Спитак.7 декабря 1988 года

«Был населенный пункт — и его нет». Как помогали людям после землетрясения в Спитаке...

30 лет спустя очевидцы рассказывают, как от повторных толчков «подпрыгивали кровати», как выглядел разрушенный город и было ли в Армении страшнее, чем в Чернобыле.

7 декабря 1988 года на территории Армении произошло землетрясение. 

Эпицентром стал город Спитак. За 30 секунд он был практически уничтожен. Сильнейшим разрушениям также подвергся второй по величине город Армении — Ленинакан (ныне Гюмри). Всего пострадали сотни населенных пунктов. Во время землетрясения была высвобождена энергия, эквивалентная взрыву десяти атомных бомб, подобных сброшенной на Хиросиму. Почти 25 тысяч человек погибли, 17 тысяч получили ранения.

В Советском Союзе не было министерства чрезвычайных ситуаций. Но были люди — в том числе и добровольцы, — которые могли спасать других. 30 лет спустя они рассказали ТАСС, как это было.

«Мертвых мы не считали»

«Два раза мы тоже испытали на себе прелести толчков. Ночью наши кровати подпрыгнули, посуда со стола полетела, — рассказывает Генрих Стуков. — Утром нам сказали, что было шесть баллов. Но страха в тот момент не было — испугались потом, когда все закончилось».

Повторные толчки после землетрясения продолжались еще долго. А Генрих Александрович и собранная им команда были в Ленинакане уже 8 декабря:

За первые три дня мы спасли 148 человек. В таких случаях время работает против нас: уже через четыре-пять дней живых стали находить редко.

Генрих Стуков заведовал отделом безопасности туристских мероприятий Центрального совета по туризму и экскурсиям Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов. «Мы должны были искать пропавших и заблудившихся туристов. В тайге, за полярным кругом, иногда в пустынях, — объясняет он. — Туристов тогда было много». Стихийными бедствиями его ведомство не занималось. Но Стуков, окончивший географический факультет, «понимал, что такое землетрясение». По его словам, вечером 7 декабря в новостях не сказали ни слова о пострадавших, о разрушениях — «как-то сдержанно». Но на следующее утро он приехал на работу в половине восьмого утра и стал готовить спасательную миссию в Ленинакан.

Из 300 человек, которые тогда туда отправились, 244 были добровольцами — они занимались туризмом. Часть из них приехали на машинах из регионов Северного Кавказа:

Мы загрузили огромный самолет, в такой поместятся два БТРа и еще место останется. Взяли одеяла, спальные принадлежности… В Ленинакан приехали поздно и сразу стали работать. Ужасно было. Зима, темно, никаких звезд — пасмурно. И костры горят, люди греются. Страшная картина. А утром уже все было видно.

Несколько человек расчищали завал, один — лез вытаскивать оттуда людей. Работали ломами, альпинистскими ледорубами, но в основном, как вспоминает Стуков, по принципам «эх, ухнем» и «раз, два, взяли». И так по 18 часов в день. «Я сам по завалам не лазил, мне было уже 53 года, — говорит он. — Все ребята были моложе меня лет на 15». Вытащенных живых увозили на скорой помощи:

Они стонали — от боли, холода, да и страха натерпелись. А мертвых мы не считали.

Генрих Александрович пробыл в Армении два месяца — когда живых под завалами уже не было, ему поручили заняться эвакуацией населения. Все это время из-за отсутствия связи его семья даже не знала, жив ли он.

«Смотрим — а там нога»

«Когда мы ехали, увидели трещину в дороге, — рассказывает Юрий. — С метр шириной. Там была черная дыра. Наверное, этот момент нас всех отрезвил, мы поняли, что тут все по-серьезному».

Ильдар, Александр и Юрий учились в Московском энергетическом институте на разных факультетах, им было чуть за 20. Они знали о землетрясении из новостей, и когда услышали в коридоре общежития крик «кто едет в Спитак?», долго не размышляли. «Мы даже не были уверены, что сможем потом сдать сессию, — говорит Ильдар. — Но это было неважно. Думали только о том, что там беда, а мы можем помочь».

По дороге ребятам встречались перевернутые машины, сошедший с рельсов поезд и люди, везущие гробы. Но то, что они увидели в Спитаке, их поразило все равно. «Вы видели в кино город, подвергшийся бомбежке? — говорит Ильдар. — Вот там было примерно то же самое».

Студенты приехали утром 10 декабря, и в городе уже повсюду стоял трупный запах. Инструментов было — «лом, руки да респиратор». На респиратор капали йод — иначе даже в нем находиться рядом с домами было невыносимо. В основном собирали мертвых и относили на местный стадион, чтобы там их могли найти родственники.

Как-то встретили мужчину, у которого была семья из 19 человек. А выжили только он сам и его старший сын. Как-то подошел парень и сказал, что где-то здесь в последний раз видели его отца. Стали искать — наткнулись на сапог.

Смотрим — а там нога. Это был его отец, его балкой прижало. А однажды расчистили завал и увидели, что в квартире праздновали свадьбу. Все, кто там находился, погибли.

Повторные толчки тоже были. «Я сидел в палатке, вдруг тряхануло, и меня подняло, — рассказывает Александр. — Меня оторвало от кровати. А к моменту приземления я уже был на улице — просто выскочил». В палатке ничего не могло рухнуть, и оставаться там было вполне безопасно — но, как говорит мужчина, «в такие моменты голова особо не думает» — тело сработало автоматически.

Все студенты-добровольцы вернулись в Москву до Нового года. Но в безопасности себя не чувствовали еще долго. Ильдар по приезде пошел на почту послать телеграмму родным — сообщить, что с ним все в порядке. «Стою, пишу и чувствую, что земля подо мной качается. Я сразу рванул в сторону выхода», — вспоминает он. Как оказалось, в ту минуту за окном проехал трамвай.

«Мы готовились к войне. А к такому никто не был готов»

«По телевизору сообщили: “В Армянской ССР произошло землетрясение, данные уточняются”, — вспоминает полковник в отставке Игорь Томчук. — Так же с Чернобылем было: одна статеечка в газете, а потом — как на войне».

За участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС Игорь Абрамович досрочно получил звание полковника. В 1988 году ему было 36, и его только-только назначили начальником штаба гражданской обороны Ногинска (Московская область). «Мы готовились к чему? К войне с применением оружия массового поражения, — говорит он. — А к такому никто не был готов».

Поступила команда: сформировать аварийно-спасательный отряд и подготовить все, чтобы развернуть лагерь для пострадавших.

Нам сказали: все разрушено, людям негде жить, нет ни света, ни тепла, ничего". Несколько вагонов поезда забили разным — от дров и печек-буржуек до небьющейся алюминиевой посуды. Правда, сначала все это пришлось найти: «Тогда же не было как сейчас — зашел в магазин и купил что хочешь»

Отряд Игоря Абрамовича прибыл в Армению через четыре-пять дней после землетрясения. «Что я видел? Что был населенный пункт — и его нету, — рассказывает он. — И завалы по два этажа высотой». 

Томчук говорит, что не любит сравнивать, на месте какого ЧП было страшнее, но чем-то Армения впечатлила его посильнее Чернобыля. «В Чернобыле была своя жуть. Первое, что я там почувствовал, — что у меня лицо как будто начинает загорать, — вспоминает он. — И постоянно был вкус металла во рту. Мы понимали, что кругом радиация. Но там не было разрухи и множества погибших вокруг».

Томчук провел в Армении десять дней, развернул лагерь для пострадавших, а потом «все сдал другим» и вернулся домой. Впоследствии он много лет прослужил в МЧС. Сейчас ему 67, и он продолжает работать — теперь, правда, в Московской областной противопожарно-спасательной службе. 

Как он сам объясняет, это «все то же самое, только вид сбоку». Отряд, который он сформировал, был награжден почетной грамотой «за самоотверженный высококвалифицированный труд». Фотографию этой грамоты Игорь Абрамович хранит в телефоне. «Она для нас самая дорогая», — говорит он.

ТАСС благодарит Российский союз спасателей за помощь в создании материала

Бэлла Волкова, Габриэла Чалабова

Источник