Лирическое вступление: на днях встретил одного пожилого профессора. Сын профессора, во всех смыслах положительный юноша, окончил ВУЗ и устроился на работу. Назначили ему оклад чуть менее 50 тыс. рублей в месяц, и мы с профессором сошлись во мнении, что это мало, для создания семьи и нормальной жизни совершенно не достаточно. Как водится, поругали капитализм, "из-за которого такие низкие зарплаты". Но поторопились: вдруг выясняется, что зарплата у сына профессора из 50 стала 30... Это не какие-то личные к нему претензии - работодатель всем понизил. Кому не нравится - предложил искать новую работу. Как будто это грибы в лесу: взял лукошко и пошёл искать... Ветра в поле... И теперь мы с профессором обсуждаем, что 50 - было совсем не так уж и плохо!
Сама формулировка «Железный закон заработной платы» принадлежит Фердинанду Лассалю, в изложении которого страдает биологизаторством , фатализмом и уходом от первопричин. Суть идеи Лассаля – в том, что на свободном рынке товаров и услуг оплата труда всегда стремится к физиологическому минимуму. Современные буржуазные экономисты иногда путают «железный закон» Лассаля с теорией Маркса, но это разные концепции.
Впрочем, не нужно Лассаля, чтобы понять, открыв учебник истории, или глянув за окно: зарплата колеблется вокруг уровня, необходимого для поддержания ЛИШЬ МИНИМАЛЬНОЙ жизнеспособности рабочего и его семьи.
Лассаль связывал этот кошмар с демографией, потому что не мог и не хотел бросить тень на либерально-демократические гражданские свободы, давно и прочно ставших для многих смыслом жизни. Мол, зачем тогда жить – если не бороться за полную свободу личности от «тираний» и «предрассудков»?
Оттого Лассаль и ушёл в мальтузианство: мол, чем больше людей рождается, тем ниже у них будет зарплата. А вот если бы вообще никто не рождался – оставшихся, как мамонты, вымирающими рабочих деньгами бы завалили!
Нельзя сказать, что формула «меньше народу – больше кислороду» взята совсем уж с потолка. Определённые связи между рождаемостью и нищетой, конечно, имеются, но только в контексте общей ситуации, связанной с капитализмом, рыночными отношениями, спецификой иерархий и т.п.
+++
Главная же причина снижения зарплат до физиологического минимума – вовсе не в том, что «много детей рождается», и лекарство от него, конечно же, не в мальтузианском вымирании.
Главная причина физиологического минимализма в оплате труда – лежит на поверхности и выразима даже детским языком!
Человек не хочет «много» платить другому человеку. Притом, что «много» - понятие субъективное, оценочное. Для жадины и копейка – «много», если отдавать.
Этим нежеланием «много платить» (и желанием «заплатить поменьше») обладают от природы все люди. Оно присуще всем одинаково. Люди любят скидки – иначе магазины не устраивали бы кампании скидок. Люди любят, когда кто-то соглашается сделать нужное им подешевле – иначе не появились бы толпы гастарбайтеров, берущие только своей дешевизной.
Люди не хотят тратить свои деньги, а если и тратят – то только когда без этого не получается обойтись. При малейшей возможности сэкономить – люди хватаются за эту возможность. Это делают отнюдь не только бедные! Недаром же существует поговорка «чем богаче, тем жаднее»!
Почему люди так делают?
Ну ясно же и ребёнку!
Если у тебя есть какая-то сумма, и ты потратил её часть – то она уменьшилась. Значит, меньше стали твои возможности, покупательная способность. И хотелось бы, чтобы сумма тратилась как можно медленнее и меньше. Это такие азы, которые даже и не знаешь, куда глубже объяснять! Всякий, кто выходил с дорогостоящим товаром против дешёвого равноценного аналога – знает это не по книжкам, и не по лекциям Лассаля!
Человек не хочет и не любит тратить свои деньги. Он, конечно, всё равно вынужден это делать, но старается «минимизировать ущерб» своему карману. И в этом смысле все мы одинаковы. Разница между нами совсем в другом!
+++
Хотя каждый человек одинаково хотел бы сэкономить деньги, возможности для давления у людей разные. Это частный случай того общего закона, что при условии свободы – то, чего хотят все, получают только самые сильные, агрессивные и страшные. Именно потому, что все этот предмет хотели, а самые сильные и страшные входят в понятие «все». Если бы его хотели не все (например, возможность заниматься тригонометрией) – то есть вероятность, что сильные его не хотят. По причине равнодушия к нему – он может достаться кому-то слабому. Тому единственному, кому он нужен.
Но если предмет нужен всем – то все его не получат в условиях свободы личности!
Ни Маркс, ни Лассаль не рискнули сказать: чтобы предмет, нужный всем, всем и достался – требуется тирания, подавляющая личную свободу участников общественных отношений. То есть неудобная для них, неприятная для них, вызывающая у них ежедневное раздражение, ломающая их об колено – но! Не позволяющая, благодаря такому подходу им сожрать друг друга заживо…
При условии же, что демократические свободы есть и имеют склонность расти – вместе с ними растёт и людоедство. Демократически регулируемый коллектив выделяет из себя низшие касты, парий, изгоев, лишенцев – на которых, по «сердечному согласию» сильных между собой и возлагается всё неприятное. А всё приятное – отнимается.
Получается, что все невзгоды и лишения несут на себе одни люди, а все блага и всякое удовольствие в своих руках концентрируют другие. Такой вот неэквивалентный обмен: вы к нам ввозите всю радость, какая только есть у человека. А мы к вам вывозим всю дрянь, какая только у человека есть.
Смешанная среда разделяется на рай и ад. Те элементы, которые раньше распределялись равномерно – теперь поляризуются в разных точках пространства. Вообразите себе смесь гороха и чечевицы: и вот некто откладывает горох в одну кучку, а чечевицу в другую.
+++
Недалёкие люди нищету низов связывают с тиранией, со злобой и жестокостью какого-то деспота, который, «исключительно из жестокости и по чистой злобе» не хочет давать бедноте даже самых элементарных бытовых благ. Зачем деспоту это нужно – обходят молчанием: псих наверное, и забыл таблетки принять…
Как говорил ельцинский генпрокурор – «главное, в процессе расследования не выйти на самого себя». Главное, в процессе расследования тираний не выйти на свободу и демократию, как их первопричину.
Отсюда нелепая версия, что психи, забравшиеся наверх (как?!) злобно гнетут людей от нечего делать и забавы ради…
Потому что если копнуть глубже – то выйдем на самую жёсткую форму конкуренции – внутривидовую конкуренцию, естественно-биологическую вражду наиболее друг другу подобных.
+++
Человек не хочет платить «много», а сколько это «много» - он хочет сам решать. Но не у всякого есть возможность реализовать эти свои «хотелки». И вот те, у кого возможность такая есть – реализуют её против тех, у кого такой возможности нет.
Но что из этого следует?
Чем больше в обществе свободы – тем жёстче станет проявляться закон стремления зарплат к крайнему физиологическому минимуму. Ибо мы ведь говорим о желании, присущем каждому человеку, желании, которое можно только подавить карательными мерами, но нельзя (по крайней мере, в обозримом будущем) удалить из структуры человеческого мышления!
История говорит нам: никто нигде и никогда, ни один народ или племя, не начинали сразу с тирании. У любого народа стадия «народного собрания» и выборы – всегда первичны. То, что из них потом получается тирания – да, но надо понимать, что она – всегда вторичная форма, она всегда вытекает из демократии, следуя логике демократии.
Почему?
Потому что каждый человек в силу своего инстинкта решает фундаментальную задачу: взять себе побольше, оставив, соответственно, другим поменьше. И если эти процессы пустить на самотёк, то есть дать обществу свободу (не фиктивную, а на самом деле, реальную свободу) – внутривидовая конкуренция особей, сложившись с возможностями разума, начнёт эскалироваться, обостряться вплоть до самоуничтожения коллектива. В своём стремлении получить одно и то же – люди всё жёстче и жёстче станут бить друг друга по рукам, пока, наконец, всё не закончится резней и пепелищем.
Цивилизация призвана с этим бороться – но как? Учебник истории с древнейших времён раскрывает нам именно спектр мер против «войны всех против всех». От рабовладения до социализма.
Поскольку существование людей в состоянии полной равноправной свободы невозможно (в схватке за блага они перережут друг друга) – возникают тирании, лишающие свободы большинство людей. Это большинство призвано обслуживать свободу меньшинства, рабовладение – это «свобода избранных». Как метко о таком сказал Гюго – «рай для богатых построен из ада для бедных».
Те, кто хотят жить наилучшим образом и получать всё лучшее – понимают, что не смогут этого сделать, если не будет противовеса: тех, кто живёт наихудшим образом и получает всё только наихудшее.
Ибо если всем разрешить стремление к наилучшему – они все и ломануться, передавив друг друга. Или, при недостатке агрессивности, удалят крайности ради «унылой уравниловки»: никто не получает наихудшего – значит, и наилучшее никому не доступно.
+++
По версии нашей газеты ЭиМ, социализм, как проект, напрямую вытекает из религии, и предполагает приоритет любви, доброты и милосердия над потреблением. Сверхпотребление устраняется не потому, что кто-то против него! Нет, если появится возможность реализовать его БЕЗ СОПУТСТВУЮЩЕЙ АДСКОЙ ЖЕСТОКОСТИ, социалист охотно его поприветствует. Кому же не понравится мягкое кресло вместо жёсткой табуретки?!
Сверхпотребление устраняется как бы «нечаянно» - при удалении жестокости и взаимной беспощадности из общественных отношений. Изначально-то хотели убрать только их, но как только выдернули – сверхпотребление тоже «почему-то» свернулось до довольно скромных размеров. И получается: чтобы его вернуть – нужно обратно возвращать жестокость…
«Оплата по труду» хороша тем, что открывает каждому человеку доступ к благам: достаточно начать трудиться – и все блага, создаваемые трудом, начинают к тебе поступать. Но она плоха тем, что ограничивает потребительские возможности трудовой выработкой. И тем человека бесит. Злит. Потому дайте людям свободу – и «оплата по труду» исчезнет, испарится. Ибо «оплата по труду» была лишь «отбыванием повинности перед законом», её никто не хотел, с ней смирились в условиях подавления личности – как с принудиловкой.
Уберите эту принудительность – и люди разбегутся, как звери из открытой клетки, кто куда, но со всех ног, сверкая пятками.
Вы поймите правильно: они разбегутся не потому, что их тиран из клетки разгоняет! Он их туда загонял, а разбегаются они сами по себе, именно по причине снижения цензуры и давления!
+++
Если бы я написал, что демократия жаждет крови и хочет жестокости – это была бы нездоровая конспирология. Леденящий душу рассказ, в котором законспирированные ложи сатанистов, под прикрытием «демократии», насаждают культ массовых человеческих жертвоприношений, гекатомбы жертв для своих кровавых демонов…
(В сторону реплика: почему вышеописанное так похоже на США и англосаксов?!)
Но нет, я убеждён: демократия не жаждет крови и не хочет жестокости. Просто её стремление к свободе высвобождает в человеке его естественное стремление к максимальности благ. Следуя за этим естественным мотиватором – человек через простую арифметику приходит к выводу: чем дешевле рабочие, тем выше его предпринимательская прибыль.
И дальше уже делает всё, чтобы вытеснить с рынка такое явление, как «высокооплачиваемый труд». Начинает экспериментировать: а что, например, если избалованного программиста посадить в зиндан и два дня не давать ему воды? Небось, на третий день он согласится писать программы за стакан воды, и уже не будет спрашивать себе много долларов?
А если завезти на стройку таджиков – и тем «утереть нос» славянским вольным каменщикам, которые борзеют по части оплаты труда?!
Конечно, все эти практики, складываясь и нарастая, в итоге принимают вид торжествующего сатанизма. Но я-то думаю, что у них экономический, всем понятный фундамент: исходное желание человека оставить себе побольше денег, заплатив другим поменьше. Или совсем ничего. Пусть даром херачат – чать, не переломятся!
+++
Чтобы понять суть проблемы, возьмём модель, минимальную ячейку: отношения двух чужих друг другу человек. Если этих двоих контролирует кто-то третий, определяя, например, кто кому сколько должен – то в их отношениях существуют правила. И этими правилами свобода обоих связана.
Если же двое свободны – то никаких правил в их поведении не существует. Сильнейший диктует свою волю в одностороннем порядке. Он вообще может убить (чаще всего голодом заморить, удушить нищетой), что часто и делает. Но не всегда. Ибо кому тогда работать? Самому придётся.
Потому возникает баланс «оптимизации зарплат»: с одной стороны, не совсем ничто, чтобы работник (поставщик) не помер, и смог бы дальше функционировать. С другой – не больше физиологического минимума, чтобы не переплачивать. Будет ли голодный работать за корку хлеба менее усердно, чем избалованный роскошью за машину, квартиру, дачу? Нет. Скорее наоборот. И далее процитируем знаменитую рекламу – «А если нет разницы, зачем платить больше?».
Повторюсь: это не заговор, не отдельное злобное действие конкретного злобного человека!
К физиологической минимальности зарплат рыночная экономика дрейфует чаще всего неосознанно, и я не удивлюсь, если многие её участники ужаснутся, когда им откроешь всю логику их действий. Ведь в жизни дрейф происходит не в один момент, он складывается из актов экономности, каждый из которых представляется как бы независимым от другого.
Где-то один работодатель нашёл способ снизить зарплату – и все другие перенимают его опыт. А наоборот – нет. Если где-то один работодатель повысил зарплату, то его обанкротят, разорят, потому что он своими действиями повысил себестоимость своей продукции…
И дело не в жестокости отдельного работодателя: он, если хочет жить, вынужден играть по общим правилам. Никто его не спрашивает, нравится ему или не нравится платить меньше, чем вчера, точно так же, как и его работников не спрашивают – нравится им или не нравится получать меньше, чем вчера.
Работники могут бунтовать, бастовать, работодатель плакать – как вы понимаете, и то, и другое, и третье совершенно бесполезно без смены общих правил игры. Без чёткого и трезвого понимания – ПОЧЕМУ этот прискорбный дрейф, это сползание в экономический ад разрастающихся трущоб происходит.
Очень часто и бунтари, и плаксы требуют «больше свободы», то есть выступают под лозунгом тушения пожара керосином.
Удивительно ли это? Нисколько!
Человек не понимает, что в рамках цивилизации его главный враг – это он сам. Человек очень хорошо понимает лозунг «обуздать врага», но под врагом понимает не себя, а… своего конкурента! Как было бы хорошо его сломать – тогда бы всем моим похотям, капризам и самодурству никаких преград бы ни было! Вот я бы тогда развернулся, на правила и нормы не оглядываясь!
+++
Каждый раз дело цивилизации спотыкается на одном и том же. Человек охотно и с восторгом принимает её требования, если они ему выгодны. Ты бездомный – а тебя жильём обеспечивают, это же восторг! Явление Закона тебе очень приятно, когда бьют тебя. Но оно совсем неприятно, если ты сам собрался кого-то побить, обмануть или обобрать!
Если ввести схему отношений, которая предполагала бы обобщённые права и обязанности без оглядки на чьих бы то ни было лоббистов – она окажется оптимальной для развития общества в целом. Но вот незадача – каждому в отдельности невыгодной! Если ничьи лоббисты не торжествуют – значит, все идут на равных основаниях. А если на равных, общих основаниях – то и уровень жизни у всех средненький, и даже некому завидовать!
Человеку это решительным образом не нравится, это вступает в конфликт с зоологическим инстинктом доминирования (именно его удовлетворение, а не какие-то материальные предметы для богатых важнее и ценнее всего).
Всеобщее благополучие – есть в то же время и всеобщая несвобода. Всякий связан общими для всех нормами, и каждый раз, когда мог бы, как полагает, хапнуть сверх нормы, когда «блага сами в руки идут» – ощущает себя скованным и в ошейнике. Отчего очень отзывчив на любые проповеди о «вольности святой» и демократических свободах.
На этом месте цивилизация каждый раз и ломается.
+++
Если речь идёт о безграничном обогащении, не имеющем административного потолка (возможности быть легально хоть миллионером, хоть миллиардером) – то оно кристаллизуется через свою противоположность: безграничное обнищание на другом социальном полюсе. Арифметика тут проста: если бы один взял поменьше, другому бы осталось побольше. Но один взял всё – и другому не осталось ничего.
Возникают парии, лишенцы, изгои, «пролетариат», у которого нет ничего, кроме его цепей (да и те не его, хозяйская собственность). Но важно понимать, что число лишенцев нестабильно, гетто их не замкнуто, оно имеет тенденцию разрастаться. Чем богаче становятся немногие – тем к большему числу людей применяется «железный закон заработной платы» со сперва относительным, а потом и абсолютным обнищанием.
И далеко не все люди видят связь между этим процессом – и «обрушением тираний», «избавлением общества от несвободы», «высвобождением частной инициативы», демократическим брожением, превращающим порядок в хаос. Потому что из хаоса победы одних и поражения других кристаллизуют новый, жуткий «порядок» - минимизацию большинства заработков до предельного физиологического минимума.
Не потому, что кто-то хотел стать нищим. Нет, конечно! Наоборот, все хотели стать богатыми, и чем богаче, тем лучше. А получилось не у всех. У тех, у кого получилось – получилось за счёт остальных.
Вазген Авагян, команда ЭиМ
Оценили 5 человек
8 кармы