"...Всё заволокло синим дымом, автобус с ОМОНом покатил дальше, и, когда бензиновая завеса разодралась, Удальцов увидел, что Платошкин окружён небольшой толпой граждан. Вокруг мнимого бунтаря началась какая‑то возня. Удальцов подбежал поближе. По лицу Платошкина бродила безобразная улыбка. Он был странно безучастен ко всему происходящему, хотя левое ухо его стало таким рубиновым, что, вероятно, светилось бы в темноте и при его свете можно было бы проявлять фотографические пластинки.
Расталкивая сбегавшихся отовсюду граждан, Удальцов бросился в Radisson Collection Hotel, бывшую гостиницу "Украина".
Михаил Бабич, сменивший Владислава Суркова, сидел за бамбуковым столиком и писал.
– Платошкина бьют! – закричал Удальцов, картинно появляясь в дверях.
– Уже? – деловито спросил Бабич. – Что‑то очень быстро.
– Платошкина бьют! – с отчаянием повторил стриженый налысо Удальцов. – Возле Мавзолея.
– Чего вы орёте, как белый медведь в тёплую погоду? – строго сказал Бабич. – Давно бьют?
– Минут пять. Особенно Гаспарян старается, вражина.
– Это какой Гаспарян, который с Цоем играл? – оживился Бабич.
– Нет, тот Каспарян и Юрий. А этот Гаспарян и Армен Сумбатович, нехороший человек.
– Так бы сразу сказали. Вот вздорный старик. Ну, пойдём, полюбуемся. По дороге расскажете.
Когда кремлёвский куратор прибыл к месту происшествия, Гаспаряна уже не было, но вокруг Платошкина колыхалась великая толпа, перегородившая улицу. Автомобили премиум - класса нетерпеливо крякали, упёршись в людской массив. Из окон Особой Кремлёвской амбулатории смотрели санитарки в белых халатах. Бегали собаки с выгнутыми сабельными хвостами. В ГУМе перестал бить фонтан. Решительно вздохнув, Бабич втиснулся в толпу.
– Пардон, – говорил он, – ещё пардон! Простите, мадам, это не вы потеряли на углу электронный пропуск, скорей бегите, он еще там лежит! Пропустите экспертов, вы, мужчина. Пусти, тебе говорят, лишенец!
Применяя таким образом политику кнута и пряника, Бабич пробрался к центру, где томился Платошкин. К этому времени при свете правого уха нарушителя карантина тоже можно было бы производить различного рода фотографические работы. Увидав куратора, Платошкин жалобно понурился.
– Вот этот? – сухо спросил Бабич, толкая Платошкина в спину.
– Этот самый! – радостно подтвердили многочисленные правдолюбцы. – Своими глазами видели.
Бабич призвал граждан к спокойствию, вынул из кармана записную книжку и, посмотрев на Платошкина, властно произнес:
– Попрошу свидетелей указать фамилии и адреса. Свидетели! Записывайтесь!
Казалось бы, граждане, проявившие такую активность в поимке Платошкина, не замедлят уличить преступника своими показаниями. На самом же деле при слове «свидетели» все правдолюбцы как‑то поскучнели, глупо засуетились и стали пятиться. В толпе образовались промоины и воронки. Она стала разваливаться на глазах.
– Где же свидетели? – повторил Бабич.
Началась паника. Работая локтями, свидетели выбирались прочь, и в минуту улица приняла свой обычный вид. Заскучавшие автомобили дали газу. Окна амбулатории захлопнулись. Собаки принялись внимательно осматривать основания тротуарных тумб, и в ГУМе с нарзанным визгом снова поднялась струя фонтана.
Убедившись, что площадь очищена и что Платошкину уже не грозит опасность, кремлёвский куратор ворчливо сказал:
– Бездарный старик! Неталантливый сумасшедший! Еще один великий революционер выискался – Платошкин! Маркс, Энгельс и Платошкин! Тёплая компания! А Удальцов! Тоже – матрос с разбитого корабля! Платошкина бьют, Платошкина бьют! А сам!.. Идёмте в ГУМ. Я вам устрою сцену у фонтана!
У фонтана Удальцов сразу же переложил всю вину на Платошкина. Оскандалившийся бунтарь указывал на свои расшатанные в годы лихолетья нервы и кстати заявил, что во всем виноват Удальцов, личность, как известно, жалкая и ничтожная. Братья тут же принялись отпихивать друг друга ладонями. Уже послышались однообразные возгласы "А ты кто такой?", уже вырвалась из очей Платошкина крупная слеза, предвестница генеральной драки, когда кремлёвский куратор, сказав "Брек!", развёл противников, как судья на ринге.
– Боксировать будете по выходным дням, – промолвил он, – прелестная пара: Удальцов в весе петуха, Платошкин в весе курицы. Однако, господа чемпионы, работники из вас, как из собачьего хвоста – сито. Это кончится плохо. Я вас уволю, тем более, что ничего социально ценного вы собою не представляете. Где вас только Сурков набрал? На прошлой неделе удумали свет в квартирах погасить, чтобы Путин ушёл. Потом решили поварёшками в кастрюли бить, причём первый на одном конце Москвы, второй на другом. А теперь что, марш несогласных с карантином с видом на Кремль?
Платошкин и Удальцов, позабыв о ссоре, принялись божиться и уверять, что сегодня же к вечеру во что бы то ни стало устроят революцию. Бабич только усмехался.
– Вот увидите! – хорохорился Удальцов. – Революция на улице! Под покровом ночной темноты! Верно, Николай Николаевич?
– Честное слово, – поддержал Платошкин, – мы с Серёжей… Не беспокойтесь. Вы имеете дело с Платошкиным!
– Это меня и печалит, – сказал Бабич, – хотя, пожалуйста... Как вы говорите? Под покровом ночной темноты? Устраивайтесь под покровом. Мысль, конечно, жиденькая. Да и оформление тоже, вероятно, будет убогое.
– Идёмте, Николай Николаевич!
Удальцов взял Платошкина за руку, и оба быстро удалились, провожаемые задумчивым взглядом кремлёвского куратора".
Достоверный источник https://www.facebook.com/perma...
Оценили 2 человека
4 кармы