После начала военной операции протурецких боевиков в северо-западном кантоне Сирии Африн немаловажным трендом стало стремление увязать сдержанную реакцию на неё со стороны Москвы с энергетическим проектом «Турецкий поток». Мол, Россия закрыла глаза на незаконные действия Анкары в обмен на более выгодную конфигурацию «трубы» и согласие турецких властей на строительство её второй, «экспортной» ветки. Напомним, 19 января турецкие власти подтвердили разрешение на строительство морской части второй нитки «Турецкого потока». Одновременно российской стороне по дипломатическим каналам было передано согласие на укладку второй линии газопровода в прибрежных водах Турции. Более того, в писаниях некоторых неуёмных комментаторов и «блоггеров» едва ли не вся сирийская стратегия Москвы и начатая 30 сентября 2015 года активная фаза военной операции в Сирии обуславливается интересами крупных российских энергетических компаний.
Что можно на это сказать? Действительно, камуфлируемые борьбой с «курдским терроризмом» откровенно экспансионистские действия турок на севере Сирии имеют некоторую «энергетическую» мотивацию. Да вот только к «империалистическим проискам Кремля», либо же «Газпрома» они, разумеется, не имеют никакого отношения. Речь идёт о попытке «зачистки» сирийской территории для нового трансконтинентального газопровода, призванного связать газовые месторождения «заливного» эмирата Катар с европейскими рынками через территории ряда стран региона (здесь, как говорится, возможны варианты).
Одновременное усиление военных операций Анкары в Турецком («северном») Курдистане, сопредельном с сирийским, тоже связано с этим проектом, центральная часть трассы которого запроектирована именно через сопредельные районы Ирака, Сирии и самой Турции. Сверхзадача – если не вытеснить, то, по крайней мере, ограничить присутствие российского газа в Европе, ныне составляющее около трети в совокупном газоснабжении «Старого Света». В сочетании с проектируемыми упомянутым «Турецким потоком» и «Северным потоком-2» (разрешение на его строительство тоже получено) этот показатель, по многим прогнозам, наверняка увеличится до 45 % и более, что, конечно, не может не вызывать растущего раздражения со стороны кругов, обеспокоенных зависимостью Европейского Союза от «неправильного» российского газа.
Еще в 2009-2012 гг., в период активной подготовки и начальной фазы так называемой «арабской весны», многие региональные и западные СМИ писали о том, что Катар, наряду с Ираном обладающий крупнейшими мировыми запасами газа, предложил газопровод из Персидского залива в Турцию и далее в Европу. Газовая магистраль должна была пересечь Сирию с востока на запад; имелся и смежный проект – строительство завода и терминала сжиженного природного газа вблизи одного из портов на средиземноморском побережье Турции или Сирии. В условиях кризиса европейской экономики и зависимости от России в сфере энергетики Турция была заинтересована в развитии сотрудничества с Катаром. Ещё в августе 2009 года по итогам встречи в Бодруме стороны подтвердили взаимную заинтересованность в строительстве газопровода из Катара в Турцию. Таким образом, Катар решал бы стратегический вопрос поставок газа в Европу, а турецкие партнёры обеспечивали бы себя относительно дешевым газом, зарабатывая ещё и на его транзите. Но «отказ Башара Асада строить через территорию Сирии новый газопровод из Катара к Средиземному морю приводит к эскалации конфликта в Сирии, и роль Катара в запуске этих процессов… вполне прозрачна. Эта политика началась при прежнем эмире Катара Хамаде и продолжилась при пришедшем ему на смену в 2013 году его сыне Тамиме и ставшем в первые годы правления нового эмира министром иностранных дел Катара Халиде Аль-Атыйя, которого считают «крёстным отцом» многих радикалов политического ислама». В августе 2010 года, за 4 года до провозглашения Абу Бакром аль-Багдади террористического «халифата», в Стамбуле эмир Катара Хамад вновь подтвердил стремление сторон реализовать проект газопровода.
В этой связи, более чем характерна публикация в итальянской газете «Gli Occhi Della Guerra» 18 октября 2017 года: «Гражданскую войну в Сирии выдали западной публике исключительно как народное восстание для свержения Асада и смены его режима более демократичной формой правления. Это лишь минимальная часть правды, мы знаем, почему некоторые западные державы и нефтяные монархии Персидского залива подстрекали к этому восстанию, в результате которого всего в нескольких десятках километров от Дамаска стал развеваться флаг [запрещённой в России террористической группировки – прим. ред.] ИГИЛ. Отказа Сирии предоставить в период с 2010 по 2011 год свою территорию для проведения газопровода Катар-Турция более чем достаточно для того, чтобы объяснить происхождение попыток свержения режима Башара Асада» [здесь и далее – выделено авт.].
По поводу активно формирующегося турецко-катарского альянса иорданская Al Ghad 30 августа 2017 года пишет: «...7 мая 2017 года турецкий парламент принял законопроект, разрешающий размещение войск на турецкой военной базе в Катаре в соответствии с совместным соглашением по обороне, подписанным двумя странами в 2014 году. Президент Турции подверг критике решение объявить бойкот Катару [объявленный ранее Саудовской Аравией, ОАЭ и рядом других стран – Прим. авт.] и отказался обвинить Доху в финансировании терроризма…» И далее: «…Поддержка Катара со стороны Турции обусловлена экономическими и политическими интересами, которые связывают Доху и Анкару. Турецкие компании выиграли в Катаре контракты на сумму более чем 13 млрд. долл. Кроме того, Турция считает Россию нестабильным и непостоянным союзником, поэтому Анкара не хочет подчиняться московским требованиям относительно поставок газа, пока ее катарский союзник готов поставлять газ в Турцию по льготным ценам… Вмешательство турецкой армии в катарский кризис путем развертывания турецких войск в Катаре может усилить военное влияние Анкары после того, как ее войска были сосредоточены в Мосуле, Иракском Курдистане и Сирии».
В контексте вышеизложенного, отметим также два важнейших взаимосвязанных фактора. Во-первых, «проход» рассматриваемого газопровода через северную Сирию и к её северо-западным портам по инвестиционным затратам минимум на 15% дешевле по сравнению с маршрутом через Ирак и южную Турцию к ее портам вблизи границы с Сирией. Во-вторых, с начала 2000-х годов растет себестоимость морской экспортной транспортировки катарского сжиженного природного газа в Европу и в другие регионы мира. По оценкам World gas issue и катарских источников, за последние 10 лет она увеличилась более чем на 15% и продолжает расти (напомним, Карат – среди крупнейших производителей и экспортеров СПГ). С учетом уже этих факторов Доха и Анкара не могут не быть заинтересованными в реализации газопроводного проекта от Катара до Европы именно через северную Сирию и приграничную южную Турцию. Тем более что ветка-маршрут к турецким портам в соседнем с Сирией турецком регионе (Джейхан, Юмурталык, Искендерун) лишь на 3-5% увеличивает инвестиционную стоимость сирийско-турецкого, т.е. центрального сектора указанного газопровода. Кроме того, сюда же предусматривается включить и североиракский газ, что ещё более выгодно Анкаре в случае де-факто «экспроприации» ею северной Сирии. Таким образом, долгосрочные интересы Анкары и Дохи вполне сходятся, а посему неудивительно и то, что Катар, как известно, отнюдь не нейтрален к событиям сирийской гражданской войны (его инвестиции в т.н. «вооружённую оппозицию» оцениваются не в один миллиард долларов). По мнению российских экспертов, негативные отношения Москвы и Дохи были во многом обусловлены поддержкой Катаром антиасадовских сил, в случае успеха которых газопровод из Катара через Сирию в Турцию стал бы реальностью. Последующие поставки «голубого топлива» в Европу позволили бы понизить конкурентоспособность продукции «Газпрома».
Далее, сегодня не все помнят, что ещё в конце 1930-х годов, когда западными компаниями прокладывались нефтепроводы с Аравийского полуострова и Ирака к портам британской Палестины и французского Леванта (1), турецкие власти разработали и стали методично осуществлять план по переориентации этих транзитных энергетических потоков на свою территорию. Первым этапом в реализации данной стратегии здесь стал политический шаг: в канун Второй мировой войны Анкара сумела «мирно» отторгнуть у подмандатной Франции Сирии исконно сирийский северо-западный регион на средиземноморском побережье – Александреттский санджак (ныне Искендерун и вилайет Хатай, один из опорных пунктов операции против Африна и Сирии в целом). Позднее именно туда были подведены новые нефтепроводы с Северного Ирака (2), частично проходящие через северную Сирию. Повторимся, именно здесь – наиболее рентабельный маршрут газопровода от Катара до Южной Европы.
Стремление Дамаска вернуть Александретту политико-дипломатическими средствами искусно гасилось, устраняясь их тематики обсуждений в ООН и на заседаниях её Совета Безопасности. В том числе – по причине политики СССР конца 1950-х – 1980-х годов по развитию политико-экономического сотрудничества с членом НАТО Турцией.
С другой стороны, начавшийся во второй половины 1940-х и поныне неизжитый арабо-израильский конфликт существенно повысил конкурентоспособность построенных в 1960-х — 1970-х годах нефтепроводов в Хатай, так как нефтяные артерии к портам Израиля, Ливана и Сирии с первой половины 1950-х функционировали лишь периодически, причем не полную мощность. И, похоже, теперь – очередь за «катарским» газопроводом, который Анкара смогла бы в значительной степени контролировать, только поставив под контроль ключевые районы северной Сирии.
Последовательность реализации турецкими властями политико-экономической «транзитной» стратегии, стартовавшей еще во второй половине 1930-х, вполне очевидна. Президент Эрдоган заявляет о намерении, не ограничиваясь Африном, пойти на Манбидж, создать на территории соседнего государства некую «буферную зону», что в указанном контексте более чем логично. Впрочем, очевидная пробуксовка операции «Оливковая ветвь», выявившиеся уязвимости в подготовке турецких вооружённых сил могут внести в амбициозные планы существенные коррективы.
Политико-дипломатические усилия России направлены на воссоздание национально-государственной целостности в границах Сирийской Арабской Республики (разумеется, с учётом специфики отдельных регионов). Экономическое сотрудничество с соседями, в том числе и реализация трансграничных энергетических проектов, могут осуществляться исключительно на равноправных и взаимовыгодных условиях. Это – безальтернативный путь, в то время как альтернативные планы, наподобие того, о котором мы напомнили – авантюра и дорога в никуда.
Алексей Балиев
Примечание
1. До середины 1940-х годов – французский протекторат в составе Сирии и Ливана.
2. В 1940 году Турция инициировала переговоры с Ираком о возможности строительства нефтепровода из Киркука к Александретте, причем проект поддержали Германия и Италия, не заинтересованные в решающей роли Лондона и Парижа в транзите ближневосточной нефти через порты Палестины и Леванта. Однако «пробританский» иракский премьер Нури Саид резонно заподозрил в проекте, помимо всего прочего, новую попытку Анкары подчинить или даже отторгнуть от Багдада Иракский Курдистан. И переговоры не состоялись. Аналогичный проект Анкара, с помощью Берлина и Рима, пыталась реализовать в 1941 году, в период правления в Ираке ориентировавшегося на страны «оси» полковника Р.Гайлани. Но британские войска вместе с частями деголлевской «Свободной Франции» восстановили status-quo в Ираке к началу июня 1941 года, в канун нападения нацистской коалиции на СССР, в результате чего проект снова не состоялся. Нефтепровод из Киркука к турецкому порту Джейхан на Средиземном море действует с 1977 года.
Оценили 3 человека
2 кармы