Иван-дурак и Кощеева смерть

Я тут немного порассуждаю вслух. Насчет нынешней политической ситуации и... да, русских сказок, как это ни странно.

Была у меня в детстве такая книжка — третий том сказок Афанасьева. Вот это самое издание, которое частично отображено на картинке вверху. Почему именно третий том (первые два в глаза не видел, каюсь), с "волшебными" и "бытовыми" сказками — Бог весть. Но была. И еще я в четыре года наизусть знал пушкинскую поэму "Руслан и Людмила" - тоже один-единственный том из "малоформатного" десятитомника 1956 года. Мамочку я свою замучил просьбами эту поэму читать и читать - пока не запомнил всю. Теперь уже, конечно, спустя полвека с лишним, эта память ушла, но кое-что, разумеется, осталось.

В том числе и эта строчка: "Там царь Кощей над златом чахнет..."

В сказках Афанасьева всё было по-другому. Там Кощей не был никаким царем, а был злым и бессмертным волшебником, который делал всякие гадости людям и вообще всему живому, и которого невозможно было убить, поскольку смерть его была в игле, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в зайце, а заяц в сундуке, а сундук под дубом... - в общем, вы знаете всю эту историю, а кто не знает - узнайте. Без этого внутри русским человеком быть нельзя.

Ну так вот, сказочный Иван-дурак этого Кощея Бессмертного всё-таки убивал, через множество препятствий — скоро сказывается да нескоро дело делается — добирался до заветной иглы и ломал её. При помощи волшебных помощников: волка, сокола и щуки, которым сам помогал на своём долгом пути за тридевять земель в тридесятое царство.

Нынешняя "империя доллара" - это как раз оно, то самое Кощеево царство, которое не одолеть, не добравшись до его "программирующего центра" — той самой сказочной иглы, где спрятана сила, жизнь и смерть Кощея Бессмертного. И без помощников туда тоже незачем идти. 

Для меня - как я понимаю - это не просто "полное совпадение", а тоже каким-то чудом (или не чудом, а точным расчетом?) переданная через столетия цивилизационная программа: быть Иваном-дураком и "грохнуть" всемогущего бессмертного царя-колдуна этого мира.

Кстати, спасибо всем, кто меня читает, сегодня число просмотров впервые перевалило за тысячу (не весть что, но лиха беда начало!), так что вот вам одно длинное-предлинное и скучноватое стихотворение, написанное почти четверть века тому назад, в сентябре 1994 года, "когда мы были молодыми, и чушь прекрасную несли..." Читать его не обязательно, тем более - до конца, но пусть повисит - для тех, кому вдруг может оказаться нужным.  

        Сказ не про нас

                            Михаилу «Компоэтору» Болгову

«Курочка-то, рябушка, яичко,

слышишь, внук, снесла — да непростое!

Золотое скатано в нём царство.

Вот тебе заветное колечко —

по наследству мне оно досталось.

Ай, сидел ты сиднем всё то время,

что ходил меж нами Царь Небесный:

тридцать лет и, почитай, три года!

Мы ль тебя, сиротку, не кормили?

Слова ведь худого не сказали.

Вот она, беда-т, и приключилась.

Что там? Мышка хвостиком махнула —

и яичко, говоришь, разбилось?

Ой, мы потужим над ним, поплачем!

Курочка вдобавок покудахчет —

ан яичко я-то схоронила!

Вот оно — держи, да не балуйся!

Мне прабабка напряла клубочек,

в самый раз для случая такого, —

забери его. Кольцо — на палец,

и ступай, пока не село солнце,

догоняй — авось, ещё поспеешь,

а коли не сможешь — будет худо,

ничего уже не переменишь,

и яичко пропадёт до срока.

Срок такой, что с рук уже не сбудешь

и себя ты, внучек, позабудешь:

золото — оно ведь оборотно,

не гляди, что тяжело — обманет,

горькою полынью обернётся.

Если ж встретится какой прохожий —

не беседуй с ним, не запинайся,

разве только удивить сумеет.

Помолись, присядем на дорожку —

остальное всё судьба покажет.

Торопись — не поспешай нарочно», —

таково мне говорила бабка,

в путь-дорогу к солнцу провожая.

Тамо я со всеми распрощался:

с бабкою, и с дедом, и с собакой,

с котофеем, лошадью, коровой,

с петушком и курочкой — особо,

положил за пазуху яичко,

золотò кольцо надел на палец,

да клубочек схоронил под шапку, —

побежал… А солнце — выше, выше!

Как оно, скажи, по небу ходит —

неприметно, ан быстрее птицы?!

Я ведь на пути не задержался —

почитай, и никого не встретил.

Разве только первое: девицу.

Удивила, чудная, красою

да речами тихими своими —

ох, разымчивы те речи мне на сердце,

что не надо царства золотого,

а охота с нею миловаться,

хлеб растить да ребятишков нянькать:

сроки-то пройдут, каки ни будут,

всё до Страшного Суда успеем…

Тут кольцо и обожги мне палец —

солнце, знать, уже над головою! —

так меня из сердца и толкнуло:

взял колечко, протянул девице —

дескать, не печалься по разлуке,

я сидел ведь сиднем на запечке

тридцать лет и, почитай, три года,

бабка след за солнцем вот послала,

а не то тебя — во сне ли встретить?

день пройдёт — и ворочусь навеки,

а колечко будет в том порукой…

Ничего не молвила девица —

лишь глазами в душу поглядела,

в руку левую взяла колечко —

и пропала. Только ветер буйный

тучи разметал по поднебесью,

да идти мне стало тяжелее.

Что за диво, думаю, такое?

Глядь — кольцо лежит передо мною,

подымать его — и не подымешь.

Тут-то я крестом и осенился.

А навстречу мне идут калики,

да один по воздуху шагает,

по земле — другой, а третий — ниже,

лишь волосья с бородой наружу.

«Отпусти-ка, — говорят, — колечко,

место примечай, да повернее!

Что так поздно ты про Бога вспомнил?

Будем мы с тобою насмерть биться,

а не то — подай нам, Христа ради!»

Что за речи странные такие? —

я другорядь сильно удивился:

«Как же вы грозитесь, нищеброды,

а потом о подаянье речь ведёте?

Было у меня одно колечко —

вот лежит. Давал его девице,

да оно ей, вишь, не приглянулось».

Рассмеялись надо мной калики:

дескать, малый, ничего не смыслишь

ты в её обычаях и нравах,

да не знаешь, с кем ты повстречался!

Особливо пыхал, кто пониже,

в первый раз посмотришь — кочка кочкой,

пристальнее — вовсе не приметишь:

«Тако, — говорит, – подарки даришь,

по семь раз готов одно и то же?

Ну, да мы тебя еще поучим!»

Растоптать насмешника хотел я —

да по пояс в землю провалился,

а калики перехожие хохочут

так, что в небо самый старший взвился,

а другой клюкою сбил мне шапку —

тут-то к ним клубочек подкатился

и давай раскручиваться втрое.

Я глазами хлопаю, и только:

будто ноздри выстроились рядом —

так туда их ветерком втянуло,

а куда? — спроси меня — не знаю!

Только ноги в воздухе мелькнули,

да еще остатний что-то крикнул —

я тогда не разбирал нарочно,

я в земле завяз, как то колечко.

Пригоршнями думал откопаться —

не выходит. Солнце на закате —

хоть бы мне сквозь землю провалиться!..

Провалился!

Взялся за колечко —

и как раз под вечер очутился

вот у вас, да снова заболтался:

«Хау ду ю ду! Ай дон`т спик инглиш!»

Ну, да ладно — ты-то ни бельмеса

в том не смыслишь: только «мани-мани».

Это дело, знаешь, не для Вани.

Что ещё тебе?

Ах, «чейндж»! Держи яичко!

В нём — всё царство ваше золотое.

То-то развёрнетесь вы наутро,

ежли третьих петухов дождётесь!

Прощевай! Делов, поди-тко, станет:

хлеб растить да ребятишков нянькать, —

ждёт меня домой земля родная —

на денёк у ней и отпросился.

А взамен чего хочу? Да полно!

Коли всё невмоготу вам станет —

не ходите вы путём обратным

всею силой царства золотого.

Бабка передать на то велела —

курочка у ней ещё яичко

обещалася снести, попроще:

говорит, таких на сотню станет…

Только их по сотне не бывает,

это вот одно донёс с опаской.

Вы «ин Год ви траст» — и слава Богу!

Мы ж не то, чтоб «траст» —

а просто с нами,

с нами Бог! Донёс я вам яичко —

дорого оно ко дню Христову,

а оставить — так себе дороже!

Вот и всё. Гуд бай! Спокойной ночи!