Уходя в июне 1941 года на фронт, студент первого курса Ленинградского театрального института Николай Боярский думал, что к осени уже вернётся и продолжит учебу. Он даже не успел признаться в любви своей однокурснице Лиде Штыкан, в которую были влюблены почти все юноши института. С её фотографией в кармане гимнастёрки многие уходили на войну. Победу Николай Боярский встретил в Кёнигсберге - всю Европу прошагал с пехотой, был награждён медалями, двумя орденами Славы и орденом Красной Звезды. «Хороший ты солдат, Боярский, - говорили его командиры, - да жаль, что сын врага народа. И в звании тебя не повысить, и лишний раз к награде не представить».
Он не любил рассказывать о войне, но его боевом прошлом лучше всего рассказывают его наградные листы.
«…При штурме Турецкого вала 3.11.43 года проявил мужество и отвагу, уничтожив 3-х гитлеровцев».
«…17.08.44 года в боях за плацдарм на восточном берегу реки Веыта в районе села Сурьмини из автомата и гранатами уничтожил 6 гитлеровцев».
«…10 октября 1944 года в бою за местечко Михельсакутен он, одним из первых ворвавшись в местечко, уничтожил шофера противника, пытавшегося завести и угнать одну из автомашин. 12 октября в районе Клумбен он, огнем своего автомата уничтожив 11 солдат противника, не дал большой группе вражеских автоматчиков переправиться через реку и ударить во фланг нашим подразделениям».
«...В бою 24.01.45 г. в районе Христоплатен, при отражении контратак противника, он лично сам вел огонь из ручного пулемета и уничтожил 12 солдат противника... 25.01.45 г. в районе Тайт он, преследуя отступающего противника, зашел к нему в тыл и, перерезав своим отделением дорогу, рассеял и частью уничтожил до взвода вражеской пехоты. Сам сержант Боярский в этом бою уничтожил из личного оружия 6 гитлеровцев».
«...8.04.45 года в районе Кляйн Амалиенау он, обнаружив в одном из домов вражеского снайпера, подкрался к нему и уничтожил его из автомата. В этом же доме он взял двух пленных. В этот же день в районе Зоологического сада в одном из зданий старший сержант Боярский уничтожил из автомата 6 гитлеровцев и 14 взял в плен, доставив в штаб»
А вот что рассказывает о своём дяде актёр Михаил Боярский:
«Мой дядя Николай Александрович был скуп на воспоминания о войне. Возможно, он говорил о войне с теми, кто ее пережил и понимал. У него были две смешные истории о войне, приготовленные специально для творческих встреч со зрителями. Про осла, который «служил» у них в батальоне и всегда чувствовал, когда начнется обстрел. Перед обстрелом осел начинал дрожать мелкой дрожью. А вторая история - о том, как во время форсирования Днепра наши солдаты нашли склад гробов и на этих гробах, словно на лодках, плыли по реке. Немцы увидели плывущие гробы и с перепугу драпанули.
Но были и реальные страшные истории...
Наши войска сдали Ростов-на-Дону. Немцы взяли в плен тысячу советских солдат и показательно провели их по главной улице города. Мокрые солдатские сапоги задубели на холоде. Идти было трудно. Когда кто-то падал - немецкие автоматчики расстреливали обессиливших. Местные жители, стоявшие вдоль дороги, кидали солдатикам хлеб, ставили ведра с водой. Дядя шел в крайнем ряду. Когда автоматчик отвернулся, кто-то дернул его за рукав и затащил за спину горожан. Немцы не заметили, как его выдернули из толпы пленных. Приютила дядю донская казачка Матрена Ивановна. Она две недели прятала его у себя с риском для жизни, отнеслась как к сыну. Когда наши заняли Ростов, всех пленных немцы расстреляли. Получается, что дядя спасся чудом.
В их роте служил порядочный политрук, прибывший тоже из Ленинграда, который в личном деле написал, что дядя совершил побег из-под конвоя. Если было бы записано, что он попал в плен, уже не немцы, а свои могли бы его отправить в штрафбат, а то и хуже... Но все равно за этот «эпизод» его разжаловали из сержанта в рядовые.
В мирной жизни у дяди было два пиджака - один на все случаи жизни, а на другом висели его медали и ордена. Этот пиджак он надевал только 9 Мая. В День Победы дядя с утра шел в церковь, оттуда - в кафе выпить шампанского, а потом домой. В этот день к нему приходила вся родня, ну и я, разумеется. Он позволял себе быть героем только 9 Мая. А ведь геройских поступков он совершил много: например, орден Славы получил за то, что во время боя под обстрелом смог найти место разрыва перебитого провода, соединить его и восстановить связь между боевыми расчетами».
Актёры Победы. Пётр Глебов.
В 1941 году, по окончании Оперно-драматической студии К. С. Станиславского, Пётр Глебов был принят в Московский драматический театр им. К. С. Станиславского. Вскоре началась война, он добровольцем ушёл на фронт и стал зенитчиком. Служил в зенитно-артиллерийском полку, который охранял от гитлеровских самолётов западный сектор Подмосковья: Очаково, Переделкино, аэропорт Внуково.
«Война настигла актёра в один из самых лучезарных июней, им прожитых…» пишет в книге «Судьба Актёрская» друг Петра Глебова Юрий Папоров. После блестящего окончания театральной студии Петр был сразу же зачислен в штат Московского Оперно-драматического театра К. С. Станиславского, который должен был открыть свой первый сезон в сентябре 1941 года. Но грянула война. Противник неумолимо надвигался на Москву, и в начале сентября 1941 года вместо выхода на сцену Петр Глебов вместе с товарищами по театру и братом Федором добровольно пошли в военкомат и вскоре были отправлены в 193-й зенитно-артиллерийский полк под командованием М. Г. Кикнадзе. Пройдя курс молодого бойца и приняв присягу, Петр Глебов стал младшим сержантом и командиром орудия. «Красноармеец Глебов прибыл в расположение с гитарой» — вспоминает командир батареи В. Л. Вилков. — «На протяжении всех четырёх лет войны мы часто заслушивались пением Петра Петровича и в часы отдыха распевали вместе с ним». Старший брат Петра — Фёдор освоил на войне мастерство пулемётчика и был зачислен в 18-ю стрелковую дивизию. В одном из боев Фёдор был тяжело ранен и после госпиталя всю войну прослужил художником во фронтовой газете.
Пётр Петрович по прошествию многих лет так вспоминал военные будни: «Днем мы изучали боевую технику, а по ночам ставили заградительный огонь, не давая фашистским стервятникам производить прицельное бомбометание». Их батарея была размещена неподалеку от Солнцева и, иногда бойцы могли видеть за своей спиной зарево: казалось Москва горит… А когда рассеивался дым, и немецкий «юнкерс» распустив чёрный шлейф врезался в землю, крепла уверенность: Москву отстоять удастся.
К лету 1942 года налеты вражеской авиации прекратились. Солдаты и офицеры, только что отогнавшие от Москвы противника, продолжали неусыпно следить за обороной столицы, но времени у них появилось больше, и осенью 1943 года актёры-фронтовики обратились к командованию с просьбой разрешить ставить спектакли в полковом клубе в Баковке. Командование одобрило творческую инициативу бойцов. И красноармейцев стали отпускать в Москву на репетиции в театр Станиславского, который недавно возвратился из эвакуации. Решили ставить «Три сестры». Но вот случилось непредвиденное: накануне спектакля начальник медслужбы предписал всем побриться наголо в целях санобработки. Но какой барон Тузенбах без бороды?— все актёры были в ужасе, но приказу подчинились, и играли в париках. До последнего дня войны ставили актёры-фронтовики этот спектакль. «Три сестры» стали для Петра Глебова, по его собственным впечатлениям, самым запоминающимся спектаклем. Однажды актёры играли «сестер» на сцене Дворца культуры им. Ленина на Трехгорке. «И вдруг, — вспоминает Петр Глебов, — в зрительном зале кто-то выкрикнул: „Победа! Победа!“. Зрители, а за ними и мы — актёры, как были в гриме и костюмах, выскочили на улицу. Москва пылала в огнях салюта. Все обнимались, целовались, смеялись, а кто-то плакал от радости. Другие кричали „Ура! Победа!“. Вот когда был всеобщий подъём, сердечное единение народа!»
Много фронтовых историй мог бы рассказать сержант Петр Глебов, но о своей армейской жизни актёр говорить не любил. В своей автобиографии он написал: «Я — человек штатский, и вся моя профессиональная жизнь связана с искусством, но годы, проведённые в армии во время Великой Отечественной войны сыграли немалую роль в формировании моего сознания, физической и нравственной закалки в обстановке для меня совершенно необычной»
Актёры Победы. Павел Винник
Народному артисту России Павлу Борисовичу Виннику принадлежат многие рекорды отечественного кинематографа. Первую роль в кино он сыграл в далеком 1949-м, последнюю - в 2008-м. Почти 60 лет на экране! Другой рекорд, достойный Книги Гиннесса: Винник снялся более чем в 450 картинах. Да каких! Что ни лента, то "золотой фонд": "Смелые люди", "Добровольцы", "Испытательный срок", "Начальник Чукотки", "Неуловимые мстители", "Золотой теленок", "12 стульев", "Мимино", "Розыгрыш", "Чародеи", "Карнавал", "Мушкетеры, двадцать лет спустя".
Тем не менее сам Павел Борисович главной своей "ролью" в жизни считает миссию солдата-освободителя в Великую Отечественную, главным праздником - 9 Мая. А самой главной наградой - Победу
Когда началась война, Павел с родителями жил в Одессе. Отец сразу ушел на фронт, а уже в сентябре семья получила похоронку. «Я на всю жизнь запомнил 22 июля 1941 года, - вспоминает Павел Борисович. - Целый месяц страна воюет, а в Одессе все спокойно. Они налетели под вечер. Набросали бомб на оперный театр, на центральные улицы, где гуляли люди, - еще не все понимали, что началась война. Но самое страшное даже не это. Сбросив боезапас, самолеты снизились и на бреющем полете стали расстреливать бегущих по улицам. Помню, мы с мальчишками выбежали через сквозные дворы на Дерибасовскую и видим: у огромного тополя стоит девушка, в ногах у нее лежит убитый парень. Его труп увезли, а мы повели девушку домой. Она шла молча, окаменевшая от ужаса. У подъезда ее мама как закричит: «Галочка!!!» И вот тут с девушкой началась та-а-кая истерика. Знаете, я многое видел - весь фронт прошел пехотинцем, пережил гибель тысяч товарищей. Но этот крик... Я ночью мог просыпаться от него. Вот что такое для меня начало войны»
По словам Винника, он решил любыми путями попасть на фронт: «Я очень хотел туда! Да тогда все рвались на фронт. У всех гибли родные, близкие. Когда видишь смерть, невольно всей душой протестуешь и готов пожертвовать собой, чтобы прекратить эту бойню».
"В городе создавались «истребительные батальоны». Они состояли из рабочих, штатских – в общем, не военных. Когда началось наступление на Одессу, мы начали отступать – сначала по побережью, потом нас морем переправили в Николаев, а дальше снова по суше, на Северный Кавказ. Мама же успела уйти в Винницу к тетке и дяде. Мы отступали до Моздока. Интересно, что, хотя у нас были винтовки, считалось, что мы все еще не в действующей армии. Только под Моздоком была дана команда всех перевести в действующую армию. Мне не хватало возраста, но ребята приписали мне пару лет. Так я попал в 5-ю Ударную армию, 416-ю стрелковую азербайджанскую дивизию, в 1374-й стрелковый полк, в матушку-пехоту. И с ней я прошел до Берлина" - рассказывал Винник
«Что чаще всего вспоминается? Всякое было - и отступали, и наступали. Но самое страшное для меня - это когда после команды «Вперед!» ты должен выскочить из окопа, пробежать десять шагов, потом упасть и ползти. Так вот эти десять шагов были самыми страшными, даже штыковой драки не так боялись. Каждый раз, когда я шел в атаку, понимал, что это, наверное, конец. А жить хотелось... До Берлина осталось 60-70 километров, мы сидим в окопах и знаем, что Гитлер собрал все силы, чтобы не допустить его взятия. Уже и 100 грамм выдано, и перловку поели, и слышим: «Вперед!» Вдруг сзади нас зажглись прожектора - ослепили гадов! Мы остались живы, дошли и их побили. Тогда мы первый раз услышали, как они кричали: «Русский, не стреляй!», «Гитлер капут!» Вот там они стали пачками сдаваться»
«Никогда не забуду свой главный военный подвиг, - улыбается Винник. - Под Брестом мы напоролись на мощную танковую атаку, началось отступление, а мы его прикрывали. Подходим к лесу и видим наш разбомбленный обоз с ящиками из-под мин, вокруг убитые солдаты, лошади. Я поднял крышку, а там знамя нашего полка. Намотал его на голое тело, сверху надел ватник - и в лес. Нашли свою часть, а командиры там все ну такие мрачные, горем убитые. Говорю: «Товарищ старший лейтенант, я знамя принес». Он как закричит: «Да ты что, родной!» Обнимать, целовать стали... Ведь по законам военного времени потеря знамени автоматически означала расформирование части со всеми вытекающими последствиями. За спасение знамени я получил свой первый орден Красной Звезды, и эта награда для меня самая дорогая».
Еще Павел Борисович твердо уверен, что «не иначе как ангел-хранитель его оберегал». За всю войну - одно ранение. При взятии Варшавы его сильно контузило. Повезло, что ребята из родного полка ехали в дивизию за хлебом и случайно нашли его на поле боя, когда «боец Винник» ни говорить, ни слышать не мог, - был как полено. Сами и выходили
«Если бы не это, - считает актер, - меня отправили бы в медсанбат, полк бы ушел, а в войну потерять часть - это жизнь потерять. Я вам больше скажу. Никогда в жизни не говорил, что выжил благодаря своей храбрости, потому что это неправда. Я плевал на страх, это так, но остался жив только благодаря старшему поколению, потому что нас, мальчишек, они оберегали. Бывало, телефонный кабель перебит и моя очередь идти «вязать» провод, а он - на мине. И меня просто не пускали, шел кто-нибудь постарше и, случалось, не возвращался. Только им я обязан жизнью».
На вопрос, о чем он мечтал, лежа в окопах, Павел Борисович реагирует хохотом: «Честно? Получить вторые сто грамм... И конечно, все о победе думали. А вот оставлять свой автограф на стенах Рейхстага у меня вообще желания не было.
Кто-то расписывался, а кто-то на него ходил до ветру, мягко говоря. Самое волнительное и долгожданное было, когда объявили о капитуляции и конце войны. Такой тишины я больше никогда в жизни не слышал»
За боевой путь Павел Винник награжден
Орденом Отечественной Войны I степени,
Орденом Отечественной Войны II степени ,
Орденом Красной Звезды ,
Медалью «За взятие Будапешта» ,
Медалью «За взятие Берлина» ,
Медалью «За победу над Германией»
Оценили 32 человека
57 кармы