Четыре боя "Славы", или Эффективность минно-артиллерийских позиций (окончание) - Vovanpain Z

Начало здесь:https://cont.ws/@vv900535441/1...

Изучив бои линкора «Слава» в Моонзунде, мы можем сделать некоторые выводы о бое на минно-артиллерийской позиции как способе ведения боевых действий слабейшего флота против сильнейшего.

Вне всякого сомнения, необороняемые минные заграждения серьезно затрудняют действия противника, но самостоятельно остановить его не могут. Даже весьма плотные минные заграждения, как, например, выставленные в Ирбенском проливе по состоянию на 1917 г., все же были пройдены германскими тральщиками, хотя для этого понадобилось несколько дней.

Ни в одном случае легкие силы, такие, как канонерские лодки, эсминцы и подводные лодки, не смогли сыграть сколько-то значимой роли в обороне минно-артиллерийских позиций. Их роль ограничивалась дозорами и разведкой, но самостоятельно воспрепятствовать тралению они ни в одном случае не смогли.

Здесь, правда, следует сделать существенную оговорку. Михаил Коронатович Бахирев считал, что минная позиция в Ирбенском проливе поставлена из рук вон плохо:

В самом Ирбенском проливе давно уже было поставлено и поддерживалось минное поле, которое отнюдь нельзя было считать минной позицией:
1) южный берег пролива принадлежал неприятелю и был сильно укреплен;
2) большая площадь поля давала возможность неприятелю все время производить тральные работы, и мы не могли уловить момент, когда он действительно намерен форсировать проход; к тому же благодаря этому полю мы лишены были возможности постоянного наблюдения за неприятельскими тральщиками;
3) эти тральные работы неприятель мог производить совершенно без поддержки своего флота;
4) при прорыве неприятель благодаря устройству нашей позиции все время был гарантирован от наших атак миноносцами и подводными лодками, так как его защищали наши заграждения, поставленные параллельно берегу (это была, по моему мнению, громадная ошибка);
5) неприятель имел возможность сделать вдоль самого своего берега протраленный фарватер и следить за его исправным состоянием;
6) мы не имели возможности высылать из Рижского залива неожиданно для неприятеля наши миноносцы и подводные лодки к W, в море и, следовательно,
7) это поле лишило нас возможности производить разведки в Балтийском море из Рижского залива.

Возможно, что, если бы минная позиция соответствовала изложенным выше пожеланиям М.К. Бахирева, легкие силы могли быть использованы с большей эффективностью. Однако в этом есть определенные сомнения.

Безусловно, что, если бы минные заграждения были бы поставлены перпендикулярно берегу (поперек пролива), то между ними оказались бы свободные от мин пространства, о которых знали бы обороняющиеся, а наступающие – нет. В таком случае можно было бы провести под берегом группу миноносцев, а затем предпринять атаку, двигаясь вне минных полей. Но германские тральщики работали под защитой более крупных кораблей, таких, как легкие крейсера, броненосцы и дредноуты, которые вполне были в состоянии, развив интенсивный огонь, сделать такую атаку невозможной. «Слава» дважды (3 августа 1915 г. и 4 октября 1917 г.) отгоняла вражеские миноносцы с предельной дистанции стрельбы. Не приходится сомневаться, что два броненосца или дредноута при поддержке двух легких крейсеров (а именно такой отряд обычно назначался в непосредственное прикрытие тральному каравану) справились бы с подобной задачей намного быстрее и эффективнее.

Что касается подводных лодок, то для них, казалось бы, форсирование минных заграждений неприятелем представляет едва ли не идеальные условия для атаки. Основная проблема подводной лодки заключается в том, что она не в состоянии сблизиться с вражеским боевым кораблем в надводном положении (утопят), а под водой у лодки слишком маленькая скорость для этого. Поэтому, по большому счету, подводная лодка может атаковать военный корабль, если он волею случая проходит в пределах досягаемости ее торпедного оружия. Но прорыв минных заграждений представляет лодке дополнительные возможности.

Во-первых, значительная часть вражеского отряда обычно находится перед минными заграждениями, в ожидании момента, когда будет протрален фарватер. Соответственно, у подводной лодки появляется достаточно времени, чтобы сблизиться с противником и атаковать его. Если же подводная лодка находится позади минных заграждений, то она имеет возможность выбрать подходящую позицию, потому что противник не знает, где заканчивается минное заграждение и не начнется ли новое, отчего вынужден осторожничать и двигаться с малой скоростью за тральным караваном даже там, где мин уже нет.

Тем не менее, единственным успешным случаем применения подводных лодок стала атака германской базы тральщиков «Индианола», в результате чего последняя получила повреждение и вынуждена была отказаться от участия в бою 4 октября 1917 г. И это несмотря на то, что в обороне Моонзунда принимали участие очень опытные британские экипажи, использовавшие весьма совершенные для того времени лодки. В известной мере столь разочаровывающий результат являлся следствием того, что немцы привлекали достаточное количество миноносцев, для охраны своих более крупных кораблей. Но и в других случаях подводные лодки терпели неудачу. Так, в 1915 г. командование флота выслало к Ирбенскому проливу Е-1, Е-9, «Барс» и «Гепард». Утром 10 августа два броненосных крейсера («Роон» и «Принц Генрих») в сопровождении двух легких крейсеров подошли к Ирбенскому проливу. В коротком бою они отогнали русские миноносцы, и приступили к обстрелу мыса Церель. Всего немецкие крейсера вели огонь 40 минут, за это время Е-1 и «Гепард» трижды пытались атаковать германские крейсера. Увы, безуспешно.

Можно предположить, что легкие силы в состоянии сыграть известную роль в обороне минно-артиллерийских позиций, но самостоятельно защитить их они не могут.

Что касается береговой артиллерии, то в боях у Моонзунда она себя почти не проявила: 4 октября батареи Моона и Вердера были очень быстро подавлены немцами. Есть обоснованное предположение, что наиболее мощная батарея 254-мм орудий вынуждена была прекратить огонь по техническим причинам.

Единственным более-менее «светлым пятном» стала короткая дуэль линкоров «Фридрих дер Гроссе» и «Кёниг Альберт» с «батареей Церель», состоявшей из четырех современных 305-мм орудий. Несмотря на то, что против двух германских дредноутов воевало одно орудие (и еще одно эпизодически) немцы не смогли подавить ее и вынуждены были отступить, не нанеся русским никакого ущерба.

Как учит опыт многочисленных сражений «моря с берегом», береговая артиллерия вполне способна противостоять корабельной. Хорошим тому примером тому является оборона Дарданелл турками от атак союзного англо-французского флота. Несмотря на то, что турецкая артиллерия береговой обороны уступала союзникам и количественно и качественно, минно-артиллерийские позиции турок оправдали возложенные на них ожидания.

Одно из немногочисленных современных орудий турецкой береговой обороны

Тот факт, что русские батареи почти не сыграли никакой роли в обороне Моонзунда в 1917 году говорит не о слабости береговой артиллерии, а лишь о распропагандированности войск, совершенно утративших стойкость и всякое желание воевать. В целом же следует считать, что минно-артиллерийские позиции, защищаемые современной береговой артиллерией, способны остановить многократно превосходящие морские силы противника. Но у береговой артиллерии есть два серьезных недостатка, которые следует принимать во внимание.

Первый из них – это весьма высокая стоимость при всяком отсутствии мобильности, в результате чего береговая артиллерия могла быть использована только на прикрытие наиболее важных, точечных объектов. При этом, в случае, если противник будет штурмовать один из них, во всех остальных пунктах эта артиллерия окажется бесполезной и будет простаивать.

Второй – это уязвимость с берега. Так, например, «батарея Церель» при наличии решительных командиров и расчетов была почти неуязвима с моря. Но никто не мог помешать немцам высадить десант в другом месте острова Эзель (что, собственно говоря, они и сделали в 1917 г) и захватить указанную батарею с суши. Но для того, чтобы надежно прикрыть все десантоопасные направления, тяжелых пушек уже не хватало. Если вернуться к операции в Дарданеллах, то мы увидим, что несмотря на весьма многочисленную артиллерию (как стационарную береговой обороны, так и полевую) турки все же не смогли воспрепятствовать высадке десантов. Правда их весьма самоотверженная оборона не дала десантам выполнить поставленные задачи, и в итоге последние были эвакуированы.

Безусловно, можно выстроить целую систему береговых батарей и прикрыть их бастионами с суши, создав первоклассную крепость, способную с равной эффективностью обороняться против морского и сухопутного противников. Но стоимость подобных сооружений чрезвычайно велика. Например, стоимость Ревель-Поркалаудской позиции, прикрывающей вход в Финский залив и являвшейся частью крепости Петра Великого, оценивалась в 55 млн. руб. Без малого полная цена двух линкоров типа «Севастополь»! При этом нужно учитывать, что:

1) в указанные выше 55 млн. входили только приморские сооружения, без создания оборонительных позиций против сухопутного противника;

2) сама по себе Ревель-Поркалаудская позиция не гарантировала защиту Финского залива от вторжения и могла защитить его только во взаимодействии с сильным Балтийским флотом.

В целом минно-артиллерийские заграждения, защищаемые береговой артиллерией, можно признать весьма эффективным видом обороны против превосходящего флота, но такая оборона не самодостаточна и не может гарантировать защиту побережья в целом. Береговая артиллерия может прикрыть только отдельные, наиболее важные его точки и нуждается в иных, дополняющих ее средствах морской войны.

Одна из сохранившихся позиций крепости Петра Великого

Рассмотрим теперь тяжелые артиллерийские корабли. Как показал опыт Моонзунда, минно-артиллерийская позиция дает значительные преимущества обороняющим ее кораблям и позволяет противостоять намного более сильному противнику. Конечно, можно возразить, что в обоих случаях, проводя операции в 1915 и в 1917 г. немцы достигли своих целей, а морские силы обороны Рижского залива не смогли предотвратить порыва в Рижский залив, и в 1917 г. проиграли сражение у Большого Зунда.

Но… Если бы «Слава» в одиночку в открытом море сразилась бы с 4-ой эскадрой хохзеефлотте, включавшей в себя семь броненосцев типа «Эльзас» и «Брауншвейг», то вряд ли русский линкор смог продержаться хотя бы час. А вот обороняя минно-артиллерийскую позицию, «Слава» не только не погибла, но и вынудила немцев прервать операцию и отступить. Артиллеристы «Нассау» и «Позена» в море расстреляли бы «Славу» за полчаса, но на минно-артиллерийской позиции «Слава» сдерживала их сутки, и лишь на второй день операции германским дредноутам удалось прорваться в Рижский залив. Даже «Кенигу» и «Кайзеру» не удалось разгромить корабли М.К. Бахирева с первой попытки, хотя, случись «Славе» и «Гражданину» драться с линкорами Бенке в открытом море…

Бой тяжелых артиллерийских кораблей на минно-артиллерийской позиции характеризовался следующими особенностями:

Сколь бы превосходящими силами не располагал противник, для прикрытия минного каравана он задействовал лишь незначительную их часть. Так, немцы ни в одном случае не привлекали больше двух тяжелых кораблей: 26 июля 1915 года это были «Эльзас» и «Брауншвейг», 3-4 августа того же года — «Нассау» и «Позен», и в октябре 1917 г. – «Кениг» и «Кронпринц». Обычно, помимо линкоров, противник включал в отряд прикрытия трального каравана еще и два легких крейсера.

По мнению автора настоящей статьи, «Слава» являлась более совершенным кораблем, нежели броненосец типа «Брауншвейг». Вполне вероятно, что немцы считали иначе, полагая что корабли этих типов равны по своим боевым качествам. Но 26 июля они выставили два корабля против одной «Славы» и не добились успеха. Казалось бы, чего уж проще: добавить еще один или два броненосца, обеспечив преимущество один к четырем, но этого сделано не было. Вместо этого в бой были отправлены «Нассау» и «Позен».

А ведь немецкий план операции строился в надежде выманить четыре линкора типа «Севастополь» из Финского залива на подмогу своим с тем, чтобы уничтожить их в генеральном сражении. Разумеется, русские дредноуты сидели слишком глубоко, чтобы пройти Моонзундским проливом в Рижский залив. Для того, чтобы бросить «Севастополи» в бой, следовало вывести их через горло Финского залива в открытое море. И 4-ая эскадра хохзеефлотте выглядела для этого идеальной приманкой: пусть и многочисленные, но старые корабли давали сильный соблазн русскому командованию сокрушить штурмующие Ирбенский пролив силы одним ударом. Другой вопрос, что на дороге к Ирбенам четверку русских линкоров ожидали восемь дредноутов и три линейных крейсера хохзеефлотте, но предполагалось, что русские об этом не знают.

Русские, получив шифры германского флота с потерпевшего крушение крейсера «Магдебург», об этом намерении немцев знали, но германский командующий, разумеется, не мог предполагать такого. Соответственно, ему следовало скрывать наличие своих дредноутов на Балтике, представляя дело так, будто бы немцы не располагают у Моонзунда ничем более серьезным, чем старые броненосцы. И все же он для продолжения операции отправляет на прорыв Ирбен «Нассау» и «Позен». Почему?

Можно предположить следующее.

Во-первых, вероятно, что тральный караван имел ограничение по ширине полосы траления. Это, в общем, объяснимо: чем уже фарватер, тем проще его тралить, тем меньше шанс тральщику подорваться на мине, а если тральщиков в избытке, то, вероятно, лучше перестраховаться, пустив их в несколько эшелонов с тем, чтобы по максимуму исключить пропущенные мины. Несмотря на привлечение значительных тральных сил (39 тральщиков 26 июля 1915 г.) в прикрытие трального каравана выделено только два броненосца. Во второй фазе боя 4 октября, германские дредноуты следовали за 19 тральщиками, однако «Кронпринц» все же следовал за «Кенигом», хотя и несколько левее его курса, т. е., вероятно, ширина их строя была меньше, чем если бы они шли в параллельных кильватерных колоннах.

Во-вторых, скорость трального каравана очень ограничена. Безусловно, в описаниях ТТХ германских тральщиков того периода мы можем увидеть скорость движения с тралом даже 15 узлов, но очевидно, что на практике ничего подобного не происходило. Для того, чтобы пройти Ирбенский пролив следовало тралить не более 45 миль, однако 26 июля немецкие тральщики, приступив к своей работе, в 03.50 даже и в 13.00 были крайне далеки от ее завершения.

Очевидно, что тяжелые корабли, прорывающиеся сквозь минно-артиллерийскую позицию, сильно ограничены в маневре и скорости. В отличие от наступающих, обороняющиеся таких ограничений не имеют, что и продемонстрировала «Слава» в боях 1915 г. Корабль перемещался вдоль кромки минного поля сначала с севера на юг, а потом в противоположную сторону, а когда попадал под огонь вражеских линкоров, всегда имел возможность отступить на восток, выйти за радиус действия германской тяжелой артиллерии и затем начать все по новой.

При этом основной целью для артиллерии обороняющихся являются не боевые корабли охранения, а тральщики, нарушение работы которых препятствует прорыву. А силы прикрытия идут за тральным караваном и на некотором удалении от последнего — хотя бы для того, чтобы успеть остановиться если идущий впереди тральщик подорвется на мине. Из этого очевидно следует, что расстояние между обороняющимся линкором и тральщиками будет всегда меньше, чем дистанция, отделяющая обороняющийся линкор от тяжелых кораблей прикрытия.

Ничто не мешает обороняющимся обстреливать тральщики с расстояния, близкого к максимальной дальности стрельбы. В этом случае, при достаточной плотности огня и при качественной системе управления огнем вполне можно обеспечивать накрытия тральщиков. В Моонзунде «Славе» это удавалось, хотя линкор не мог обеспечить первого и не имел второго. Как показала практика боев, регулярных накрытий трального каравана вполне достаточно для того, чтобы заставить его прекратить работу и отступить, даже при отсутствии прямых попаданий в тральщики.

Силам прикрытия трального каравана крайне сложно противодействовать такой тактике. При равной дальности стрельбы орудий у идущих за тральщиками кораблей может вообще не оказаться возможности вести огонь по противнику, либо же остается значительно меньше времени, потому что обороняющиеся лишь эпизодически будут входить в пределы досягаемости артиллерии наступающих. Но даже и в последнем случае линкоры, защищающие минно-артиллерийскую позицию будут находиться на острых носовых углах прорывающихся, что не позволит задействовать в бою всю тяжелую артиллерию атакующих. В то же время обороняющиеся способны вести бой всем бортом. Кроме того, медленно «ползущие» вперед тральщики представляют собой куда более легкую для пристрелки цель, нежели маневрирующий на 14 узлах и более линкор.

Если все вышесказанное верно, то получается, что ни трех, ни даже четырех броненосцев типа «Виттельсбах» и «Брауншвейг» не хватало для того, чтобы обеспечить безусловное превосходство над одной-единственной «Славой», пока она защищала минно-артиллерийскую позицию. Именно это и заставило германского командующего операцией демаскировать присутствие дредноутов и отправить в бой «Нассау» и «Позен». И они в итоге выполнили поставленную им задачу, но прорыв удался немцам лишь после того, как они ввели в бой два дредноута против одного эскадренного броненосца! Фактически речь идет о противостоянии кораблей, различающихся на два поколения: между «доцусимскими» броненосцами и дредноутами были так называемые «преддредноуты», значительно превосходящие в огневой мощи броненосцы предшествующих им типов.

В российском императорском флоте такими кораблями стали «Андрей Первозванный» и «Император Павел I», и, надо сказать, что, если бы 3 и 4 августа 1915 года Ирбенский пролив защищала бы не «Слава», а один из этих кораблей, то еще неизвестно, чем бы обернулось дело. Основная проблема «Славы» в бою 3 августа – малая дальность главного калибра, которую командиру и экипажу приходилось восполнять искусственным креном и тактическим маневрированием, но которая, конечно, не могла быть полностью компенсирована ни тем ни другим. А вот «Андрей Первозванный», имея 305-мм башенные установки с углом возвышения 35 градусов, мог стрелять двенадцатидюймовыми снарядами на 110 кбт, а 203-мм — на 95 кбт. То есть, находясь на пределе дальности германских 280-мм орудий, которые с такого расстояние вряд ли могли нанести смертельные повреждения нашему броненосцу, он мог одновременно обстреливать из 305-мм орудий один из дредноутов, а 203-мм пушками – тральный караван, и совершенно неизвестно, как бы это понравилось немцам. Кроме этого, следует учитывать, что на «Андрее Первозванном» и «Императоре Павле I» была установлена система управления огнем разработки Гейслера, обр 1910 г., и они, возможно, располагали лучшим СУО, чем была на «Славе».

Также автор рискнет утверждать, что, если бы Ирбенский пролив в 1915 г. защищала не «Слава», а один из линкоров проекта «Севастополь», то немцам пришлось бы удалиться не солоно хлебавши. Потому что русский дредноут, с его почти двадцатифутовыми дальномерами (а не «9-футовыми», как на «Славе»), дюжиной скорострельных орудий главного калибра, дальностью стрельбы тяжеленными 470,9-кг снарядами в 132 кабельтовых, что на две мили превосходило возможности пушек линкоров типа «Нассау», равно как и почти неуязвимой на таких дистанциях броней, представлял бы для немцев совершенно неразрешимую проблему.

К сожалению, русское командование не пошло на риск потери хотя бы одного дредноута и не отправило корабль типа «Севастополь» в Моонзунд. Причина понятна: в 1915 году вообще никакой линкор не мог пройти Моонзундским каналом непосредственно из Рижского в Финский залив, так что кораблю этого класса, ушедшему в Моонзунд, оставалось победить или умереть. Вот и отправили наименее ценную боевую единицу (выбрали между «Славой» и «Цесаревичем»). Что до 1917 г., то, несмотря на донноуглубительные работы в Моонзундском проливе, через него не могли пройти ни «Первозванные», ни «Севастополи». Так что возможность отступить в случае неудачи обороны Моонзунда была только у «Цесаревича» со «Славой», и, опять же, наиболее опытный и «понюхавший пороху» экипаж был как раз на «Славе».

В этом отношении можно только сожалеть, что при выборе основной базы императорского балтийского флота остановились на Ревеле (нынешний Таллин). В качестве альтернативного варианта предлагалось оборудовать такую базу в Моонзунде, а для этого углубить Моонзундский канал так, чтобы им могли проходить корабли всех классов отечественного флота. Если бы вариант с базой флота в Моонзунде был принят, то не приходится сомневаться, что в 1915 году попытка прорваться в Рижский залив натолкнулась бы на рожон двенадцатидюймовых орудий новейших русских дредноутов – с очень печальным для кайзерлихмарин результатом.

Основная причина, по которой немцам удался прорыв в Рижский залив в 1915 году и успех в операции «Альбион» в 1917 г., заключалась отнюдь не в порочности идеи минно-артиллерийской позиции как таковой, а в подавляющем количественном и качественном превосходстве германской материальной части. Немцы превосходили «Славу» решительно во всем: количестве стволов артиллерии главного калибра, дальности стрельбы, дальномерах, СУО и т.д. и это превосходство в итоге свело на нет преимущества русской позиции. В 1917 году к этому превосходству добавилась еще и проблемы гидрографии. Броненосцы М.К. Бахирева были крайне стеснены фарватером Большого Зунда и практически не могли маневрировать, превратившись в плавучие батареи.

Из всего вышесказанного можно делать следующий вывод: минно-артиллерийская позиция как форма обороны побережья в первую мировую войну полностью подтвердила свою состоятельность в качестве средства, позволяющего слабейшему флоту защищаться от атак сильнейшего. Но лишь при учете одной, важнейшей ее особенности: минно-артиллерийская позиция компенсировала только количественную, но не качественную слабость обороняющихся сил.

Иными словами, для того, чтобы успешно защищать минно-артиллерийскую позицию от атак эскадренных броненосцев, требовались равноценные эскадренные броненосцы, пусть и в меньшем количестве. Для того, чтобы противостоять атаке дредноутов, нужны были дредноуты. Защитить минно-артиллерийскую позицию более слабыми типами (и тем более – классами) кораблей было невозможно.

По результатам боев в Моонзунде вполне можно предположить, что четверка русских «Севастополей» с опорой на береговую артиллерию Ревель-Поркалаудской позиции действительно способна была отразить атаку хотя бы и дюжины дредноутов хохзеефлотте (по крайней мере до появления в составе кайзерлихмарин сверхдредноутов «Байерн» и «Баден» с их 380-мм главным калибром) и не пропустить германские корабли вглубь Финского залива. Но этого не смогли бы сделать ни четыре, ни восемь, ни двенадцать броненосцев типа «Слава», никакое количество мониторов, броненосцев береговой обороны и так далее.

Известно, что царская программа строительства дредноутов на Балтике в настоящее время периодически подвергается критике. При этом основные ее тезисы заключаются в том, что, поскольку мы все равно не могли добиться равенства с германским Флотом открытого моря, то не было смысла и начинать, что наши дредноуты все равно были обречены с началом войны отстаиваться в базах, а значит незачем было тратить крупные средства на их создание.

Но по факту только наличие дредноутов в составе императорского балтийского флота гарантировало неприкосновенность Финского залива, а если бы командование рискнуло послать корабль этого класса в Моонзунд, – то, возможно, и Рижского.

Завершая цикл статей о боях «Славы» и обороне Моонзундского архипелага, хотелось бы отметить следующее. В глазах современных исследователей реноме адмирала М.К. Бахирева оказалось сильно подмоченным результатами неудачно проведенного им боя у Готланда, в котором, несмотря на общее превосходство в силах, русский флот добился более чем скромных успехов. В итоге к адмиралу прилипла характеристика нерешительного и несамостоятельного флотоводца.

Но в условиях 1917 года, после февральской революции и последовавшей за этим мартовской резни морских офицеров, начавшейся с того, что матросы подняли на штыки вахтенного лейтенанта В.Г. Бубнова, отказавшегося менять Андреевский флаг на революционный красный (линкор «Андрей Первозванный»), Михаил Коронатович показал себя отчаянно храбрым и умелым командующим.

Уже самый факт того, что он оставался на своем посту, когда в армии и флоте распространились разброд, шатание и нежелание воевать, когда неповиновение офицерам стало нормой, а не исключением из правил, когда деятельность командиров была поставлена под контроль судовых комитетов, когда офицеры уже не могли знать, чего следует опасаться больше: превосходящих сил германского флота или же предательской пули в спину от нежелающих выполнять боевой приказ «товарищей», говорит о многом.

Сухие строчки рапорта М.К. Бахирева об обороне Моонзунда 29 сентября – 7 октября 1917 г. не могут передать всей трагичности ситуации, в которой оказались русские морские офицеры, рискнувшие остаться на посту и выполнить свой долг:

«Команда под влиянием агитации не доверяла офицерам; при постоянной близости к неприятелю результатом этого явилась излишняя нервность, в опасные минуты переходящая в растерянность, а в трудные – превращавшаяся даже в панику».

«Дисциплина, можно сказать, отсутствовала, и в командах было сознание полной безответственности и уверенности, что они все могут сделать со своими начальниками».

«Приказания начальников обсуждались комитетами, а то и общими собраниями команды и часто не исполнялись».

«Командир "Славы" капитан 1-го ранга Антонов незадолго до боя докладывал мне, что он вообще в своей команде не уверен и что во время какой-либо операции возможен случай, что команда решит не идти в назначенное место и в случае неисполнения ее желания перевяжет его и офицеров».

В свете вышесказанного не так-то легко обвинять контр-адмиралов Свешникова и Владиславлева (коменданта Моонзундского укрепрайона и начштаба дивизии подводных лодок) в трусости, когда они в преддверии боев самовольно бросили свои посты. Но Михаил Коронатович старался находить в сложившейся ситуации какие-то светлые стороны:

«Несмотря на все это, я был уверен и теперь мне кажется, я был тогда прав, что добрая половина судовых команд, пробывших с ранней весны в Рижском заливе, искренне желала дать отпор врагу и отстоять залив от овладения неприятелем».

ЦЕЛАЯ половина!

М.К. Бахирев правильно увидел опасность десанта на Даго и Эзель и требовал размещения дополнительной артиллерии для их защиты. Но штаб флота не верил в такую возможность и не нашел орудий для адмирала.

Немцы начали вторжение и подозрения адмирала «блестяще» подтвердились. На вверенные его командованию силы оказывается сильное давление: противник атаковал и острова, и Ирбенский пролив, и Соэлозунд. Все вокруг рассыпается, словно карточный домик: гарнизоны бегут не сражаясь, минный заградитель невозможно уговорить набросать мин, основа обороны Ирбен, «батарея Церель» предательски капитулирует… И вот в такой ситуации М.К. Бахирев умудряется вывести вверенные ему корабли на бой с многократно превосходящим его силы противником. Адмирал дал сражение у Большого Зунда в расчете на мизерный шанс удержать позицию и спасти оборону Моонзундкого архипелага. В бою он действовал безупречно, не допустив никакой тактической ошибки, но заведомо превосходящие силы немцев с учетом наличия у них карт русских минных заграждений не оставили Михаилу Коронатовичу ни единого шанса.

Действия М.К. Бахирева в Моонзунде следует признать умелыми и героическими, а с учетом того, какие команды были на его кораблях – героическими вдвойне. Разумеется, «благодарная» страна «сполна» воздала ему за его доблесть на поле брани.

Уже 2 января 1918 года адмирал был отправлен в отставку без права получения пенсии, а в августе того же года был арестован и освобожден только в марте 1919 г. Но он не бежал из страны, а стал сотрудником оперативного отдела Морской исторической комиссии (Морискома). В ноябре 1919 г. Михаил Коронатович был арестован повторно, по обвинению в содействии мятежу Юденича. 16 января 1920 года адмирал, столь храбро сражавшийся с превосходящими силами германского флота, был расстрелян.