Этот рассказ озвучен мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/X8-91qV8y24
* * *
– Фриц – произнёс Матвей Семёнович сердито и снова вздохнул.
За окнами занимался рассвет. Из-за плотных туч солнце не показалось, а лишь обозначило себя на тёмном горизонте. И всё же светало…
Уже прокричали первые петухи на плетнях, в сараях замычали коровы, в загонах заблеяли овцы, и птичий хоровод, словно венец всему происходящему, не умолкал уже добрые полчаса. А старик всё никак не мог успокоиться. Он ворочался на постели с бока на бок, периодически вздыхал, покрякивал, переживал. И было отчего…
Вчера он получил недоброе известие от своей непутёвой дочери о том, что к нему направляется его единокровный внук. Да не тот, что любимый из Кемерово Сашка, а самый, что ни есть Фриц настоящий…
«Ну и имечко она ему выбрала – продолжал ворчать на младшую дочь старик – Ну, нет, чтобы Генка или Славка, а то на тебе назвала его Фриц. Ни дать ни взять зараза… А сколько уж он таких на войне повидал и не счесть – рыжих, белых, чернявых. Всех ненавидел самозванцев, всех с земли своей разорённой гнал. А теперь… А теперь ждал в гости очередного поганца… Да лучше уж помереть!» – сделал вывод расстроенный дед и перевернулся на другую сторону.
* * *
Старый состав заскрипел, заскрежетал и, наконец, остановился. Из поезда повалил взволнованный народ. Посматривая по сторонам, спустился на перрон и он, высокий белобрысый красавчик. Одет был молодой человек в джинсовые шорты, принтованную тельняшку, высокие кеды-сапоги, а на голове юнца красовалась бежевая с белым отворотом, да красною звездою шапка. Такие ушанки носили разве что в Европе, но ни здесь в России, ни зимой, ни тем более сейчас, в разгар лета… А потому на парня люди озирались, некоторые смеялись, а прочие крутили пальцем у виска. Однако Фриц ни на кого не обижался. Во-первых, потому что он жеста этого не знал, А во-вторых, чего ещё можно ожидать от этих иностранцев? Вон, мусор бросают где попало, пьют без памяти, да матерятся…
А уж он по-русски понимал… Славянскому языку выучила его мать. Мутер, правильнее сказать. Она переходила на него всякий раз, когда отпрыск её доставал – прогуливал занятия, огрызался… А последней каплей для женщины стало его бегство.
– Подумаешь, с друзьями в Баварии побывал! – Фриц возмущался.
И ничего, что отцовский Кадиллак помял, да за драку угодил в полицейский участок. Это парня мало волновало. Зато взволновало его другое.
– Ты едешь жить в Сибирь – заявил ему как-то Vater. – Может быть, там придёшь в себя?
Фриц удивлённо посмотрел на отца и засмеялся.
– Россия?! Вот это да! И вы меня в такую даль отправите? Не пожалеешь папа?
– Не пожалею – сказал, как отрезал Ганс. – А когда человеком станешь, возвращайся…
И вот он здесь, в этом Богом забытом месте, где наверняка нет ни Макдональдсов, ни ночных клубов, ни даже кабаре…
– Да уж – снова вздохнул Фриц. – Ну, что ж – вытащил он из своего кармана скомканный лист бумаги. – А теперь автобусом номер два, до аэропорта?
Но аэропорт, это было громко сказано…
***
На поле неровном, горбатом, со всех сторон окружённом тайгой, красовались лужи после дождя. Ни ограждений тебе, ни трапов, кругом одна полынь-трава. Где-то в стороне стояло несколько обшарпанных самолётиков.
Такие в Германии, конечно же, не летали. Там были лайнеры большие, с надписью «Люфтганза» на боку. Встречались экземпляры и поменьше, частные, но тоже очень красивые. А эти…
Эти назывались «Кукурузниками». Почему? Может быть оттого, что были похожи старые развалины на кукурузу?
Фриц вздохнул. Но, садится ему всё таки в такой придётся…
После длительного ожидания парень, наконец-то, оказался на борту. Внутри чем только не пахло – силосом, комбикормом и даже, как ему показалось, конским навозом… Фриц поморщился и приземлился у иллюминатора на длинную мягкую лавку.
Напротив него расположились трое. Рыбак в штормовке и в высоких резиновых сапогах, дед с рюкзачком, да старушка, что держала на привязи козу. Животное то и дело блеяло.
Фриц улыбнулся рогатой и попытался погладить её.
– А ну не тронь козу! – остановила его бабка – Она обхождения такого не любит! – сказала попутчица, как отрезала.
И молодой человек убрал руку.
И вдруг самолёт затрясло, как погремушку, он, скрежеща, быстро по полю покатил и, к счастью, уже через мгновение взмыл в воздух. Взору парня предстала бескрайняя тайга.
«Вот это красота! – подумал про себя Фриц – Такого он ещё, пожалуй, и не видел»
– Ты, сынок, чей будешь-то? – неожиданно отвлёк молодого человека от размышлений старик.
Юноша улыбнулся.
– Я не знаю – пожал плечами он – Кажется, какого-то Матвея Паклина внук.
– Матвея? – удивился дед – Так это ж мой сосед. Мы с ним с самого детства якшаемся. А меня Петром Алексеевичем кличут. А тебя как?
– Фриц…
В воздухе повисла гробовая тишина, и отчётливей стал слышен лишь рёв мотора.
– Тьфу, немчура проклятая – плюнула на парня и перекрестилась бабка – Ишо тебя нам здесь не хватало – резво отвернулась она от попутчика в сторону…
***
А в небольшом доме Матвея Семёновича пока всё было тихо. Негромко гудел на кухне старенький холодильник, мерно тикали на стене часы-ходики. В дальней комнате вещал включенный телевизор. Там, как раз, передавали новости…
Дед прислушался. В передаче вновь говорили о войне, правда не о Великой Отечественной, а о второй Чеченской.
– Да сколько же можно! – в который раз вспылил старик – Сколько же можно ребят сопливых губить? Много ль их в России ещё осталось? – пожилой человек почесал маковку – сначала Афганистан, потом первая Чеченская, теперь вторая. И конца и края не видать… – Матвей Семёныч покачал головой, задумался и вдруг о чём-то вспомнил…
На плите у него уже давно шкварчала картошка, и мужчина кинулся к ней, но было уже поздно. Порезанная намертво прилипла к сковороде…
– Вот и всё – удручённо произнёс дед. – Теперь придётся яйцом угощаться, да дожидаться обед. Пока ещё мясо сварится…
Он налил себе в кружку чёрного чая, достал из мешочка хлеб и сел за стол у окна заправляться. Как вдруг у забора что-то мелькнуло…
«Никак нечаянный гость пожаловал?» – подскочил на ноги пожилой человек и в мгновение уже стоял на крыльце.
А во дворе, его уже поджидал тот, кого старик совсем не рад был видеть. Высокий голубоглазый парень. Хозяин дома прищурился и остолбенел. Ведь на него смотрел он сам, Матвей, в свои семнадцать лет… Такие же ямочки на щеках, нос горбинкой, белёсые брови.
– Вот это номер! – вымолвил дед – Чистая немчура, а словно я…
Такого удара судьбы несчастный не ожидал и от возмущения даже поперхнулся.
– Привет! – будто не замечая ничего вокруг себя, сказал молодой человек – Я твой внук, кажется…
Подошёл он к старику ближе.
– Внук – наконец, отмер хозяин, затем посмотрел на странную шапку-ушанку и вдруг схватил её и зашвырнул в кусты.
– Клоуны нам тут не нужны – заворчал Матвей Семёныч – А звезду такую ещё заслужить надо – развернулся он и вновь отправился в дом.
А обескураженный малый остался.
– Вот это приём! – наконец, выдал он – Вот это характер! Мутер просто отдыхает… – улыбнулся юноша – Ну, ничего мы ещё посмотрим кто кого…
* * *
Со времени приезда фрица в «Бережки», так называлась дедовская деревня, прошло уже несколько дней. Но парень здесь практически ничем не занимался. Великолепно себя чувствовал, пил, ел, на диване валялся, да всё в приставку немецкую играл. И, как-то раз, Матвей Семёныч не сдержался. Он подошёл к гостю со стороны.
– А ну, вставай зараза! – приказал он отпрыску сердито – Пошли в сарайке прибирать!
– В какой сарайке? – удивился внук.
– В такой. Щас покажу – недовольно крякнул старик и из дома вышел.
Следом за ним нехотя отправился и Фриц.
Сарайкой называлось помещение для коров, покосившаяся деревянная развалюха. Животных внутри не было.
– А где же эти, мууу?! – изобразил на голове козу непутёвый внук.
– А эти на лугу сейчас пасутся. Да ждут, когда ты баламут дерьмо за ними уберёшь.
Фриц поморщился.
– А если я не хочу?
– Ну, тогда к матери с отцом отправляйся. Я, ты знаешь, тебя не держу…
Парень нахмурился.
– Родители меня тобой наказали…
– Да ну? Видать насолил ты им шибко. Тогда прошу – усмехнувшись, протянул старик отпрыску вилы – Ну, а я лопату возьму…
И вскоре Фриц с дедом уже работали внутри. Коровий помёт вместе с сеном нужно было скрести, выметать, скоблить и вывозить в огород на тачке.
И парня в первый раз стошнило. Он вытер рукавом брендовой рубахи свой рот.
– Видел бы меня сейчас Скот…
– А Скот, это кто? – не обращая на недомогание внука никакого внимания, продолжил чистить сарайку крепкий старик.
Хотя и дышал уже тяжело.
– Скот – это мой друг американский. Он со мной вместе в старшей школе учится…
– И что?
– А то. Он говорит, что на фермах только низшие классы трудятся.
– Да, кажется, где-то я это уже слыхал…
Матвей Семёныч остановился. Морщинистой рукой вытер со лба пот, поправил выползшую из брюк клетчатую рубаху, затем облокотился на черенок.
– А твой Скот к какому классу относится?
– К высшему, думаю…
– Значит, стало быть и ты?
– Ну, да…
– А все остальные выходит скоты?
Парень кивнул головой и вдруг улыбнулся. И тут старик размахнулся и толкнул внука прямо в навоз. Рубаха брендовая вся в дерьме утонула.
– Это твой Скот скот! – произнёс дед, да так, что перечить ему не хотелось – И ты вместе с ним, ежели так же думаешь! Не для того я на фронте воевал, чтобы такое слышать! И ни тебе сопляку людей на классы делить!
Матвей Семёныч бросил лопату.
– Вечером приду, чтобы сарайка блестела. Нет, значит поезжай к отцу!
И ушёл.
***
Летние ночи в деревне были короткие. Вроде вот только вечерние птицы пели, а уже кричат петухи. И всё жужжит, чирикает, ползает, квочкает…
Огромный овод, стартовав с огуречного листа, покружил немного над огородом, приблизился к дому, воткнулся в прозрачное стекло, исследовав его поднялся выше, и, наконец, влетел в открытое окно. Попетляв несколько по комнате, он приземлился Фрицу прямо за воротник.
– Тeufel! – подскочил на постели ужаленный парень – Что б тебя! – перешёл он на русский язык, почесал укушенное место, потёр глаза и осмотрелся.
Рядом не было ни души. Дед, аккуратно заправив свою кровать, уже «отчалил».
«Ну, и старик?! – подумал про себя Фриц – Ни дать, ни взять боярин!»
Значения этого слова юнец не знал, но думал, что с родни оно понятию «богатырь».
«Это ж надо какой силищей обладает, одной левой меня уложил! А с виду так вроде и не скажешь. Щуплый, худой, неказистый. Но гора… Да… – молодой человек подумал немного – А жить по его правилам мне всё же придётся – парень вздохнул. – Но как?»
С детства его все опекали – мать, бабка Фрида, отец, гувернантки, няньки, кухарки, личный wachman. А теперь? А теперь он был предоставлен сам себе. Но ни этого ли он всю жизнь добивался?
В это время с улицы донёсся громкий крик.
– Федька, выходи! – проголосил, словно труба, старик.
«К кому это он обращается?» – удивился Фриц.
Но, на всякий случай, решил побыстрее собраться и через минуту уже стоял во дворе.
Дед сидел на лавке, а вокруг него бегали малыши, маленькие ягнята…
– Ты меня это, прости – вдруг насупился пожилой человек и посмотрел на внука серьёзно. – Как-то Фрицем тебя называть язык не велит. Фрицы навродь нам враги. Может, я буду тебя Фёдором кликать?
Парень пожал плечами.
– Кричи…
– Вот и ладно – обрадовался дед. – Давай, помоги.
Он притянул к себе маленького барашка.
– Стриги…
– Чем?
– Да, вот этим – показал старик на лежавшую рядом с ним ручную машинку.
– Да, я не умею…
– Тогда держи и смотри…
Фриц перехватил ягнёнка, а дед стал аккуратно его брить. Шерстяная шуба медленно сползала. А испуганный малыш блеял и брыкался. Но из рук парня было не удрать…
– Сколько у тебя их? – спросил родственника Фриц.
– Баранов? Да голов сто или сто пять…
– Сколько? – поперхнулся внук, потом потихоньку пришёл в себя – А где же они?
– На пастбище все, с пастухом пасутся. Ты их потом поглядишь… – сказал дед и продолжил выполнять роль цирюльника.
***
В тот день они ещё много чем занимались. Окучивали картошку, поливали огурцы, пилили дрова. Фриц с непривычки очень устал, болели ноги, спина, руки просто отнимались. Парень подул на свои набухшие мозоли.
– Это ничего – наговаривал ему старик. – В труде герои рождаются!
«Герои – усмехнулся Фриц. – И что тут героического? Полоть, копать, садить… Хотя может быть это и верно…»
А на следующие сутки всё повторилось снова. И через неделю юнец уже к работе привык. Не жаловался, ни причитал и отдыха не просил…
А в субботу Матвей Семёныч заявил.
– Сегодня в баньке попаримся!
– В какой баньке? – удивился Фриц.
– В русской, в самой, что ни наесть настоящей… – улыбнулся пожилой мужчина и пошёл её топить.
Баней в России называли маленькую бревенчатую избушку на краю огорода с предбанником, да деревянным полком. Она, отчасти юному гостю напомнила финскую. А потому парень в неё смело вошёл, но у порога отчего-то остановился. Уже на входе ему сделалось плохо.
– Может я это – стал заикаться Фриц – как всегда у колодца обмоюсь?
– Да, нет уж, проходи – помахал перед носом внука еловым пучком старик.
И молодой человек обречённо вздохнул. Он не спеша разделся в предбаннике, педантично сложил на лавку свои вещи и ступил внутрь того, что скорее назвал бы адом. Жар в бане стоял неимоверный! Кругом висела густая пелена, вода в баке кипела, печь шипела. Фриц сиганул до трёхступенчатого полка и улёгся туда, где пониже.
– Вот это даа… Африка настоящая!
Тут из-за двери возник дед.
– Был в Африке-то?
– Был…
– И как там?
– Да попрохладнее, чем в вашей бане…
Матвей Семёныч улыбнулся.
– В вашей! В нашей! – произнёс он весело – Баня парит, баня правит! – вновь сказанул старик непонятное и добавил – Сейчас загар тебе оформлять будем…
Тут мужчина сунул еловый веник в тазик с водой, потряс им, а затем хлестнул Фрица по спине. Тот от неожиданности подпрыгнул.
– Лежи – приказал ему дед. – А потом меня попаришь – стал охаживать он колючими прутьями тело внука.
Но парню почему-то было совершенно не больно. То ли иголки в кипятке размокли, то ли возникла потребность естества?
– А русского в тебе всё ж таки больше! – выдал старик довольно…
***
Она передвигалась по пыльной просеке медленно, будто пытаясь проснуться, часто кивала головой, трясла бело-жёлтой гривой, то и дело махала хвостом. Пятнистая, низкорослая, тяжелокрупая тянула скрипучую телегу за собой. А вокруг простилалась тайга…
Загадочная бескрайняя, будто сотканная из крепких стволов кедров, сосен, елей, берёз, никого не звала к себе в гости. Царство болот, лишайников, мхов, не просто берегло себя от дурного глаза, но и отгоняла чужаков.
Вот и Фрица она встретила неласково. Полчище мошек, оводов, комаров набросилось на него со всего маха и принялось грызть, да так, что парень чуть успевал отбиваться. Но всё было напрасно. Кровопийцы метили ему прямо в нос, уши, глаза…
– Да, что б тебя – всякий раз вскрикивал малый, активно размахивая руками – Ну, и привязались зараза!
С противоположного края повозки за мучениями внука наблюдал его дед.
– Ты бы сетку-то москитную на бошку надел – сказал старый. – С нею гнус поди ж то тебя не покусает.
Фриц взглянул на пожилого ездока, управлял он лошадью умело и в штормовке защитного цвета был похож сейчас на опытного лесника. И парень осмотрелся.
– А где ж она?
– Да воон, в телеге под моими сапогами…
И молодой человек достал москитную, надел её на себя и натянул сетку. Перед глазами всё сделалось в клетку, и густой лес, и ухабистая дорога, и голубое небо, и облака, а ещё маленькая собачонка Лялька, что бежала следом. А вот оводы и комары от парня, наконец-то отстали. Теперь они со страшной силой грызли старика. Но тот, будто этого не замечая, только дёргал поводья, да покрякивал.
И тут Фриц не сдержался.
– И как ты здесь живёшь? Кровососы кругом, глушь, даже нет интернета?
– Интернета? – переспросил Матвей Семёнович, но, сообразив, что всё равно не поймёт объяснения внука, добавил. – Ты бы, Федька, лучше поинтересовался, как мамаша тут твоя жила.
– И как?
– Да так же, как и ты всё пищала. Ох, и капризная девка была! Случалось, сядет у окна и причитает: «Не могу я больше на вашу деревню смотреть. Устала…» А от чего здесь уставать-то? Воздух свежий, природа, река – Матвей Семёныч подумал немного. – Как хоть она?
– Нормально – Фриц пожал плечами. – У матери фирма своя. Разные там дела…
Старик вздохнул печально.
– По родным-то местам чать скучает?
– Ага – соврал парень.
– Вот и я говорю, нет ничего дороже любимого края – дед покачал головой. – Супружница моя, Мария Фёдоровна, стало быть, бабка твоя, как об Люськином отъезде в Германию узнала, так и слегла. А через полгода и совсем померла – пожилой человек поморщился – Немцы-то в войну всю семью её расстреляли… Нооо, пошла! – не договорил Матвей Семёнович, крепко стеганул лошадь вожжёй, и та быстрее побежала.
А Фриц задумался.
«Расстреляли? – вдруг повторил про себя он – Странно, почему мать мне ничего об этом не рассказывала?»
О Второй Мировой он, конечно же, знал, был со школьной экскурсией в Рейхстаге, слышал о зверствах фашистов и о миллионах погибших, но чтобы война коснулась его родных?
Парень пожал плечами.
Может быть, дед ему всё наврал? Мало ли как бывает? Вон он какой странный…
«А если всё таки это правда, значит выходит я сын врага?» – не успел домыслить молодой человек, как вдруг услышал.
– Всё, кажись, приехали!
Свернула телега в сторону и вдруг выкатила на небольшое открытое поле. Там сушилась уложенная неровными рядами скошенная трава. Она благоухала такими ароматами, что парень в ту же минуту обо всём позабыв, успокоился. А дед вручил отпрыску грабли.
– На держи – сказал старый. – Сено подтаскивай, а я копну собирать стану… – отправился Матвей Семёныч трудиться в поле…
***
Работа в тот день шла нескоро. И только лишь через два часа первая копна была готова. А ещё предстояло поставить как минимум две…
Старик переместился чуть поодаль и снова принялся укладывать траву, ту, что подгребал ему Фриц. Разговаривать Матвей Семёныч не любил, долгое одиночество сказывалось, а потому слушал стрекотание кузнечиков, пение птиц, да всё на внука поглядывал. Тот же, не обращая на деда внимания, делал своё дело…
«Какой же он всё ж таки прыткий! – подумал про себя старик – Хотя, наверняка и трудится не привык, и не держал ничего тяжелее вилки. И всё же орёл! Это уж у него моё! А всё остальное – мужчина вздохнул – чистый ариец. Аккуратный, щепетильный…»
И тут Матвей Семёныч спросил.
– Кем работает твой отец?
– Мой отец? – удивился юнец, остановился, посмотрел на деда – Мой отец владелец ветеринарных клиник.
– Бизнесмен, стало быть?
– Стало быть. Но он ещё сам животных оперирует…
Старик одобрительно кивнул головой.
– Ну, это он у тебя молодец – пожилой человек подумал немного. – А дед?
– Деда нет. Он погиб, когда я только родился…
– Погиб?
– Да, на машине разбился…
– На машине – повторил мужчина.
И тот час представил сытого бюргера. Наверняка, он служил и не исключено, что Гитлеру. Ах, поганец! Ах поразит!
Матвей Семёныч снова насупился и вновь посмотрел на внука.
– Чего встал? – сказал он грубо – Подтаскивай траву! – продолжил собирать старик копну…
***
Дедовская деревенька тихая, будто сонная, разлеглась на двух невысоких холмах единственной улицей. Улицей под названием «Ключи». Хотя заграничный гость переименовал бы её в «Песчаную».
Песок белый, зыбкий, сухой, словно просеянный ситом, хрустел под ногами, гонимый ветром, перемещался с места на место, пылил…
В солнечный день на этой подстилке любили погреться свиньи. Они укладывали свои тучные тела ровно посередине дороги и радостно хрюкали.
А неподалёку, суетясь, бегали куры, петухи, важно вышагивала горластые гусаки, носились игривые дворняги…
Фриц, при виде последних, улыбался, а после, спускался по узкой тропинке меж огородов к реке, чистой, прохладной… На противоположной берегу которой, словно стражники плотной стеной высились сосны. Парень раздевался, заходи в воду, плыл, до тех пор, пока не устанет. Затем он переворачивался на спину, смотрел в небо и думал обо всём. О своей беззаботной жизни в Германии, о шумных вечеринках и весёлых друзьях, о красивых девушках, которых у Фрица было много. А ещё он думал о своём теперешнем существовании. Не сказать, чтобы оно ему особенно нравилась. Работать приходилось от зари, до зари, пугало полное отсутствие цивилизации. И всё же что-то во всём этом было. Может быть некая правильность, первозданность? А ещё юношу поражали старики, те, что свой век в селе доживали.
Конечно они поначалу встретили его в штыки. Видано ли дело, немчура пожаловала! А потом ничего привыкли, отошли и даже о здоровье интересоваться стали. Вот только Фрицем называть так и не смогли. Всё больше Фёдором, да Федькой. Но парень на них не обижался, приветствовал при встрече, улыбался и даже о Европе кое с кем говорил. Особенно его донимала тётка Маня.
– Вот ты мне скажи – спрашивала она гостя. – Пенсии у ваших стариков большие?
– Не знаю – пожимал плечами Фриц.
– Ну, как же не знаешь. Плохо старики вашенские живут?
– Да, нет, отдыхают, в круизы разные плавают…
– Круизы? – удивлялась собеседница – А что это?
– Это путешествия на корабле по морю…
– По морю? – повторяла бабуля – И надолга?
– Ну, да…
– А как же хозяйство, куры, коровы? На кого они их оставляют?
Но на это парень уже старушке ответить не мог. И разговор на том завершался.
Фриц вновь переворачивался на живот, плыл. Воспоминания исчезали. Оставалась лишь вода приятная…
***
Дни после покоса установились жаркие. Июльский зной не обещал прохлады. Пот катил градом даже в тени. А потому Матвей Семёныч пока решил с работой по огороду повременить и уселся на сквознячке между домом и сараем столярничать.
Обращался он с деревом умело, как научил его в своё время отец, сосланный в Сибирь зажиточный крестьянин. А потому поделки у Матвея выходили славные. Вот резная шкатулка, а там табурет, а здесь скамья витиеватая. А сейчас руки умелого мастера украшали буфет, вернее створки будущей мебели. Старик резал, строгал, пилил, и большего счастья ему было не надо. И всё же что-то тревожило пожилого человека. Прошлое не отпускало, душило, истязало, заставляло переживать.
– Даа – то и дело вздыхал мужчина и вновь продолжал вспоминать.
Родился Матвей Семёнович уже давно, ещё в двадцатые. В коллективизацию вместе с родителями приехал сюда в глухую Сибирскую деревеньку, да так тут и остался. Детство своё мужчина старался не вспоминать, а чего там помнить то, голод, холод, да смерть старших братьев? Из одиннадцати ребятишек в те годы у матери с отцом осталось двое, он да его сестра.
А дальше была одна работа с утра до ночи и с ночи до утра. А потому школу Матвей не кончил, некогда было науки познавать. Но всё же грамоте его обучила мать. Он умел читать, считать, а всё остальное жизненный опыт.
А после пришла война, страшная, суровая. Матвей отправился воевать. Попал рядовым на передовую, а там уж с пехотой прошёл пол Европы, если Украину с Белоруссией не считать. Но самым страшным для Матвея все эти годы было убивать. Случалось, нажмёт на курок, пригнётся, а в ответ в него пули летят. Вот и гляди кто кого, то ли сам, то ли его смертушка хвать.
А уж про рукопашную и говорить не приходится! Колол врага в Бога мать, когда штыком, а когда и сапёрной лопаткой. И уж некогда было лиц разбирать, лишь бы противника одолеть, да самому в живых остаться…
– Да уж – произнёс Матвей Семёныч. – Такого навидался, что и не передать, до самой гробовой доски вволю хватит…
– Чего вздыхаешь? – вдруг услышал дед знакомый голос с соседнего двора.
И тот час над забором возникла мужская голова седая и весёлая.
– Пётр, ты что ли? – спросил старик товарища сурово.
– Ну, я. Как поживаешь?
– Да, как всегда. Видишь, буфет лажу.
– Ага. А как твой внук? Привыкает?
– Привыкает. Только вот толку от его привыкания. Всё равно к себе в Германию укатит.
– Укатит, но всё же Родину предков поглядит…
– Поглядит. Только где его Родина, там или тут, кто его знает?
– Конечно же здесь, Люська ж твоя русская…
– Русская. А родился внучок там и отец у него германец…
– Дааа – теперь уже почёсывал затылок сосед. – И всё же я полагаю, он наш. Кровушку то славянскую ничем не разбавишь, а если и разбавишь, то не пополам – сделал вывод Пётр Алексеевич – Ну, что ж, пока – сказал старинный товарищ и пропал…
***
Сегодня ночью они оба не спали, хоть и дико устали, и вместе искупались в реке. Но, не смотря на это, крепкий сон всё никак не шёл. Матвей Семёнович периодически ворочался с боку на бок, а Фриц, размышляя, смотрел в потолок, да на луну за окном поглядывал. Та висела ярким блюдом на чёрном полотне в окружении звёзд. «Вот так бы взять и в космос полететь – подумал про себя юнец – И никаких тебе забот…»
И вдруг где-то на окраине села громко завыли волки. Парень невольно вздрогнул, а дед, будто почувствовав волнение внука, тот час открыл глаза.
– Не бойся – сказал старик спокойно. – Это наши деревенские псы на покойника голосят…
– На покойника? – испуганно переспросил Фриц.
– Ну, да. Видать помер кто-то – мужчина вздохнул тяжело. – Теперь у нас в каждой избе старик на старике…
– А молодые где?
– Молодые все в город укатили. Приезжают, конечно, по весне, да летом ягодой угостится, а ещё ребятишек на каникулы сдать. А так… – Матвей Семёныч махнул рукой – Никому мы теперь не нужны, не государству, ни собственным детям…
Дед снова вздохнул.
– А покойники они не страшны. Спят себе тихо, как голубки. Уж ты мне поверь, я погибших на фронте много видел… Вот взять, к примеру, мирное население. Фашисты, когда из сёл уходили, всех убивали и баб, и стариков, и малышей. Кого вешали, кого сжигали, кого просто стреляли. Вот и лежали, безвинные души кто где, кто на солнышке, кто в теньке, а кто и головёшками в истлевшей избе… Я в те годы примерно в твоём возрасте был. И меня тоже тогда часто дрожь колотила, а потом ничего освоился, привык…
И вдруг Матвей Семёныч в лице изменился.
– И знаешь, что меня поразило?! Это же надо, какими извергами быть?! Беременную женщину изнасиловать, убить, живот ей вспороть и груди отрезать…
Старик застонал, рукой взялся за сердце и отвернулся к стене.
– Теперь она у меня перед глазами стоит – мужчина вдруг перестал говорить и лишь только добавил – Всё, спи…
Но сон у Фрица не просто прошёл, а будто испарился. Он подскочил на диване, сел, да так и сидел недвижно. Если бы всё это он только раньше узнал, может быть и не поехал к деду. Ведь стыдно! Стыдно за зверства своих немецких предков в глаза старику смотреть… Стыдно…
***
Месяц в деревне пролетел незаметно. И вот уже август наступил и холоднее стали рассветы. В огороде уже давно созрели огурцы, и дед вместе с Фрицем их засолил, а теперь ждал, когда вырастет картошка, да округлятся капустные кочаны.
А десятого числа Матвей Семёныч сообщил: «Скоро именины мои, стало быть, нагрянут гости». Но кто конкретно, не уточнил…
А на следующее утро пожаловали они. Сын Матвея Николай с отпрыском Сашкой, да дочь Катерина с двумя девочками близняшками. Последние, как две капли воды были похожи на мать, рыженькие и худые. А звали их Дарьей и Марией.
Но больше всех заграничному гостю пришёлся по душе Николай – высокий, широкоплечий, седовласый, лицом весь в деда, а так добродушный весельчак… А вот, двоюродный брат Фрицу не понравился. Молчаливый, чернявый, одет был парень кое-как, к тому же прыщавый. Фриц поздоровался с ним и отошёл в сторону. И только лишь из объятий дяди Коли молодому человеку было не удрать.
– Ну, что здорово! – накинулся он на племянника – Как дела?
– Нормально…
– А Люська как, не икает? Мы её тут недавно вспоминали. Ох, и хулиганкой твоя мамаша была! Девчонкой бывало везде с пацанами: и яблоки воровать, и голубей стрелять, и клады искать… А теперь уже большая…
– Большая – согласился с Николаем Фриц.
– И почему-то не приезжает. Всё дела?
– Ага…
– Вот и я говорю, не дать не взять разбросало… Разбросало нас всех кого куда. Я в Кузбассе, Катерина в Питере, Людмила в Германии. Даа – Николай закатил глаза, а потом вновь взглянул на племянника – Ну, а ты как сюда? Навсегда?
Парень пожал плечами.
– У меня школа…
– Школа? – удивился дядя Коля – А я думал, ты уже студент. Но это ничего, учись пока молод. А то вон будешь, как мой бестолковый – Николай посмотрел на поникшего Сашку – в институт идти не захотел, вот и отправился со мной работать в шахту. А у нас, ты знаешь, там и чихнуть-то страшно – мужчина вздохнул тяжело – Ну, что ж пойдём что ли? Давненько я родных стен не видал – ступил в родительский дом дядя Коля.
***
А на следующий день спозаранку, перед празднованием своих именин, глава семейства решил заколоть двух баранов.
– А как же – сказал старый. – Татьяна Сергеевна придёт – учительница ваша – взглянул Матвей Семёнович на повзрослевших детей. – Тётка Маня, сынок её Егор, Андрей Михалыч, бывший колхозный агроном, Васька, тракторист местный. Ну, и Петро.
– А Петро это кто? – не удержавшись, спросил Фриц деда.
– Пётр Алексеич, мой сосед, с которым ты на самолёте ехал…
– Не ехал, а летел…
– Какая к шутам разница – вспылил старик – В общем, дружок мой закадычный Петька.
Матвей Семёныч помолчал немного, успокоился.
– Катерина, давай тесто на пельмени меси – стал раздавать дед указания. – Николай, ножи точи. Сашка, картошки в огороде копни. Я же в погреб за самогоном, а ты – посмотрел старик на Фрица – а ты, Федька, загон отвори, да калитку крепче держи, не то сметут тебя окаянные…
– Кто сметёт-то? – снова не понял Фриц.
– Ети её мать, бараны!
И парень отправился в загон.
Тот, сколоченный из горизонтальных досок, был построен рядом с домом. Но чтобы к нему пройти, нужно было пересечь большой двор, а перед тем открыть ворота. Однако не успел Фриц приблизиться к калитке, как вдруг увидел, как огромное стадо, поднимая на улице пыль столбом, несётся к дому. И тут парень трясущимися руками стал развязывать бечеву, ту, что калитку с основной изгородью соединяла. Но у него ничего не получалось, толстая верёвка, затянутая узлом, не поддавалась. И Фриц стал резать её перочинным ножом, который всегда носил в своём кармане. И вот, наконец, бечева порвалась. Но было уже поздно, бараны дружной толпой вбегали во двор. И вдруг неожиданно к парню со всех ног подлетел Сашка. Он резко оттолкнул растерянного в сторону и распахнул калитку настежь. Животные набились в широкий загон и как по команде встали. А Фриц перевёл дыхание.
– Шустрее надо быть – сказал недовольно двоюродный брату, запер рогатых и вновь отправился в огород…
***
А в это время в прохладном погребе было темно и сыро. Кругом пахло землёй и мылом, которое Матвей Семёныч отчего-то тоже здесь от дневного света хранил…
А ещё вдоль стен стояли стеллажи, на которых мирно соседствовали и грибы, и помидоры, и огурцы, и все, конечно же, в банках.
Старик окинул взглядом свои богатства, довольно крякнул и достал с полки запотевший бутыль. Затем он вынул из горлышка пробку, нюхнул самогон и, не раздумывая, его отпил. По телу деда пробежал приятный хмель, и лицо налилось краской.
– Годнаа! – вдруг произнёс старик и тут же хлебной коркой закусил.
После он вновь бутыль закрыл и уселся отдохнуть на низкую лавку. Но вскоре веки пожилого человека слиплись, и он, прислонившись к холодной стене, застыл.
И вот к нему во сне пришла она, та, которую Матвей до сих пор любил. Его единственная, его жена…
– Маша – вдруг произнёс старик. – Как ты?
– Я в порядке. А ты?
– И я. Знаешь, а ведь Люська то нам родила…
– И кого?
– Парнишку. Фрицем его назвала…
– Это ничего, главное, что наш он…
– Ага. Я его Федькой кличу. Ох, и смышлёный малый и работящий…
– Работящий?
– Да…
– Значит, весь в тебя…
– В меня – Матвей Семёныч задумался. – А был бы я то? Если бы ты меня тогда не спасла…
И вспомнил старик, как лежал пацаном после боя весь окровавленный под разбитым танком в месиве из снега и песка. И как подползла к нему она, Маша, худенькая девчонка-медсестра, да как тащила на себе, приговаривая.
– Не помирай, родной! Не помирай! Прошу тебя. Война, что вода, прольётся и не останется. А мамке ты нужен живой. Слышишь?!
– Да…
– Вот и ладно…
– Ладно – повторил Матвей Семёныч и открыл глаза.
Не скоро ещё мужчина пришёл в себя, а как оправился, наверх засобирался.
– Война, что вода – вздохнул старик тяжело. – Война, что вода…
***
Вечерело. Тёплый ветер, поднимая занавески на окнах, разносил запах съестного по всему селу. Соседский щенок, пепельный бестолковый, повёл мокрым носом, пролез под забором и побежал, радостно виляя хвостом, по чужому двору. А увидев белых несушек, остановился. Те, важно вышагивая по песку, делали вид, что его не замечают. И тут малыш разогнался и со звонким лаем ворвался в куриную толпу, устроив там переполох весёлый.
– Ах, ты хулиган непутёвый! – поднял щенка на руки, кое-как поймавший его Фриц, погладил всего, и отнёс к забору – А ну ступай обратно – определил он непрошенного гостя в лаз, и сам тоже в дом отправился.
Там уже всё было готово.
Стол ломился от деревенских яств. Взору парня предстали и варёная картошка, и зелень, и щи, и пельмени, и малосольные огурцы, и мясо, запечённое в русской печи… Фриц присел с краю на лавку и посмотрел на собравшихся.
Напротив него восседал дядя Коля, тётя Катя с дочерьми, баба Маня. Сашка с дедом расположились чуть дальше. Остальных юнец не знал, но вскоре со всеми познакомился.
Какие же они были смешные, забавные, простые. Женщины в цветастых платочках, а мужики… Загорелые лица, грубая кожа, седые виски и все как один в чём по дому ходили в том на «банке» и пришли.
Парень улыбнулся украдкой и вдруг вспомнил свои немецкие рауты. Слабый пол, как правило, поблёскивая бриллиантами, являлся на званые ужины в вечерних платьях, сильный, в модных костюмах, да во фраках. И всё там было чинно, благородно, без суеты…
А здесь?!
– Наливай, Семёныч, пока не ушли! – кричал тракторист Василий задорно.
– И то верно – поднял свой бокал Николай. – А ты чего сидишь? – вдруг обратился к племяннику дядя Коля – А ну, давай – плеснул он Фрицу мутной жидкости в стакан. – Пей за здоровье деда, да закусывать не забывай!
– Ты его там больно-то не соблазняй – вдруг погрозил пальцем сыну старик. – Мал он ещё самогонку-то нюхать…
– Мал?! Да, он уже мужик!
– Мужик, не мужик, а здесь парня к этому делу нечего приучать! – дед подумал немного – Хотя, если только по одной?
– За тебя! – посмотрел Фриц на именинника, улыбнулся и по русскому обычаю, чокнувшись со всеми, выпил.
Но тот час об этом пожалел. Огненная жидкость прожгла юноше пищевод и где-то в желудке остановилась. Парень сморщился и тут же затолкал огурец себе в рот. «Да уж. Это тебе не виски!»
А за столом началось! Анекдоты, хохот, разговоры. Побеседовать русские люди любили. О ценах в магазинах и перестройке, о развале Союза и о войне, о правительстве, к которому относились очень плохо… И тут, бабка Маня, посмотрев на остальных, запела, протяжно, громко, да так, что её подхватили и дядя Коля, и Катерина, и Пётр, и весь сидевший вокруг народ. А Фриц в изумлении открыл рот. Ведь раньше он ещё никогда не слышал, как душа человеческая поёт. А она не просто пела, страдала…
По диким степям Забайкалья,
Где золото моют в степях,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с суммой на плечах!
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с суммой на плечах…
– Так – вдруг прервал стройный хор Матвей Семёныч. – Давайте-ка мы с вами ещё выпьем. – поднял он свой стакан кверху – За победу! – произнёс дед, опрокинул в себя самогон, губы вытер, а потом, неожиданно, спросил – А ну-ка, Федька, скажи, кто с Гитлером войну выиграл?
Фриц, растерянно посмотрел на собравшихся и вдруг выдал.
– Американцы…
– Кто?! – старик в ужасе на стуле подскочил и от возмущения прыснул – Да, твои американцы истинные засранцы! Только и знали, что на людском горе карманы набивать, а как поняли, что мы Родину, да пол Европы освободили, сразу кинулись воевать! А нам, ты знаешь, их помощь уже была без надобности! – пожилой человек перевёл дыхание – Мы столько жизней за победу положили, что и не сосчитать! Мёрзли, голодали, вшивили, родных, товарищей теряли, костьми ложились, на танки с винтовками ходили! Ты хоть знаешь, что такое, когда в разные стороны оторванные руки, ноги летят?! А я всё это видел! А ещё видел замученных, сожжённых и убитых! Но тебе этого не понять! Ты же у нас европеец, ети её мать! И вообще, немец, ты и есть немец! – махнул дед на отпрыска рукой, а тот, молча встал, и из дома вышел…
***
Застолье, которое началось так весело, вскоре утихло. Люди, переживая случившееся, ещё посидели немного, а после заката и совсем разошлись. И в доме осталась одна Катерина. Она, вместе с дочками, мыла посуду, а Матвей Семёныч с Николаем на крылечке курил.
– Даа, не думал я, что всё так выйдет – жаловался старшему сыну на внука старик. – Я ведь его поганца уже за своего принял…
Матвей Семёныч вздохнул тяжело.
– К нему со всей душой, а она вон как?!
Николай затушил сигарету и посмотрел на отца.
– Пап, а пацан-то ведь ни в чём не виноват. Чего ему там в Европе говорят, то он и повторяет…
– Повторяет – согласился дед. – А своего мнения, что ли, у него нет?
– Стало быть, нет… – Николай подумал немного – И вообще, чего ты хочешь? Он ведь и вправду немец. А им наша победа разве нужна?
– Не нужна – кивнул пожилой человек. – Но только – старик подумал немного – Если бы не она, то никого бы не было, ни Люськи, ни Катьки, ни тебя, ни тем более Федьки…
– Это-то да… – Николай посмотрел куда-то – Не было – он вновь чиркнул спичкой. – А Людка-то хороша! Как же можно истории своей не знать и не рассказать об этом своим детям?
– Чегоо? Истории? – вдруг сморщившись, переспросил дед – Какой истории? Она с остальными-то предметами в школе никак. Считать научилась кое-как и то ладно… Помню, из Москвы своей прискакала и хвастает: «Замуж, мол, выхожу за иностранца». «За кого?» – спрашиваю. «За иностранца. Буду за границей жить, да на кабриолетах кататься!» Вот теперь и катается… А Федька – Матвей махнул рукой. – Разве в ум-то войдёт с такой-то мамашею?
Старик поник головой.
– И где теперь он?
– Не переживай, батя, Сашка его сейчас мигом найдёт!
– Дай-то Бог…. Дай-то Бог…
Но Фриц в тот день так и не нашёлся…
***
Сурова русская тайга! Днём жара, ночью холодно. И мошкара, мошкара… Она искусала его, буквально, всего и живого места не оставила. Но парень, не разбирая дороги, всё шёл. Куда? А кто его знает? Прямо. Через овраги и буреломы, через поляны. Вот поваленная сосна, а там лишайники, а здесь высокая трава. И снова холодно. Холодно так, как не было никогда…
Фриц растёр себя ладонями. Только бы ему сознание не потерять. Только бы не потерять сознание…
И тут где-то в небе грянул гром.
«Этого ещё мне не хватало – сказал про себя парень, вздохнул – И зачем я только в тайгу пошёл? Не знаю – юноша пожал плечами – Да нет. Наверное, знаю – он скрипнул зубами. – А чего он? Что я ему фашист какой-то? Немчура! Немчура! Думает мне приятно? Чёрте с два!»
И вдруг Фрица подвела нога. Она зацепилась за высокую корягу и парень, падая, со всего маха ударился о сосну лбом.
«Вот и всё – подумал про себя он – Больше я, наверное, уже не встану. Никогда…»
Юноша вдруг вспомнил свой дом, отца, маму и деда, который, наверняка, его теперь везде искал…
***
Уже четвёртые сутки Матвей Семёныч не спал. Уже четвёртые сутки… И всё было вокруг кувырком в поисках внука. В поисках того, кого он по нетерпимости своей потерял.
– Ах, какой же я балван! – не переставая, корил себя дед – Какой же я глупый!
Однако одними угрызениями совести парня было не вернуть. А потому, чтобы найти его, старик подключил всё село, а Николай вызвал поисковиков.
Спасатели на вертолёте обследовали округу. Матвей же вместе с сыном и товарищами, разбившись на группы, отправился в тайгу.
Поход людей длился уже не первые сутки. Но пока результата не дал.
– Федька! – то и дело кричал пожилой человек – Федя!
Но ему отвечало лишь гулкое эхо, да безмолвная тайга. В еловых кронах тихо шумел ветер, да шуршала под сапогами высохшая трава.
И вот, наконец-то, уставшие расположились у костра, поставили чайник и решили пообедать. Однако старик о еде и не помышлял. Он сидел в сторонке и переживал.
«А если внука убила гроза или того хуже?» О том, что может быть хуже Матвей думать не стал. Простит ли он тогда себя?
«Но всё же, если ты жив, куда мог отправиться? – мысленно спрашивал поисковик – Наверное, туда, где уже был? А был ты там, где мы с тобой кедровую шишку сшибали. Но то место уже давно позади. Значит, ты потопал дальше. А дальше… – не успел домыслить старик, как вдруг что-то ему показалось странным.
Дед посмотрел на товарищей, но те, ничего не замечая, разговаривали, да угощались чаем. И лишь собака Лялька, только что лежавшая у ног спасателей, навострила уши, подскочила и залаяла.
Матвей Семёныч тут же встал на ноги.
– Лялька, за мной! – выкрикнул он и быстрым шагом отправился за рванувшей вперёд дворнягой, на звук, который ни с чем перепутать не мог.
То был слабый стон. Стон его внука…
Он обнаружил его неподалёку, лежащим в овраге, всего израненного, изнеможённого, но живого.
– Федька! – волнуясь, подскочил Матвей к юноше, опустился на колени, перевернул его и приподнял голову – Федька!
Парень медленно открыл глаза.
– Дед. Как ты?
– Я в порядке. А ты?
– И я – Фриц чуть улыбнулся. – Дед я немчура?
– Ну, что ты. Ты наш русский, а если и немчура, то своя…
Юнец облегчённо вздохнул.
– Ты прости меня…
И тут старик поперхнулся. По морщинистой щеке его покатилась слеза.
– Ну, что ты родной? Это ты меня прости дурака старого. Это ты меня прости дурака…
* * *
Воздушный шарик ярко-голубой долго летел за своим хозяином. По Ленинградскому проспекту, по Тверской, по Охотному ряду и только лишь на Красной площади малец его отпустил.
И шарик тут же в воздух взмыл и растворился в небе.
– Ура! – громко закричал малыш – Победа!
– Победа! – подхватил его радостный отец – Победа!
И не было их ликованью конца.
Как не было конца и бесконечному людскому потоку, в котором они сейчас вместе шли. Бессмертный полк, так называлось шествие. Бессмертный полк…
Здесь соединялись помнящие сердца, души целых поколений уже ушедших и ещё живых. Старые и молодые несли портреты тех, кто мир от страшного врага освободил…
Удобно расположившись на плечах родителя, малыш посмотрел на фотографию пожилого человека, которую держал в руках своих.
– Папа, это мой дед?
– Нет, прадед – ответил Фриц.
И вдруг мальчишка повторил.
– Это мой прадед, Матвей Семёнович Паклин. Он воевал храбро и фашистов победил. А я его правнук…
* * *
Автор Светлана Чуфистова. Рассказ Немчура. Журнал Смена №9 Сентябрь 2019
Светлана Чуфистова. Рассказы.
Чуфистова Светлана. Изба читальня.
* * *
На этом всё, всего хорошего, канал Веб Рассказ
До свидания.
Оценили 2 человека
2 кармы