Всем борща! :)

Жила-была в середине XVII века, во Франции, совершенно очаровательная дама — маркиза Мадлен де Бренвилье. Она пиздец, как любила балы, наряды, драгоценности, пожрать и потрахаться — ну, кто не грешен? И все бы хорошо, но у маркизы был очень жадный, нудный муж, много старше нее. Да еще и в постели, прямо скажем, хуйня полная.

— Мон шер, — говорит ему, бывало, маркиза. — Хочу платье от Армани.

— Хуяни, блядь, — отвечает этот мужлан неотесанный. — Носи вон китайскую синтетику.

— Ну давай тогда любовью займемся, — говорит нежная Мадлен.

— Какая тебе к ебеням любовь, когда мы женаты? — возмущается маркиз, и уходит по блядям.

От такой жизни Мадлен совсем сникла. Но вот приехала она как-то на бал в китайской синтетике, а навстречу ей охуительно обворожительный мужик: молодой, статный, усики и бородка такая козлиная — в общем, муж был чмо, а этот мачо. Разлетается к ней кавалер, и говорит:

— Позвольте представиться, я Жан-Батист де Годен де Сен-Круа. Можно просто Годен. Разрешите вас трахнуть, ма шери?

«Ну наконец-то счастье привалило», — подумала маркиза, и поспешно согласилась. Предались они разврату, а кавалер потом и спрашивает:

— А что ж ты, ма шер, такая обольстительная, и в синтетике?

— Муж у меня мудак жадный, — вздыхает Мадлен.

— Это поправимо, — ухмыляется Годен. — Я тут алхимией занимаюсь, ну так, для души, хобби. На вот тебе отличное средство от хуёвых мужей.

Приехала маркиза домой, наварила борща, вылила туда средство, и мужа потчует.

— Не буду я это мердэ жрать. — с ужасом говорит муж, привыкший к фуагра со спаржей.

— Это бля шарман, а не мердэ, — обижается Мадлен. — Варварская экзотика. Жри, или давай трахай меня.

И хуяк сверху ложку сметаны. Маркиз испугался, морщился, но жрал – не трахать же собственную жену, моветон, в самом деле. А к вечеру тихо так помер. Никто не удивился, потому что чего еще ждать от варварской экзотики? Несварение у человека случилось. В общем, всем было похуй.

Купила маркиза платье от Армани, и стала регулярно предаваться разрушительной страсти с де Сен-Круа. Но через какое-то время бабло закончилось.

— И чо теперь делать, бля? — расстроилась Мадлен.

— А папаша-то у тебя помирать не собирается? — спрашивает Годен.

— Да все никак не издохнет. Неебически крепкий старичок. К тому же, все его бабло отойдет двум моим старшим братьям. Хуесосы те еще, не поделятся.

— Говно вопрос, ма шери, — говорит Годен. — Правда, старое средство у меня закончилось, но я тут нового нахимичил. Надо его только испробовать на ком-нибудь. А то вдруг твоя родня не до конца подохнет, будем потом за ними памперсы менять.

Маркиза наварила целый котел борща, вылила туда литр средства, и поехала в госпиталь для бедных. Там всех угостила борщом. Монахини тоже хотели попробовать, но Мадлен сказала:

— Нехуй на халяву потреблять. И так жирные.

В итоге все бедняки вручили богу душу.

— Вот и заебок! — сказали монахини. — А то настохуело уже их по одному хоронить.

Короче, бедняков оптом закопали, ничего не заподозрили, и всем тоже было похуй.

А Мадлен пригласила на борщ сначала братьев, потом папу. И стала наследницей охуительного состояния.

— Блядь, вредное это блюдо, борщ, — сказали знакомые. — Варварское, сразу видно.

И стали вести ЗОЖ.

Пока Мадлен занималась таким заебатым накоплением капитала, ее дочка вышла замуж. Приходит однажды в слезах и говорит:

— Маман, какая хуйня это ваше замужество. Супруг мне бабла не дает.

— Да что же это, блядь, за пердюмонокль на бедных женщин! — возмутилась маркиза. — Сплошные пипидастры в Париже, а не мужики.

И муж дочки тоже нечаянно помер, поев тещиного борща. И традиционно всем было похуй.

Тут Мадлен задумалась: женщина она еще в самом соку, бабла немеряно, от всей настопиздевшей родни избавилась — можно жить для себя и заниматься самореализацией. Фэнтези там писать или рэп читать. Нахер ей содержать де Сен-Круа? И решила его бросить.

— Хуй ты угадала, ма шери, — заржал Годен. — Ты мне будешь регулярно бабло отстегивать. Я тут тоже писательством занялся. Мемуары написал. На Самиздат уж не выложил, зато в лаборатории спрятал. Если со мной что случится, их найдут. И все узнают, сколько ты народу угондонила, и почему все мерли от варварского борща.

Пришлось его терпеть. Но Годен, мачо хуев, подложил маркизе совершенно сволочную подлянку: взял, да издох самостоятельно. Без яда. То ли простыл, то ли от шлюхи какой что подхватил. Его мемуары нашли, это дошло до Людовика XIV, и наконец-то всем стало не похуй.

Мадлен умудрилась съебаться из страны, и еще 4 года скрывалась то в Англии, то в Голландии. Людовик, охуевший от того, сколько его подданных перетравила красотка, топал ножками и требовал отыскать гадюку. В итоге маркизу поймали, пытали и казнили. Во время следствия выяснилось, что проделки Мадлен — мелочь и хуевинка незначительная, по сравнению с тем, что творится при дворе короля. Но об этом как-нибудь потом.

Моралей будет много. Во-первых, чем меньше женщину ты любишь, тем хуже секс и гаже борщ. Можно и подохнуть нечаянно. Во-вторых, не следует класть все яйца в одну корзину. Мадлен слишком доверяла любовнику, а надо было наготове держать борщ. В-третьих, традиционно: пока монарх ножкой не топнет, всем похуй.

На эпическом полотне Шарля Лебрена — мадам де Бренвилье. Судя по виду, она собственный борщ попробовала.

Да, в моей книге "Тёмные искры" - она самая, Мадлен де Бренвилье.

© Диана Удовиченко