«НЕВЕЛИКИЕ НЕХОЧУХИ»: КАК ПСИХОТРОПНОЕ ПОДАВЛЕНИЕ ЗАЖИВО ХОРОНИТ ЧЕЛОВЕКА

Фото из учебника для школьников...

В любом учебнике по гуманитарным дисциплинам, на любом языке мира авторы непременно подчеркнут где-то ближе к началу банальность о двойственной природе человека. Обсуждая экономику, политологию или социологию, просто НЕЛЬЗЯ НЕ СКАЗАТЬ общеизвестное: человек имеет биологическую природу живого существа и социальную природу члена общества. И это было аксиомой, до тех пор, пока…

Как живое существо, человек имеет совокупность жизненных необходимостей. Этим он ничем не отличается от всех и всяческих видов животных. Человеку нужно кушать – попробуйте оспорить! Человеку нужно тепло – иначе он замёрзнет. Человек, вырванный из контекста выживания, человек, брошенный без спецсредств на Луне, в открытом Космосе, на леднике Гренландии или Антарктиды, или посреди океана – погибнет. Почему мы дожили до такого состояния, что это нужно доказывать?!

Человек, кроме сходства с животными, имеет и отличие от них. Отличие выражается в его «социальной природе», сущность которой – совокупность сакральных ценностей, священных целей, обеспечивающих своей догматикой целостность коллективизма в цивилизации, преемственность поколений в ней.

+++

В 1750-м году сокращение лягушачьей лапки поблизости от электрической машины наблюдал и описал Марко Кальдани, не придавший, впрочем, этому никакого значения. А в 1678г. физиолог Шваммердам демонстрировал герцогу Тосканскому, как содрогаются лапки лягушки, подвешенной на серебряной нити. А в 1771 Л.Гальвани открыл феномен сокращения мышц препарированной лягушки под действием электрического тока.

Дерганье мёртвой лягушки или отдельно взятой лапки – не имеет ни биологического, ни социального смысла. Оно не имеет для лягушки ни сакрально-культового значения (которого у лягушек попросту нет), ни выживательного. Лягушка уже мертва – и никаким дёрганьем она себя не спасёт, а более возвышенных смыслов дёргаться у неё тем более нет.

Мотивы «гальванизации трупа» - бывшего человека и биоробота, управляемого воздействиями извне, с тех пор прочно вошло в речь фантастов, философов и… учёных-физиологов.

Если дёргается одна лапка – то могут ведь и две? А где две – там, наверное, и четыре? А если весь организм будет двигаться, не вкладывая в движение никакого внутреннего смысла, управляемый извне? Что, если научить труп ходить, драться, говорить?!

+++

Шли годы. Наука не стояла на месте. Жуткая идея лишить движение человека как биологической, так и сакральной составляющей двигали опытами учёных. Процесс (в том числе, и финансирование процесса) весьма ускорились после Второй мировой войны, когда Западом овладел настоящий психоз «коммунисты идут».

Коммунисты, действительно, довольно бодро захватывали страну за страной, отражая логику цивилизации (потому что вся её логика только к этому и вела), но к тому же – «у страха глаза велики». Каждую Кубу Запад оценивал как 10 Куб, каждый Вьетнам – как 10 Вьетнамов.

Начиная с 60-х годов поиски средств ЗОМБИРОВАНИЯ человека (кстати, это отражает и западное искусство, например Голливуд) приняли лихорадочный характер. В ужасе перед «красной угрозой» безумцы Запада ни жалели ни сил, ни средств, ни времени, собирали и комплектовали как древние технологии «гашишинства», ветхие методы деструктивных сект, так и самые новейшие достижения науки и техники по нейролингвистическому программированию и психотропному подавлению психики человека.

+++

Суть ЗОМБИ в том, что это существо подвижное, но не одушевлённое. Он не имеет ни собственных биологических потребностей, ни тем более собственного социального выбора. Он – просто умноженная до размеров человеческого трупа лягушачья лапка Гальвани.

Как только первые зомби сошли со «стапелей» ЦРУ и Тавистока – их тут же, с ходу, бросили против «красной заразы», надеясь (и небезосновательно) с помощью зомби-существ переломить и ход, и логику истории.

Ведь суть конфликта между двумя людьми, в самом общем, базовом определении – разница интересов. Один человек хочет у другого всё отнять – а другой не хочет, чтобы у него всё отнимали. Один человек хочет другому навязать свои сакралии – а другой цепляется за собственные…

Если из конфликта убрать дуализм, и оставить только одного одушевлённого субъекта, работающего с неодушевлённым объектом, то социального конфликта (конфликта воли, интересов, взглядов) по определению не может быть. Разумеется, неодушевлённый объект может взорваться, сорваться, укатиться не туда – если нарушается техника безопасности в его обработке. Но даже если рояль сорвался с лебёдки и убил грузчика – невозможно говорить о социальном конфликте между грузчиком и роялем. В сущности, это грузчик сам себя убил, нарушив технические правила подвешенного груза, а рояль не имел ни малейшего намерения кому-то вредить.

+++

Современный прозападный либеральный зомби повторяет определённый набор управленческих клише, введённых в него при программировании, не имея ни воли, ни желания, ни даже простой способности хоть как-то согласовать эти клише ни с собственным биологическим выживанием, ни с собственными культурными запросами.

Либеральный зомби разрушает собственную экономику, не беспокоясь вопросами, что он потом будет кушать и как обогреваться, и где жить. Параллельно он разрушает культуру и традиции своей страны, гадит на могилы своих предков, лишён даже зачаточных возможностей логического анализа навязанных клише.

Апофеозом этого служит безропотная смерть зомби в горниле чужих и чуждых ему войн, что логически вытекает из его равнодушия к своей экономике и своей культуре. Лапка имени Гальвани понятия не имеет, кто, зачем и в какую сторону её заставляет дёргаться.

Эта «лапка» не испытывает ни страха, ни гнева, ни разочарования – когда умирает от голода, или замерзает, превращаясь в кусок льда, или уничтожает святыни своей страны, своего народа.

Самосознание у зомби отсутствует. Своего «Я» у него нет. Подвижное тело управляется не собственным умом, а чужим, со стороны. Так, например, палка не спрашивает, почему человек ею, а не собственной рукой тычет в огонь. Палка подчиняется, обгорает, руки кострового защищены дистанцией, а «временная конечность», когда прогорит – отбрасывается, легко заменяется новой.

Нечто подобное происходит и с либеральными зомби, которые – суть есть палка в руке бильдербергского глобализма.

Для хозяина зомби нужен только как одноразовый инструмент. А самому себе зомби вообще не нужен ни в каком качестве.

+++

Писатели-фантасты, что наши, что зарубежные, частенько придумывали несуществующие страны. Это интересно и увлекательно для игры в жизнь, хотя для собственно-жизни и бессмысленно, и опасно. Если бы Лев Кассиль не просто придумал «Швамбранию» для забавы, а начал бы бороться за её суверенитет, убивая и готовый умереть – то получилось бы… Вы сами уже догадались, что.

С одной стороны, Швамбраний можно создать поистине бесконечное, неограниченное количество. Берёшь любой кусок территории, объявляешь его «страной», а тех, кто оказался на этой территории – «народом», вот и готово, пеки себе новые государства, как пирожки!

С другой стороны, такое дегенеративное «творчество» очевидным образом бессмысленно и безумно. Ведь полноценное, настоящее государство – это целостный организм, а не «лапка, отрезанная от лягушки». Настоящее государство самодостаточно по части выживания (как биологический дискретный организм, вроде роя или муравейника), и оно имеет какую-то собственную культурную, сакральную миссию.

Если же ваше «государство» не в состоянии жить само, без внешней подпитки и управления, биологически нежизнеспособно, и социально нежизнеспособно (т.е. не имеет ответа на вопрос – зачем оно?) – то перед нами «Швамбрания», психопатический бред, пытающийся подменить собой реальность.

+++

У человека есть две инстинктивных потребности, неотъемлемо довлеющих в его естестве: потребность в защите/обеспеченности и потребность в свободе. Эти потребности противоречат друг другу. Чрезмерная опека делает человека слишком несвободным, а чрезмерная свобода – слишком беззащитным.

Потому нормальный человек, не зомби и не дегенерат – делегирует в ущерб личной свободе часть функций государству. Государство вообще было бы не нужно, если бы люди не терзали, не убивали и не пожирали друг друга. Если я в безопасности и сам себя обеспечиваю – мне ни к чему командир, я (в данной ситуации) – сам себе государство, сам себе законодатель, сам себе суверен.

О таком идеале, как «отмирание государства» говорили коммунисты, но не только они, однако же все, кто говорил – имели в виду далёкое будущее, по формуле «когда-нибудь» и «может быть», и «если повезёт».

Крепость (включая и крепостничество) никому не нужна – если вокруг мир и покой, и безопасность. Но когда движется орда «насильников, грабителей, мучителей людей» – крепость «вдруг» всем нужна стала!

Никто не хотел сидеть в осаде, подчиняясь коменданту крепости, пока никто не осаждал. Но в случае прямой и явной угрозы население бегом бежит (и совсем не под конвоем) под защиту крепостных стен. Теряя там личную свободу, но в обмен получая жизнь!

+++

В силу этого отношения настоящего человека и настоящего государства (если оба полноценны) – диалектически сложны и запутаны. Мы вправе говорить о диалектическом единстве и борьбе противоположностей в случае конфликта свободы и безопасности. Совсем без защиты станешь трупом, а совсем без личной свободы – тоже…

Но к дегенеративному либеральному зомби эта сложная диалектика не имеет никакого отношения. «Швамбрания», слепленная колонизаторами на коленке из говна и мусора, не может дать никакой защиты, никакой обеспеченности необходимыми жизненными благами. Другое дело, что и не хочет (не для этого её лепили из говна) – но, главным образом, даже если бы и захотела – технически, физически не в состоянии.

В то же время в искусственных «Швамбраниях» человек испытывает на себе гнёт и порабощение в максимальной степени. Его, колониального туземца, обязанности служить чужой державе, покровительнице бантустана, стремятся к бесконечности, а его права в чужой державе – к нолю. 

Ведь он не гражданин той державы, которая распоряжается его жизнью и имуществом поверх марионеточных властей бантустана! Ничто из положенного гражданам колониальной метрополии - ему не полагается. Умереть за чужую страну он может (и обязан законами бантустана), а вот получить там пенсию или пособие – нет.

+++

Именно это и породило нетерпимость цивилизации к племенной, а потом феодальной раздробленности. Повсюду, откройте учебник истории: объединение Франции, России, Италии, Германии – шло по разному, но везде так или иначе прогрессивные силы стремились к централизации раздробленных стран и народов.

Может быть, им было нечего делать, и они так забавлялись?
Все, как сговорившись?
Нет. И вы сами знаете, что нет.

Полноценное государство должно обладать самодостаточностью и самосознанием, а если это нежизнеспособный урод, лишённый цивилизационной миссии – то оно просто не нужно. Всякие «рязанские княжества» (летописи называют их «рязанскими украинами») и «новгородские республики», в силу своей ублюдочной обрезанности, никакой свободы личности человеку дать не могли, и проблем с его защитой/обеспеченностью тоже не могли решить.

«Рязанская украина» - это злокачественное образование, в котором тебя гнетут только потому, что дебилу-князьку нравится тебя гнести, и он на это получил в Орде ярлык. Ущербный огрызок наполнен худшими формами рабства, беззакония, произвола – но при этом лишён всякого потенциала прогресса.

И потому все прогрессивные русские люди облегчённо вздохнули после преодоления раздробленности. А все французские – после аналогичного «собирания» Франции. А все немецкие – доселе носят цветы к памятнику Бисмарку, объединителю Германии…

А почему этим непоседам не жилось в отдельных Тюрингиях и Пфальцах? Потому что там нет ни свободы, ни безопасности. Ублюдочный бантустан любой «Швамбрании» - это всегда двойной гнёт: колониальной метрополии, делающей с ним, что вздумается, и местных подпёрдышей, которые своё унижение перед метрополией компенсируют, издеваясь над населением.

Пфальц не даёт ни защиты, ни свободы – и потому никто из немцев не желает возрождения независимости Пфальца.

+++

Но если речь идёт не о полноценном человеке, а о психотропном зомби, то все эти вопросы (как собственного выживания, так и собственного достоинства) – его нисколько не волнуют. У зомби нет истины, у зомби есть только программа. Если зомби приказано войти в огонь и там смеяться – значит, зомби войдёт в пламя, и будет хохотать, пока на угли не развалится.

Что же касается СОБСТВЕННЫХ биологических потребностей, то у зомби её нет. Социальных, СОБСТВЕННЫХ, тоже. Зомби наплевать, в какой роли, каким раком, его оставят жить, и оставят ли жить вообще.

Безразличие к жизни и к смерти – логически складываются в «нехочуху», который сам по себе ничего не хочет: ни выжить, ни домом обзавестись, ни детям образование дать, ни медицину приличную иметь, ни даже пищу с отоплением. Как нет у «нехочухи» биологических потребностей (что аннулирует экономический протест, экономическую борьбу за условия труда, условия быта), так нет у него и «сакралитов», устойчивого духовного наследия. Он ничего не хочет сохранять для себя в духовной сфере, продолжая линию того, что он и в материальной сфере ничего для себя сохранять не хочет.

+++

Повторяя известный афоризм – «нехочухи» живут плохо, но недолго. Поскольку зомби – одноразовый инструмент, то его сжигают в нужных хозяевам войнах или каторгах, сполна, как лимон, выжимая на работе или укладывая штабелями в атаках.

В сущности, психотропное подавление личности, которая полностью лишается самосознания – это смерть до смерти. Смерть, сохраняющая подвижность трупа.

Такой «ходячий мертвец» не защитит никаких святынь, равно как и ничего, нужного ему для биологического выживания. Он угробит собственную экономику, сожжёт собственные города и сёла, сдаст свою кожу на абажуры «уважаемых господ», детей – на органы и в бордели, и в итоге самоликвидируется в роли «живой бомбы».

Именно это, к сожалению, и показывает нам, всё больше и больше, безумный XXI век…

Николай Выхин, команда ЭиМ