Спустя пять лет после крымских событий военкор Семён Пегов рассказал в Петербурге, откуда взялись «вежливые люди». Байки из репортерской жизни создатель проекта WarGonzo вспоминал на небольшом концерте, где он читал свои стихи, а Юля Чичерина пела песни. Так и отметили присоединение Крыма к России. А «Лениздат» поспрашивал Семёна про журналистику.
- Вы сейчас с какой войны вернулись?
- В Питер прилетел из Донецка. Стараюсь бывать там хотя бы раз в месяц. У меня же сейчас по факту есть свое первое в России маленькое информагентство, которое специализируется на военных новостях – WarGonzo. Мы занимаемся тем, что поставляем контент федеральным ресурсам. Они оформляют на нас подписку и определенное количество новостей с передовой – сейчас это из Сирии и Донбасса – от нас получают. И наиболее важные темы или, если речь идет о прямых включениях, я сам делаю - по нужным местам езжу.
- Много у вас людей в агентстве?
- Семь человек. У нас два корпункта – в Сирии и в Донецке. В Сирии один человек работает, он сам сириец, в Донецке – два. Еще продюсеры в Москве. И я с оператором мотаемся по всем точкам.
- Почему нужно было создать агентство, вы же и так имели работу?
- Создание этого агентства позволило мне не работать на какой-то один конкретный канал. И дало полностью свободу в выборе тем, в их подаче. Мне никто не диктует никаких условий. Я сам формирую свою информационную повестку. Это позволяет жить, зарабатывать. Хотя не могу сказать, что мы получаем какие-то космические гонорары - средний журналистский заработок по рынку. Зато мы никому не подчиняемся. Мне кажется, это жирный плюс.
- Как получается сотрудничать с разными каналами? У них нет претензий к вам?
- Нет, мы независимое агентство, и любой может обратиться к нам за контентом. Хотя… не любой. На «Первый» украинский канал мы вряд ли станем работать. В остальном у нас просто всегда свои условия. Мне не приказывают, что писать, а что нет. Если у меня издание заказывает материал, я его пишу так, как считаю нужным. И это уже проблемы издания и его выбор – работать со мной или нет. Пишу и для RT, и для Life, и для «РенТВ», и для «Известий», для «Звезды» писал. ВГТРК зовет в качестве эксперта, а иногда, если им нужен контент, то мы им делаем сюжеты.
Автографы Семён раздавал на 200-рублевых купюрах с видами Крыма
- А с «Дождем», RTVi не работаете?
- Не знаю. Может, если бы они обратились, то я бы рассмотрел и такую возможность. Зависит от того, насколько адекватен заказчик. Если они гарантируют, что не будут вмешиваться в наш материал или менять его смысл, то почему нет. Я за то, чтобы наше мнение звучало на всех площадках. Например, с американским Associated Press мы работаем. Они абсолютно адекватны. Первый материал, который мы для них делали, был про обмен пленными на Донбассе. Они не попытались это как-то исказить, переделать, потому что тоже заинтересованы получать объективную, достоверную информацию. Это все миф, что у нас нельзя жить в журналистике честно и объективно. Все зависит от тебя самого, как ты себя поставишь.
Откуда взялись вежливые люди
- У многих есть иллюзии, что мы – журналисты все знаем заранее, что у нас есть кураторы, которые нас наставляют и чуть ли не тексты нам поставляют. Все это полная ерунда. Например, о том, что должно было произойти в Крыму весной 2014-го, никто из корреспондентов, которые там работали в то время, не знал. 27 февраля мы проснулись от тревожных звонков из редакций. У них появилась информация, что Верховный совет в Симферополе занят некими вооруженными людьми. Мы, естественно, хватаем камеры и мчим туда. Но никакой информации о том, что это за люди, с какой целью они захватили Верховный совет, вообще захватили или заняли – не было. Информации ноль, а в прямой эфир нужно выходить через 15 минут. Единственный, кого мы там смогли найти, оказался мужчина из пророссийского движения, который стоял в пикете и ночью дежурил возле здания. Спрашиваем его: «Кто там – украинские войска, «Беркут», кто-то еще?» На что он отвечает: «Да не знаю. Подъехал автобус. Вышли люди, разговаривали вежливо на русском языке». И это все что мы смогли узнать.
Я попробовал зайти внутрь Верховного совета, чтобы поинтересоваться, что это за ребята. Поднял руки, потому что понятия не имею, кто там, по груди бегают красные точки. Попробовал задать пару вопросов. В ответ тишина. Сделал еще шаг вперед, под ноги полетела граната, к счастью, светошумовая. Я понял, что диалога не состоится, и отправился выходить в прямой эфир.
Стоим у здания Верховного совета, собрались коллеги с разных каналов. Никто ничего не знает, из Москвы информации нет. И что рассказывать? Мы собрали все, что нам про них известно: «вежливые и говорят на русском». И в эфире просто от безысходности называли их вежливыми людьми. А выражение стало мемом.
- Как тогда сочетаются ваши рассказы про ЧВК, например, в Telegram и выступления на госканалах, где ЧВК как будто не существует?
- На RT выходили колонки про ЧВК. Правда, не я писал. Это, кстати, был текст Андрея Медведева, который работает на ВГТРК, является директором радио «Россия» и ведущим на «России 24». Это тоже миф, что есть какие-то запретные темы, цензура… Есть самоцензура. Она связана не столько с приказами сверху, сколько со страхом отдельных редакторов за свое место. То есть я написал про ЧВК, причем не только у себя в паблике, но и, например, на Daily Storm, как ЧВК поехали работать в Африку. Мне закрыли выходы на федеральные каналы? Нет. Но когда я написал про это в первый раз, я, конечно, почувствовал, что те партнеры, с которыми я работал, поднапряглись. Они думали, что должны прийти какие-то приказы прекратить со мной сотрудничать. Но приказов не было. И я достоверно знаю, что мои тексты видели люди, которые занимают достаточно высокие должности, но никаких проблем в связи с этим я не ощущаю. Есть просто некоторые условия, которые ты должен сам себе установить и соблюдать. У меня, например, правило – я не работаю против интересов своей страны. Есть вещи, которые связаны с государственной тайной, которые я знаю, но я же понимаю, что может навредить, а что нет. Если речь идет о предательстве, то эту информацию, я считаю, должны знать общество и власть. Если кто-то в наших силовых структурах поступает несправедливо, то почему я должен бояться об этом говорить? Я хочу, чтобы эти люди были наказаны, и чтобы это было уроком для других.
- Возвращаясь к теме ЧВК – у вас же есть и с ними контакты?
- Конечно, я же получаю откуда-то информацию про них. Но свои источники не сдам.
- Не надо. Вопрос в другом – когда в ЦАР убили группу Джемаля, с которым вы тоже были хорошо знакомы, сразу всплыла версия расстрела представителями ЧВК. Вы, получается, знали и тех, и других…
- Я считаю, что государство должно провести расследование этого убийства. Сам лично я не думаю, что убить съемочную группу должны были представители ЧВК. Я не знаю, что там произошло на самом деле. Пока я могу только анализировать ситуацию. Кто на фоне случившего понес максимальный репутационный ущерб? Я считаю, что ЧВК. Разве нет? Когда тебя обвиняют в убийстве трех человек, разве это не репутационные потери? Тем более учитывая работу этих «спецслужб». Их дело требует максимальной тишины. А убийство журналистов – это максимально громко. Поэтому я думаю, что это сделали те, кому было интересно подставить ЧВК. Другой вопрос, кто именно? Вариантов несколько. Например, французские спецслужбы, у которых свои интересы в Африке. А в контексте этой ситуации мы знаем, что у России и Франции были достигнуты серьезные договоренности по Сирии на тот момент. В этот период проходила совместная гуманитарная миссия в Сирии. Кому было интересно испортить отношения между Россией и Францией? У меня до сих пор остается много вопросов, на которые нет ответов пока.
Полная глупость под «Градами»
(о том, откуда в новой песне Юлии Чичериной взялась строчка «нежно ложатся пакетами «Грады».)
- Один раз приехали к Мотороле на позиции. Он предлагает: «Хочешь стенд-ап под «Градами» записать?» «Конечно, хочу!» «Град» украинцы только начали тогда применять, и еще не очень было понятно, что это. Я не понимал, насколько все это опасно. А украинская армия в эти дни пристреливала «Грады» к Николаевке, били по полям, постепенно приближаясь к городу. Мы с Моторолой вышли в поле, стали записывать. Украинцы один пакет положили – 40 реактивных снарядов. Моторола говорит: «Далеко, давай подождем». И мы дождались, что у нас чуть ли не за спиной все взрывалось. Это была полная глупость, и никому из военкоров не рекомендую такое повторять.
- А тогда подготовка к поездке съемочной группы и все проблемы с «фиксером Мартином», которые возникли – как вы это можете оценить?
- Не знаю вообще, существовал Мартин или нет. Я своего расследования не проводил. Я, конечно, читаю все, что пишет и Романовский, и холдинг Ходорковского, и Максим Шевченко, который был другом Джемаля. Но я пока не вижу ни одного адекватного расследования того, что произошло. Я не верю ни в одно расследование, которое было проведено. Я ищу возможности самому поехать в ЦАР, но пока не получилось.
- После убийства группы Джемаля вспомнили про закон о защите журналистов в горячих точках. Его приняли, Путин подписал. С 1 сентября редакции будут нести ответственность, должны готовить своих корреспондентов. На ваш взгляд – насколько все это имеет смысл?
- По факту это важно, но посмотрим, что получится на деле. Хотя и от тебя самого многое зависит. Когда я работал на Life военкором, у меня проблем не было. Я предлагал Араму Ашотовичу, куда хочу поехать. Он у меня спрашивал: «Это опасно?». Я объяснял, что у меня есть железные договоренности, я гарантирую, что все будет хорошо. Он мне доверял и отпускал. А бывает наоборот. Видел ситуации из нашего цеха: отправляют корреспондента в какую-то ж***, требуют выхлопа, а журналист просто вынужден идти и рисковать безо всякой поддержки.
Елена Михина
Оценили 9 человек
11 кармы