. А у меня пенсия 10 тысяч, у мужа – 13. Мы, извините, каждую копейку считаем».
Андрей Бабушкин, правозащитник, член СПЧ:
– Эти действия сотрудников колонии по разрезанию и протыканию – незаконны. Да, речь может идти о выборочной проверке при наличии информации о возможности проноса запрещённых предметов. Тотальное повреждение предметов, которое приводит к тому, что они утрачивают свои потребительские качества или быстрее портятся, – это злоупотребление правом.
Мария Петрова: «Пока я вещи собирала, мамаши, которые уже прошли в комнаты свиданий, кричат: «Вы что делаете?! Вы совсем с ума сошли?!» Это я потом уже поняла, из-за чего они кричали.
Заходим в комнату свидания. У каждого инспектора видеорегистраторы на груди. Женщина-инспектор мне говорит: «Пройдёмте в комнату». Пошли в комнату. Она говорит: «Раздевайтесь догола». Я говорю: «Скажите, пожалуйста, а то, что вы сейчас говорите, законно?» Она: «Это режимная территория, это приказ, это законно. Вы, может быть, что-то проносите».
И она меня заставила снять платье, трусы, разорвать прокладки, поднять грудь, поднять живот, распустить волосы, присесть. Другие мамы рассказывали, что их заставили ягодицы раздвигать.
Перед нами женщину довели до истерики. Непонятный какой-то гинеколог её осматривал, типа искал что-то, и после у неё сердечный приступ случился, вызывали скорую. А не согласишься на такой осмотр – не пустят на свидание.
Я сказала сотруднице: «Вы меня обыскиваете при включенном видеорегистраторе, и на том проводе это кто-то смотрит?» Она ответила: «Ну давайте не будем ругаться. Снимайте обувь». Снимаю. А у меня были туфли дорогие очень, а в них, где каблук, с внутренней стороны на стельке сердечко, оно вшито, и оно мягкость даёт пяткам. Она говорит: «Ой, а что это такое? Что вы несёте?» Схватила эту туфлю и давай пальцем выковыривать это сердечко. Я говорю: «Вы чего делаете?! Туфли 40 с лишним тысяч стоят, сейчас повредите, будете платить». Она держит туфлю: «Да? Ничего себе, туфли какие дорогие! От кутюр? А вот мы тоже от Юдашкина носим форму!» Я говорю: «Ну и будете носить пожизненно!»
Ирина Сидорова: «Я подверглась такому унижению… Мне 59 лет, я уважаемый в своём поселке человек, и моё достоинство просто растоптали. Чего мне это всё стоило, этого никто не знает, кроме моего супруга. Это было 18 июня. Меня завели в комнату, сотрудница ощупала меня. Сказала: «Раздевайтесь». Я говорю: «Что, мне платье снять?» Она сказала снять всё и остаться голой. Она сидела и смотрела, как я раздеваюсь, как я платье расстегивала и снимала, как бюстгальтер, трусы сняла. Ну извините, конечно, я каждодневными прокладками пользуюсь. «Покажите, отлепите». Заставила эту прокладку отлепить. Потом заставила голой повернуться со всех сторон, сказала приподнять груди… Я такого натерпелась, это такое было для меня унижение. Это ужас, это ужас…
Фамилию сотрудницы, которая заставила меня раздеться, я не знаю. Она коренастая, полноватая, тёмные волосы короткие. Лет 40 ей.
Говорила ли я сотрудникам колонии, что их действия незаконны? Когда идёшь на свидание с сыном, не думаешь, что тебя будут унижать. У них же на груди у всех видеорегистраторы. Мне сказали, что это видео потом смотрели в колонии. Одну бабушку, которая к внуку приехала, так её присесть заставили голой, потом она и встать не смогла.
А мужа обыскивал мужчина-сотрудник. Он просто провел вдоль тела аппаратом, и всё. Никто догола его не раздевал. Только женщин подвергли такому унижению.
Потом, когда уже на выходе все возмущались, потребовали выйти начальника ИК-5 колонии Ерёмина, я ему сказала, утрируя, конечно: «Пришлось прокладкой перед носом помахать». Конечно, сгрубила. Там много возмущения было ото всех. А он говорит: «Я ничего сделать не могу. У нас были случаи проноса наркотиков. Пишите в Москву». Я ему: «Почему вы не можете ничего сделать? Меня-то вы в чём подозреваете? Досмотр – это досмотр, но вы же обыск устроили с пристрастием. Может, кто-то другой тут порядок может навести, раз вы не можете?»
Андрей Бабушкин, правозащитник, член СПЧ:
– Полный обыск предусмотрен в отношении осуждённых, когда есть достаточные основания полагать, что у человека есть при себе запрещённые предметы или предметы, изъятые из оборота в колонии. Те же действия в отношении родственников совершенно незаконны, так как родственники не являются лицами, отбывающими наказание. И в случае, если есть основания полагать, что родственник на себе спрятал какой-то запрещённый предмет, например, наркотики, конечно, администрация имеет право такой обыск организовать, но это в рамках либо оперативно-разыскного мероприятия, либо в рамках уголовного дела. Есть уголовное дело – есть обыск. Нет уголовного дела или нет информации, являющейся основанием для возбуждения дела, – нет обыска. Если это сделано просто в порядке профилактики, как бы чего не вышло, то в этом случае действия администрации укладываются или в состав дисциплинарного правонарушения, или в состав уголовного преступления по статье о превышении служебных полномочий.
Если обыскивали всех подряд, кто пришел на свидание, то в данном случае ни о каком оперативном мероприятии не может быть и речи. Это просто издевательство над людьми.
Мария Петрова: «Теперь про размер комнаты для свиданий. На свидание к осужденному едут двое-трое. Ширина комнаты – 1,5 метра, длина – 2,90. Стоят две кровати местного производства с матрасом, на котором 150 человек умерло: ширина – 60 см и длина – 1,87 метра. И как там втроём или вчетвером поместиться? В итоге муж мой спал на диване в коридоре в полусогнутом виде. В комнате решётки, окна вообще не открываются. Мы там задыхались от духоты и жары. Вместо штор висят полиэтиленовые занавески для ванной комнаты.
Люди начали жаловаться, что продукты портятся, ведь холодильники не работают. Рабочие всего две плиты, забиты все санузлы. На кухне стоит 100-литровый огромный полиэтиленовый бак без крышки, в него кидают отходы, он стоит полный весь день и ночь – вонь страшная.
Обратно мы шли через трое суток. На выходе в зону у заключённых опять проверяют продукты, кому положена передача, эти 20 килограммов. У нас же на входе все эти продукты проверяли, всё вываливали на этот грязный стол, и уже проверенные при входе, разрезанные продукты режутся заново – вот эта разгерметизированная, в нерабочем холодильнике лежащая колбаса, которая уже вся клеится… Мясо, которое уже пропало. Мёд, сгущенка, все это опять протыкается, переливается из пакета в пакет, обратно вся та же процедура, и продукты превращаются в свинячье пойло, в месиво.
Я за всем этим наблюдала и аж плакать хотелось, говорю: «Девочки, вы что делаете, вы почему так поступаете? Это же денег стоит, это пенсионеры с последних денег купили». А они мне: «Так положено».
Ну а после того, когда отпустили наших пацанов, нас опять начали проверять. Опять надо всё вываливать, вплоть до нижнего грязного белья.
Обыскивали конкретно, чтобы я не взяла у кого-нибудь жалобу. Я говорю: «Вы скажите, что вы ищете, может, я вам отдам». В бумагах она у меня роется и говорит: «Может, вы нашу посуду украли». Всё бельё грязное, прокладки в коробке – переворачивают, дно сумки чуть не ломают, проверяют каждую мелочь, каждый уголок. Потом говорят: «Заходите в комнату, вас проверять будем. Люди вообще зарвались. Опять под камеру, опять так же: покажите, разорвите прокладки, раздвиньте ягодицы, поднимите грудь, поднимите живот, распустите волосы…
Оттуда выходишь, как изнасилованная, понимаете, в прямом смысле этого слова».
Ирина Сидорова: «Когда мы назад выходили, тоже перетряхнули всё, каждую тряпочку перетряхнули, все документики перетряхнули. Сыну с Европейского суда пришла бумага на английском языке. Он говорит: «Мама, я знаю, что здесь написано, но мне дословный перевод надо», – и он мне отдал эту бумагу. У меня забрали, говорят: «Это на иностранном языке, я не могу вам отдать». Я говорю: «Себе заберёте?» – Она: «Да, я здесь оставлю». Вот странно мне: раз на иностранном, то я не могу это вынести? Не стала спорить, отдала им».
Мария Петрова: «Там ор, крики, люди сумки покидали, там, наверное, человек сорок стояло. Ну пришел Ерёмин, начальник колонии, и ничего сказать не может. Почему люди это терпят? Отказаться от личного досмотра нельзя было. Откажешься, и всё, отменяется свидание. Но это же не досмотр, это уже обыск, с пристрастием».
Андрей Бабушкин, правозащитник, член СПЧ:
– Сотрудники используют свои полномочия для того, чтобы максимально доставить людям неприятность и неудобства. Это издевательские действия.
Сотрудники берут некую норму законодательства, реально существующую, но ограниченную в применении, и переносят её на те правоотношения, в которых она не может применяться.
Ну, грубо говоря, может сотрудник полиции стрелять? Может. Но когда на него идёт, допустим, убийца с автоматом. А если он видит мальчика в песочнице, который просыпал песок мимо песочницы и отказывается песок убрать, он стрелять в него не может…
Послесловие
Красноярские зоны не уникальны в своём желании унизить женщин, приехавших на свидание к родным. Пристрастному досмотру посетительниц подвергали в колониях Свердловской области и Удмуртии, во многих местах. Одна из женщин, прошедшая через унизительный личный досмотр в Удмуртии, в январе этого года обратилась к местным правозащитникам и написала жалобу в прокуратуру.
В своём ответе прокурор полностью оправдал действия сотрудников колонии, ссылаясь на некий приказ Минюста от 20.03.2015 г. № 64-дсп «О порядке проведения обысков и досмотров в исправительных учреждениях УИС и прилегающих к ним территориях, на которых установлены режимные требования», согласно которому перед проведением длительного свидания полный досмотр проводится в обязательном порядке. «Полный досмотр производится со снятием одежды (за исключением нательного белья(!!!), которое подлежит осмотру без его полного снятия), головного убора и обуви», – сказано в ответе прокурора, со ссылкой на приказ Минюста.
Правозащитники же ссылаются на другой приказ Минюста – № 268-дсп от 25 августа 2006 г., разрешающий личный досмотр родственников, прибывших на длительное свидание, только в случае подозрения на пронос ими на территорию зоны запрещённых предметов. Кроме того, сотрудники, принявшие решение о досмотре, обязаны составить протокол досмотра.
Красноярские тюремщики не просто исполняют секретный приказ Минюста от 2015 г. (прим.: «секретный» – потому что документ находится под грифом «для служебного пользования», поэтому никто текст данного нормативно-правового акта вам не будет показывать, но при этом, сотрудники учреждения будут на него ссылаться… Это ж Россия – здесь некоторые считают такое положение вещей «нормальным»), так вот, работники ФСИН не только используют данный приказ, нарушающий конституционные гарантии государства о защите достоинства личности, они этот приказ усовершенствовали: они проводят не досмотры, а повальные тотальные обыски. Без всяких на то оснований, без составления протоколов… И действительно: зачем? Разве будет кто-то жаловаться, зная, что его родственник находится в полной власти этих… людей.
Андрей Бабушкин, правозащитник, член СПЧ:
– Мы уже лет 20 боремся со ФСИН, чтобы они прекратили повальный обыск родственников, приезжающих на длительные свидания. Но действия ФСИН напрямую зависят от того, что происходит в государстве: если в стране идут демократические процессы, то досмотры сводятся к минимуму, а если закручиваются гайки, принимается один запретительный закон за другим, то обыски становятся тотальными.
Отсюда
P.S. От себя могу добавить, что у меня был опыт посещения длительного свидания в зоне и всё вышеописанное – это точная правда. Даже в нюансах и мелочах ничего не меняется десятилетиями – всё режут, кромсают, выливают, протыкают… Женщин тотально обыскивают, мужчин поверхностно.
При всём при этом, самое тупое здесь – это то, что для того, чтобы пронести что-то в комнату длительного свидания самый простой способ – это засунуть запрещённый предмет, простите, в задницу, которую никто, естественно, не досматривает. Есть прецеденты, когда заключённые годами в своей заднице, простите за подробности, носили деньги, золото и прочие предметы, которые хотели сохранить – это довольно просто, если знать, как упаковать (в полиэтилен, который через фольгу запекается зажигалкой, все оставшиеся неровности обрезаются лезвием). Такой способ намного проще и безопасней, чем прятать что-то в зубную пасту, колбасу или, простите, влагалище.
Таким образом, единственная цель всего вышеперечисленного – это только издевательство над женщинами, приезжающими к заключённым. С какой целью это делается или почему, додумайте сами…
Оценили 8 человек
9 кармы