Октябрь 1993-го сразу назвали «чёрным». Противостояние Верховного Совета с президентом и правительством завершилось расстрелом «Белого дома» из танковых пушек — чёрной была, похоже, вся тогдашняя осень. В центре Москвы, совсем недалеко от станции метро «Краснопресненская», долгие годы сохраняется неформальная, а точнее, просто народная мемориальная зона. Тут рядом стенды с пожелтевшими от времени газетными вырезками и вереницы прикрепленных к ограде сквера фотографий с черной каймой. С них на прохожих смотрят большей частью молодые и полные надежд лица.
Тут же, у ограды — фрагменты баррикад, красные флаги и транспаранты, букеты цветов. Этот скромный мемориал возник той же страшной осенью стихийно, без разрешения городских властей и к их очевидному неудовольствию. И хотя все эти годы от случая к случаю возникают разговоры о грядущей зачистке и «благоустройстве» территории, очевидно, даже у самых равнодушных чиновников не поднимается на это рука. Потому что мемориал этот — единственный в России островок памяти о национальной трагедии, развернувшейся здесь в конце сентября – начале октября 1993 года.
В центре событий
Похоже, что этому старому району Москвы под названием Пресня суждено становиться ареной драматических событий. В декабре 1905 года здесь находился очаг вооруженного восстания против царского правительства, жестоко подавленного войсками. Бои на Пресне стали прелюдией российской революции 1917 года, а отзвуки тех событий победившая коммунистическая власть запечатлела в названиях окрестных улиц и памятниках, посвященных повстанцам.
Шли годы, и некогда фабричный район стал застраиваться зданиями, предназначенными для различных учреждений и ведомств. В конце 70-х годов прошлого века на Краснопресненской набережной возникло помпезное здание, предназначенное для Совета Министров РСФСР. Но, несмотря на респектабельную внешность, бунтарский дух, похоже, крепко пропитал пресненскую почву и ждал своего часа.
Российская Федерация, несмотря на свою системообразующую роль, была самой бесправной составной частью Советского Союза. В отличие от прочих союзных республик она не имела собственного политического руководства, все атрибуты государственности носили исключительно декларативный характер, а российское «правительство» было чисто техническим органом. Не удивительно, что «Белый дом», прозванный так из-за цвета отделанных мраморной плиткой фасадов, долгие годы находился на периферии политической жизни страны.
Ситуация изменилась, когда в 1990 году на Краснопресненской набережной поселился Верховный Совет РСФСР. Перестройка Михаила Горбачева достигла апогея, союзный центр слабел и республики отвоевывали все больше полномочий. В авангарде борьбы за самостоятельность находился российский парламент во главе с Борисом Ельциным. Таким образом, и «Белый дом», некогда тихое прибежище опальных чиновников, оказался в эпицентре бурных событий.
Ельцин завоевал невероятную популярность как непримиримый антагонист Горбачева, который к тому времени надоел, кажется, уже всей стране своей пустой болтовней и редкой способностью усугублять старые проблемы и порождать новые. Республики все настойчивее требовали перераспределения властных полномочий в свою пользу. В качестве компромисса Горбачев предложил заключить новый Союзный договор, который отразил бы сложившуюся политическую реальность. Документ был готов к подписанию, когда события приняли неожиданный оборот. 19 августа 1991 года стало известно о создании ГКЧП — некоего коллегиального органа из высших чиновников под предводительством вице-президента СССР Геннадия Янаева. ГКЧП отстранил Горбачева от власти под предлогом его болезни, ввел в стране чрезвычайное положение, якобы необходимое для борьбы с охватившей страну анархией.
Оплотом противостояния ГКЧП стал «Белый дом». Для поддержки и защиты российских депутатов и Ельцина сюда стали собираться тысячи горожан. Спустя три дня, не имея ни широкой общественной опоры, ни внятной программы действий, ни полномочий для их осуществления, ни единого лидера, ГКЧП фактически самоликвидировался.
Министр внутренних дел Борис Пуго, несостоявшийся президент Геннадий Янаев и уже напрочь забытый зампред совета обороны Олег Бакланов
«Победа демократии» над «реакционным» путчем стала ударом, похоронившим Советский Союз. Бывшие республики отныне стали независимыми государствами. Президент новой России Борис Ельцин выдал карт-бланш правительству под руководством экономиста Егора Гайдара на проведение радикальных реформ. Но реформы сразу не задались. Единственным их положительным результатом стало исчезновение товарного дефицита, что, впрочем, было предсказуемым следствием отказа от госрегулирования цен. Чудовищная инфляция обесценила банковские вклады граждан и поставила их на грань выживания; на фоне стремительно нищающего населения выделялось богатство нуворишей. Многие предприятия закрывались, другие, едва оставаясь на плаву, страдали от кризиса неплатежей, а их работники — от долгов по зарплате. Частный бизнес оказался под контролем криминальных группировок, которые по своему влиянию успешно конкурировали с официальной властью, а порой ее подменяли. Чиновный корпус поразила тотальная коррупция. Во внешней политике Россия, формально став независимым государством, оказалась вассалом США, слепо следуя в фарватере вашингтонского курса. Долгожданная «демократия» обернулась тем, что важнейшие государственные решения принимались в узком кругу, состоявшем из случайных людей и откровенных проходимцев.
Многие депутаты, недавно горячо поддерживавшие Ельцина, были обескуражены происходящим, на них воздействовали и избиратели, возмущенные последствиями гайдаровской «шоковой терапии». С начала 1992-го года исполнительная и законодательная ветви власти все более удалялись друг от друга. И не только в политическом смысле. Президент перебрался в Московский кремль, правительство — в комплекс задний бывшего ЦК КПСС на Старой площади, а Верховный Совет остался в «Белом доме». Так здание на Краснопресненской набережной из оплота Ельцина стало оплотом оппозиции Ельцину.
Между тем противостояние между парламентом и исполнительной властью нарастало. Бывшие ближайшие соратники президента, спикер Верховного Совета Руслан Хасбулатов и вице-президент Александр Руцкой, превратились в его злейших врагов. Оппоненты обменивались взаимными упреками и обвинениями, а также противоречащими друг другу постановлениями и указами. При этом одна сторона упирала на то, что депутатский корпус тормозит рыночные реформы, а противоположная обвиняла президентскую команду в том, что она разоряет страну.
Трудно поверить, но до "развода" им оставались считанные дни
В августе 1993 года Ельцин пообещал непокорному Верховному Совету «жаркую осень». Затем последовал демонстративный визит президента в дивизию внутренних войск имени Дзержинского – подразделение, предназначенное для подавления массовых беспорядков. Впрочем, за полтора года противостояния общество привыкло к словесной войне и символическим жестам оппонентов. Но на этот раз за словами последовали дела. 21 сентября Ельцин подписал указ № 1400 о поэтапной конституционной реформе, согласно которому парламент должен был прекратить свою деятельность.
В соответствии с действовавшей тогда Конституцией 1978 года президент не имел таких полномочий, что и подтвердил Конституционный суд РФ, признавший указ от 21 сентября незаконным. В свою очередь, Верховный Совет принял решение об импичменте президента Ельцина, действия которого Руслан Хасбулатов назвал «государственным переворотом». Исполняющим обязанности президента РФ депутаты назначили Александра Руцкого. Перед Россией замаячила перспектива двоевластия. Теперь к Белому дому потянулись противники Ельцина. Снова, третий раз за XX столетие, на Пресне стали воздвигаться баррикады…
Парламент: хроника блокады
Автор этих строк в те годы жил в нескольких сотнях метрах от здания российского парламента и был очевидцем и участником происходивших событий. Чем же, помимо политической подоплеки, отличались две обороны «Белого дома»?
В 1991 году его защитников сплачивала надежда, вера в завтрашний день и стремление защитить это замечательное грядущее. В скором времени стало очевидно, что тогдашние представления сторонников Ельцина о демократии и рыночной экономике были утопическими, но вряд ли мудрость состоит в том, чтобы насмехаться над былыми романтическими иллюзиями и тем более от них отрекаться.
У тех, кто пришел на пресненские баррикады в 93-м, уже не было веры в светлое завтра. Это поколение было дважды жестоко обмануто – сначала горбачевской перестройкой, затем ельцинскими реформами. В 93-м людей у «Белого дома» объединял сегодняшний день и чувство, которое доминировало здесь и сейчас. Это не был страх перед бедностью или разгулом криминала, этим чувством было унижение. В ельцинской России было унизительно жить. И самое страшное – не было заметно ни единого намека на то, что ситуация в перспективе может измениться. Чтобы исправить ошибки, надо их признать или хотя бы заметить. Но власть самодовольно утверждала, что она везде права, что реформы требуют жертв, а рыночная экономика сама все расставит по своим местам.
В 91-м году для защитников «Белого дома» Ельцин и «демократические» депутаты были подлинными кумирами, к путчистам из ГКЧП относились с презрением и насмешкой – они были настолько жалки, что не вызывали сильных чувств. Те, кто пришел к парламенту в 93-м, не испытывали пиетета перед Хасбулатовым, Руцким и другими вождями оппозиции, зато все как один люто ненавидели Ельцина и его окружение. Они пришли защищать Верховный Совет не потому, что им импонировала его деятельность, а потому, что волею случая парламент оказался единственной преградой на пути деградации государства.
Самое же главное отличие состоит в том, что в августе 91-го погибли три человека, и смерть их стала стечением нелепых обстоятельств. В 93-м счет жертв шел на сотни, люди уничтожались преднамеренно и хладнокровно. И если август 1991-го вряд ли можно назвать фарсом, то кровавая осень 1993-го, несомненно, стала трагедией национального масштаба.
Ельцин зачитал свой указ по телевидению поздно вечером 21 сентября. На следующий день у стен «Белого дома» стали собираться возмущенные москвичи. Поначалу их число не превышало пары сотен. Контингент протестующих в основном состоял из пожилых завсегдатаев коммунистических митингов и городских сумасшедших. Помню одну бабушку, которая облюбовала пригретый осенним солнцем пригорок и периодически звонко выкрикивала «Мир дому твоему, Советский Союз!»
Но уже 24-го сентября ситуация начала резко меняться: число сторонников парламента стало исчисляться тысячами, их состав стал резко помолодел и, если так можно выразиться, «демаргинализировался». Спустя неделю толпа у «Белого дома» ничем не отличалась от толпы образца августа 1991 года — ни в демографическом, ни в социальном аспектах. По моим ощущениям, не менее половины из собравшихся у парламента осенью 93-го составляли «ветераны» противостояния с ГКЧП. Это опровергает тезис о том, что «хасбулатовский» Верховный Совет защищали озлобленные неудачники, не вписавшиеся в рыночную экономику и мечтающие о реставрации советской системы. Нет, здесь было достаточно преуспевших людей: частные предприниматели, студенты престижных институтов, банковские служащие. Но материальное благополучие оказалось неспособно заглушить чувства протеста и стыда за происходящее со страной.
Было и немало провокаторов. В первую очередь, в этом ряду, увы, стоит отметить лидера Русского национального единства Александра Баркашова. «Фашистов» из РНЕ правящий режим активно использовал для дискредитации патриотического движения. Вооруженных молодцов со «свастикой» на камуфляже охотно демонстрировали телеканалы, как образчик чёрных сил, стоящих за Верховый Совет. Но когда дело дошло до штурма «Белого дома», оказалось, что большую часть своих людей Баркашов оттуда увел. Сегодня место вождя РНЕ заняли новые штатные «патриоты» вроде Дмитрия Демушкина. Этот господин в свое время был правой рукой Баркашова, так что лично у меня нет сомнений, по какому адресу этот деятель получает указания и вспомоществование.
Но вернемся в осень 93-го. К 24 сентября народные депутаты фактически оказались заблокированы в «Белом доме», где были отключены телефонная связь, электричество, водоснабжение. Здание было оцеплено милицией и военнослужащими. Но до поры до времени оцепление носило символический характер: через огромные разрывы к осажденному парламенту без помех проходили толпы людей. Эти ежедневные «рейды» к «Белому дому» и обратно имели целью не только демонстрацию солидарности с Верховным Советом, но и получение информации о происходящем из первых рук, ведь блокаду физическую дополняла блокада медийная. Телевидение и печать транслировали исключительно официальную версию событий, обычно неполную и неизменно лживую.
Наконец, к 27 сентября блокада приняла основательный вид: «Белый дом» окружили сплошным тройным кольцом, к зданию не пропускали ни журналистов, ни парламентариев, ни врачей «скорой помощи». Теперь не то чтобы пройти к Верховному Совету — проблемой стало попасть домой: проживающих в окрестностях москвичей, в том числе и автора этих строк, пропускали только по предъявлении паспорта с пропиской. Милиционеры и солдаты круглосуточно дежурили во всех ближайших дворах и переулках.
Виктор Анпилов, Альберт Макашов. Теперь уже мало кто узнаёт их на фотографиях с первого взгляда
Правда, случались и исключения. Однажды, кажется, это было 30 сентября, я поздно вечером решил попытать счастья и пройти к «Белому дому». Но тщетно: все проходы были перекрыты. Каково же было мое удивление, когда я увидел Виктора Анпилова, мирно беседующего с группой таких же, как я безуспешно пытавшихся пройти к зданию ВС. Закончив разговор, он уверенно направился прямо к милицейскому кордону, видимо, не сомневаясь, что его пропустят. Не иначе, как у лидера «Трудовой России» имелся пропуск-«вездеход»…
Продолжение следует…
Оценили 10 человек
24 кармы